«Еврейское засилье» – вымысел или реальность? Самая запретная тема! - Андрей Буровский

Для властей и для знати Монтефиоре — английский лорд. Его принимают с исключительными почестями, сэр Мозес удостаивается аудиенции у императора Николая I, после чего по указанию царя его посещают министры Уваров, Нессельроде и Киселев. По пути от границы до Петербурга он встречается с представителями местных властей. На банкете, устроенном генерал-губернатором Виленского края в честь гостей, присутствовала вся русская и польская знать.

Сэр Монтефиори уже из Лондона прислал Николаю I обширное письмо с предложениями вообще освободить евреев от ограничений, дать им «равноправие со всеми прочими подданными», «а до того возможно скорее уничтожить ограничения в праве жительства и передвижения в пределе черты оседлости», разрешить поездки во внутренние губернии и так далее.

Что мог ответить Николай? В основном довольно слабыми словами, что, мол, права евреям будут даны постепенно.

Второй раз Монтефиоре был в России в 1872 году. От имени английских евреев он принес императору Александру II поздравления по случаю празднования 200-летия рождения Петра I. Для почтенного пожилого гостя по приказу царя был приготовлен экстренный поезд. Сэр Монтефиоре участвовал во всех торжествах и, наверное, считал: эмансипация евреев Российской империи не за горами.

К сожалению, он ошибался. Не Монтефиоре с Дизраэли довелось жить в эпоху еврейских погромов. Они успели отреагировать только на первую волну погромов весны — лета 1881 года. Еврейские заступники лишь заложили основы международной системы, которая сработала в Великую Погромную Эпоху.

Баллада о погромах

Наверное, интуиция играет все же большую роль, чем мы думаем. Убийство императора Александра II в еврейской среде было воспринято как страшная трагедия. Едва ли не в большей степени, чем в среде русских верноподданных.

Во всяком случае, когда до общества дошла весть о смерти Александра II, волнение, порой переходящее прямо-таки в ужас, охватило образованное еврейство. Мол, вот сейчас и начнется! Откуда такой страх? Откуда уверенность, что убийство царя хоть как-то отразится на судьбе образованных евреев, на судьбе евреев вообще, на еврейском вопросе? Ведь в убийстве Александра II замешана только одна еврейка, Геля Гейсман, и то замешана далеко не на первых ролях.

Объяснений может быть два, при всем разнообразии вариантов внутри каждого из них:

1. Евреи имели такую устойчивую репутацию врагов существующего режима, что гнев лояльных подданных неизбежно должен был обрушиться на них — независимо от реальной виновности.

2. Положение образованных евреев зависело только и исключительно от воли царя… Причем вполне конкретного царя — Александра II. Стоит ему исчезнуть — и этим людям тоже конец.

Во всяком случае, волнение — возникло. Всего 6 недель после цареубийства — и погромы «внезапно с громадной эпидемической силой охватили обширную территорию».{6}

Насчет «территории», впрочем, имеет смысл внести уточнение: в 1881 году не произошло ни одного погрома ни в Белоруссии, ни в Польше, ни в России. Все поганенькие события этого рода произошли на территории Украины и Новороссии — то есть в первую очередь там, где еще в XVII и XVIII веках бесчинствовал Хмельницкий, а потом гайдамаки Железняка и Гонты.

Убили императора 1 марта. 15 апреля произошел первый погром — в Елизаветграде (ныне Кировоград). Началось все с того, что некий мещанин распространял слух: мол, евреи убили царя, и велено их всех перебить, но власти это скрывают. Очень может быть, и был какой-то конкретный провокатор… Но как легко послушались его многотысячные толпы! Как, оказывается, был готов народ к тому, чтобы «бить и спасать»! Мало того, что заварилась каша в Елизаветграде, так еще и из соседних сел и деревень на подводах ехали крестьяне — хотели поживиться имуществом ограбленных евреев.

