Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны - Мухаммад ан-Насави
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И наконец, он упомянул, что его отец приказал ему вести себя благопристойно, если он встретит в этой стороне какую-нибудь часть султанских войск, и предостерег его от проявления чего-либо такого, что сорвало бы покрывало приличия и противоречило бы принципу уважения.
Однако не было проку /13/ от его учтивости, и сила упорства султана от этой любезности не убавилась. У султана было вдвое больше, чем у Души-хана, людей и [были] военачальники, умеющие наступать и атаковать, и он был убежден в том, что если бросит несколько своих отрядов против него, то оставит от него лишь пепел, который подхватят буйные ветры, рассеивая его на север и на юг.
И султан ответил: «Если Чингиз-хан приказал тебе не вступать в битву со мной, то Аллах всевышний велит мне сражаться с тобой и за эту битву обещает мне благо. И для меня нет разницы между тобой и гюр-ханом и Кушлу-ханом, ибо все вы — сотоварищи в идолопоклонстве. Итак — война, в которой копья будут ломаться на куски, а мечи разбиваться вдребезги».
Тогда Души-хан понял, что если он не примет сражения, то его надежды окажутся ложными и настанет его конец. И он прибег к сражению и искал выхода в битве. И когда встретились оба противника и сошлись [в битве] оба ряда, Души-хан лично атаковал левый фланг султана, разбил [этот фланг] наголову и заставил обратиться в бегство в беспорядке в разных направлениях. Султан был близок к разгрому, если бы наступательное движение его правого фланга против левого фланга проклятого не восстановило [положения]. Так была предотвращена беда, был уплачен долг и была утолена жажда мести, и никто не знал, где победитель, а где побежденный, кто грабитель, а кто ограбленный.
Обе стороны оторвались друг от друга в этот день для того, чтобы еще раз утром возобновить битву утром следующего дня. Безбожники ночью развели множество огней, показывая, будто они твердо стоят [на своих позициях] и проводят ночь с намерением сразиться, а [тем временем] они, подгоняя коней, под покровом ночи проделали за эту ночь расстояние двух дней пути[101].
А душой султана завладели страх и убежденность в их храбрости; он, как говорят, в своем кругу сказал, что не видел никого, подобного этим людям храбростью, стойкостью в /14/ тяготах войны и умением по всем правилам пронзать копьем и разить мечом.
По возвращении в Самарканд султан наградил владетельных эмиров, увеличил их икта' и повысил их в чинах, титуловав Бучи-Пахлавана — Кутлуг-ханом и Огул-хаджиба — Инандж-ханом[102]. Наконец, каждого из них он наградил разным добром за храбрость и стойкость.
Мы только что изложили события из жизни султана Мухаммада для того, чтобы объяснить появление татар, а остальные сообщения о нем мы продолжим далее до того времени, когда в отношении султана исполнилось предначертанное решение и дни его истекли по соизволению Аллаха. А затем, если будет угодно Аллаху, мы доведем рассказ до сообщений о Джалал [ад-Дине] — то есть до желанной цели.
Глава 5
Рассказ о том, как султан направился в области Ирака в шестьсот четырнадцатом году[103]
Когда положение султана возвысилось и его дело стало славным, мир предстал перед ним в самом блестящем своем одеянии, а солнце его государства взошло из самых щедрых мест восхода. Диван его войска включал в свой реестр около четырехсот тысяч всадников, и он направил свое усердие на то, чтобы добиться господства и власти в Багдаде, таких же, какие были у рода Сельджукидов[104]. Он не раз отправлял послов с такой миссией, но не получил согласия на то, о чем просил, так как там знали, как он занят в Мавераннахре и Стране тюрок. Ведь каждый раз, когда он искоренял какое-нибудь их племя, появлялось другое, о котором не слыхали ранее. Между тем он не оставлял намерения получить то, чего хотел, и [считал], что наступит время, благоприятное для исполнения желания и осуществления надежды.
Кади Муджир ад-Дин 'Умар ибн Са'ад ал-Хорезми[105], которого султан выделял /15/ и отличал особо и не раз посылал в Багдад, рассказывал мне: «Последнее мое посольство в Багдад имело целью предъявить требование Дивану» — именно то, о котором мы упомянули. Они (чины дивана халифата) отказали ему в этом, полностью отвергли все его [домогательства] и сказали: «Поистине, чередование династий, превратности века, захват Багдада бунтовщиком, благоразумный отъезд имама ал-Ка'има би-амри-ллаха — да будет благоволение Аллаха над ним — из Багдада в Хадисат 'Ана, а затем помощь, которую он получил от Тогрул-бека ибн Мика'ила, и вся эта известная история сделали необходимым, чтобы род сельджуков управлял Багдадом[106]. Иначе не было бы безусловно очевидно, что они со временем станут опорой халифата, будут повелевать здесь и запрещать, как они желают и как им нравится. И как бы мы ни нуждались в подобном, это не означает, что мы дадим согласие тебе на то, на что согласились с теми. Разве того, что ему (султану) дарованы обширные державы в отдаленных друг от друга странах, недостаточно, чтобы отказаться от стремления к столице Эмира верующих и к местам упокоения его праведных предков?»
Далее он сказал, что при возвращении его сопровождал шейх Шихаб ад-Дин ас-Сухраварди[107] — да смилостивится над ним Аллах — в качестве ответного посла, увещевателя, который должен был удержать султана от того, чего он добивался.
По этому поводу переписка возобновилась и снова повторилась, однако без всякого результата. Ко всему этому Прибавилось еще их пренебрежение к людям султана, следовавшим по дороге к Мекке, да защитит ее Аллах всевышний! А до султана дошло, что к паломникам главы исмаилитов Джалал ад-Дина ал-Хасана[108] отнеслись лучше, чем к его людям. Это еще больше разбередило рану и стало как бы солью, посыпанной на язву.
Я слышал, как упомянутый кади говорил о шейхе Шихаб ад-Дине, что когда тот прибыл к султану, то его высокое положение и значение, его превосходство над шейхами века по его достоинствам требовали, чтобы он был отмечен /16/ большим уважением и почетом по сравнению с другими послами, прибывшими к султану от имени Дивана. Он остановился посреди двора, а затем ему
