Шпион в Юрском периоде - Геннадий Прашкевич

— Помнишь, я рассказывал тебе об эксперте?

— Ну да, — вспомнил я. — Конечно, помню. Система человек–машина. Ты об этом?

— Вот именно! — обрадовался Лендел. Если Диоген лез в бочку не из нищеты, а из тщеславия, то Лендел лез в бутылку вообще просто из‑за неверно воспринятой информации. При этом не в бутылку, а действительно в западню. — Я говорил тебе: в системе человек–машина одинаково важны как первый, так и второй элементы. — Лендел хищно пробежал взглядом по заложникам, и его длинный нос дрогнул. — Но любую систему ведет человек, Эл. — Лендел нервно хихикнул. — Мы это недооценивали. Представь редкостный, великолепный, божественный инструмент. Ну хотя бы скрипку, Эл. Любой дурак сможет извлечь из нее звуки, сотня или даже тысяча сыграет сносно: десяток — отменно, но только один–единственный сыграет божественно! Понимаешь? Я говорю об эксперте, о гении программных импровизаций, о человеке, который, как никто, владеет своим уникальным компьютером. Теперь до тебя дошло? — Лендел наслаждался эффектом, хотя не забывал следить за прикрытой дверью. — У меня хорошая голова, Эл. Вы все недооценили мою голову. Вы пошли на поводу у легенды, забыв об эксперте. Вы решили убить его машину, а убивать надо создателя. Так вернее. Дело не в машине, а в человеке.

Он оборвал свой горячечный монолог:

— Выясни, Эл, кто из них эксперт!

Значит, Лендел действительно никогда не видел эксперта. Я покачал головой, но подошел к заложникам. Все они были в обыкновенных комбинезонах, которые обычно носит технический персонал. У одного из нагрудного кармана торчала логарифмическая линейка. Он был веснушчат, маловыразителен, испуган, но не потерял соображения, потому что не спускал с меня глаз.

— Эл! — суетливо командовал Лендел из‑за баррикады. — Погляди на их ладони. Я знаю, что эксперт дважды обжигал правую руку кислотой, у него должен быть на ладони след.

— Руки! — приказал я.

Все трое молча, как манекены, вытянули перед собой связанные в запястьях руки. Вены вздулись, лица потемнели от напряжения. “Через час они начнут падать, — подумал я. — Они не дождутся спасения”. Значит, надо играть свою игру. Я повернулся, чтобы сообщить Ленделу, что эксперта среди заложников нет, но веснушчатый заложник опередил меня:

— Я — эксперт!

Его нелепое признание, несомненно, было продиктовано страхом, но Лендел по–детски обрадовался:

— Эл, ты слышишь? Тащи эксперта сюда. Будем выбираться отсюда вместе. А если умрем, он умрет с нами. Поддай ему, Эл!

Силу применять не пришлось.

Как только я скинул петлю с веснушчатого, он сам кинулся к баррикаде, с отчаянием повторяя: “Не стреляйте. Только не стреляйте! Я — эксперт”.

— А почему на тебе комбинезон техника?

— Я работал в лаборатории.

— Ты слышишь, Эл? — Лендел сиял. Он готов был довольствоваться любой информацией.

Но я с ним не согласился:

— Почему ты веришь этому человеку?

Реакция Лендела меня испугала.

— Ты эксперт? — заорал он.

Веснушчатый тоже впал в отчаяние:

— Да! Да! Да!

Они оба — сумасшедшие.

Будь у меня оружие, я не колебался бы.

— Руки! — заорал Лендел. — Покажи руки! Быстрее! Торопись! Видишь, Эл, у него на ладони след ожога!

Я промолчал. Никаких ожогов на ладонях техника не было. Лендел видел только то, что хотел видеть.

— В угол! Лечь на пол! — приказал Лендел заложнику и, когда тот уткнулся в пол, повернулся ко мне: — Эл, л могу тебе верить?

— Как себе.

Я был искренен.

— Тогда займи место в петле эксперта. — Ленделом давно уже двигало сумасшествие. В любую секунду его палец мог нажать на спусковой крючок.

— Хорошо, — сказал я, боясь испугать его. — Хорошо, Лендел, я займу место этого техника. Но дай мне слово, что ты не начнешь стрелять, пока у нас есть шансы договориться с теми, кто стоит за дверью.

Он удивился, но, подумав, не без торжественности объявил:

— Обещаю, Эл. Мы выкарабкаемся.

Поворачиваясь, я споткнулся об опрокинутый стул.

Это случилось так неожиданно, что Лендел вздрогнул и непроизвольно нажал на спуск. Автоматная очередь взрыла плитки паркета и я воспользовался секундным замешательством. Еще летела щепа, еще грохот автомата рвал тишину, а я вцепился в горячее ускользающее из‑под пальцев горло Лендела. Только борясь с ним, я понял, что он действительно не в себе. Только сумасшедшие обладают такой невероятной силой. Но я и сам был к тому моменту сумасшедшим. И к моему сумасшествию примешивалось неистовое нежелание потерять всё, до чего я получил шанс дотянуться. Несколько раз я бил Лендела ребром ладони по горлу, и каждый раз неудачно. Наконец удар получился. Лендел охнул и выпустил из рук автомат. Странно всхлипывая, он упал на колени и обеими руками схватился за горло. Его вырвало.

Тяжелая рука Лесли опустилась мне на плечо:

— Оставь, Миллер. Хватит.

Я выпрямился.

Поразительно, как много мы успели поломать мебели.

Я даже ухмыльнулся. Лесли напрасно радовался. Несомненно он считал, что выиграл у меня, но в Бэрдоккском деле его тоже обуревали сходные чувства. Именно сейчас я увидел путь, который уверенно вел к победе меня. А не ошибался ли Лендел, говоря о некоей равнозначности машины и человека? Мне вдруг пришло в голову, что выигрыш заключается в верном ответе на этот вопрос.

Чего хотел шеф? Уничтожить компьютер эксперта.

Чего хотел Лесли? Защитить компьютер и заполучить эксперта обратно.

Чего хотел бедняга Лендел? Держать эксперта при себе.

Значит, понял я, ключ к игре находился сейчас у шефа. Этим ключом, несомненно, являлся эксперт. Но я боялся, что шеф может не понимать этого. Я боялся, что он начнет торопиться. Все зависело теперь от того, сумею ли я помешать гениальному импровизатору вернуться к своему инструменту.

Я не забывал, что одним из объектов обмена должен быть я, но мой мозг сам собой рисовал мрачные картины такого удачного обмена. Я видел потрясающие картины вполне возможного будущего. С мрачной отчетливостью я видел, как год за годом совершенствуется машина эксперта. Одна за другой сходят со сцены промышленные фирмы страны, разоренные фирмой “Счет”, и как вся информация постепенно скапливается в запоминающих блоках машины эксперта. В итоге фирма “Счет” растет, как ледяной айсберг, подминая под себя все и вся… Одна–единственная фирма, решающая судьбы всех граждан огромной страны, огромного государства, в конце концов, мира… Почему нет?.. Разве не этим выражена гениальность эксперта?..