Гарнизон, стоявший в Елизаветграде, не был готов ни к чему подобному и бездействовал. Прибывшие кавалерийские части прекратили погром уже 17 апреля. По одним данным, убитых, раненых и изнасилованных в этом погроме вообще не было, шла охота только за имуществом евреев. По другим данным, был убит один еврей. Это сообщение несколько странное… впрочем, приведем его полностью: «…один еврей убит. Погром был подавлен 17 апреля войсками, стрелявшими в толпу громил»{7}. Странность в том, что стреляли в толпу громил, а убит тем не менее только один еврей… Солдаты по громилам то ли все до единого промазали, то ли специально били выше голов — так надо все это понимать? Или все проще — составителей Краткой еврейской энциклопедии больше никто не интересует?

Уже из Елизаветграда погромы перекинулись на селения и деревни; пошло в Одесскую губернию, особенно в село с чудесным названием Ананьино и на весь Ананьевский уезд. В селах погромщики главным образом разбивали кабаки и похищали спиртное.

В Киеве 23 апреля войска предотвратили вспышку, грозившую погромом, — рассеяли возбужденную толпу. Но 26 апреля погром в Киеве возобновился, и был это чуть ли не сильнейший из погромов 1881 года. По поводу его последствий одна и та же Краткая еврейская энциклопедия сообщает, что то ли «несколько евреев было убито»{8}, то ли погром «обошелся без человеческих жертв».{9}

Погромы широко раскатились по Киевщине, прошли в доброй полусотне селений, в Конотопе, Нежине, Ромнах, Переяславе, Борисове, Александровске, перехлестнули в села Полтавской, Черниговской, Екатеринославской губерний. В основном шло разграбление имущества евреев как в их частных домах, так и в принадлежащих им кабаках и магазинах. В отдельных случаях это были какие-то микропогромы — например, об одном погроме на Черниговщине известно, что он состоял в разграблении магазина готового платья.

Это были первые и сравнительно с последующими очень незначительные и не кровопролитные погромы. Но, разумеется, на них тут же возникла западная реакция. И не только западная: российская либеральная интеллигенция высказала полную уверенность: погромы организует само правительство!

В либеральном фольклоре передавались слова, приписанные Александру III: «А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев!» Вообще либеральный фольклор начинает играть неоправданно большую роль в революционном движении. Если нет доказательств того, что хочется видеть, — приходится придумывать. В ход идут «сильные» аргументы типа: «Говорят, что…», или «Все знают, как…».

Тогда, в 1880–1900 годы, никто не упоминал ни массовых убийств, ни изнасилований, ни каких-то чудовищных зверств. Но прошло всего полстолетия, и в 1920–1930 годы об этих погромах стали писать в другом тоне: «…изнасилование женщин, убийство и искалечивание тысяч мужчин, женщин и детей. Позже выяснилось, что эти беспорядки вдохновило и продумало само правительство, которое подстрекало погромщиков и препятствовало евреям в их самозащите».{10}

Даже Г. Б. Слиозберг, дающий обычно очень взвешенные оценки, в 1933 году заявил, что «нет… сомнения, что уже тогда нити погромной работы могли бы быть найдены в Департаменте полиции»{11}. И даже бросает обвинение: а почему правительство не пыталось «оправдаться от обвинения в допущении погромов?».{12}

Правительство вовсе и не считало нужным оправдываться. Оно полагало, и не без оснований, что агитировали простонародье, мутили воду народники. Когда делегация еврейской петербургской общественности обратилась к Александру III, император говорил барону Гинцбургу, что погромы — дело рук «безответственных элементов», анархистов, а для правительства все подданные всех национальностей и всех вероисповеданий одинаковы.

Правительство полагало также, что дело в «экономическом порабощении» крестьян и городских низов евреями. Это мнение разделяло больше людей, чем можно было бы сразу подумать.

Агитация народовольцев и впрямь была, было и прямое участие членов «Народной воли» в погромах. В наше время это признается и еврейскими авторами: «активная пропаганда народников (как членов «Народной Воли», так и «Черного Передела»), готовых поддержать народное движение на какой угодно почве, в том числе и антисемитской».{13}

Ни в то, ни в другое в еврейской среде не верили. Почему? Я могу найти только одно объяснение — а потому, что не хотели в это верить. В еврейских либерально-демократических и революционных кругах царила другая, более удобная для этих кругов версия: «Правительство желает погромов, оно должно иметь козла отпущения. И когда потом уже достоверные свидетели с юга точно подтверждали, что то подстрекали социалисты, — продолжали верить, что то вина правительства».{14}