Русская дива - Эдуард Тополь

Конечно, ее роман с Раппопортом был нарушением неписаного закона профессиональных адвокатов — не переходить с клиентом на «ты» и уж тем более — не вступать с ними в интимные отношения! Еще в университете профессор Шнитке со своим жутким гомелевским акцентом кричал им на лекциях: «Адвокат не имеет эмоций! Адвокат не имеет души! Адвокат не имеет пола! Ви поняли меня, дети? Это вам не десять заповедей Моисея. Когда люди нарушают заповеди, они могут пойти в церковь и замолить свой грех. Но когда адвокат нарушает заповеди Шнитке, он перестает быть адвокатом и никакой Бог тут не поможет! Ви поняли меня, дети?»

Она поняла. И никогда не нарушала заповеди профессора Шнитке — ни разу и ни с кем. Кроме единственного клиента по фамилии Раппопорт. Для Раппопорта она сделала исключение. Потому что в нем была та самая мистическая сила эротического притяжения, которую она испытала с тем, первым, мужчиной. И, как и тот, первый, этот Раппопорт промчался сквозь ее жизнь, что называется, навылет.

— Здравствуйте. Моя фамилия Раппопорт, с тремя «п», — сказал он, стремительно войдя в ее кабинет и блестя тем мягко-иронично-озорным блеском глаз, по которому Анна всегда отличала зерна таланта от плевел посредственности. — Я из нелегальной экономики, и в прокуратуре на меня два дела, Вы будете меня защищать. Цена меня не волнует, ваши служебные расходы — тоже. Если вам нужны ассистенты, консультанты, специалисты в любых областях — все будет оплачено. Ваша задача выиграть процесс…

— Все расчеты с клиентами в нашей коллегии идут через кассу, — сухо сказала Анна.

— Конечно. Я уже уплатил.

— Что вы уплатили? — не поняла она. Их кассирша никогда не брала у клиентов даже копейки без визы адвокатов.

— Тысячу шестьсот рублей. За ознакомление с делом.

— Сколько-о??? — ахнула Анна — их максимальная ставка за ознакомление с делом была тридцатка.

Раппопорт поставил на стол тонкий черный «атташе» с цепочкой, которая была пристегнута к браслету на его левом запястье. Пижон, подумала Анна. А он тем временем отстегнул браслет, нагнулся и поднял с пола емкий квадратный, из светлой кожи саквояж. Этот саквояж он тоже поставил на стол, открыл блестящие замки-защелки и стал вытаскивать толстые, аккуратно переплетенные тома.

— Что это? — спросила Анна.

— Это копии документов, которые имеет на меня прокуратура. Шестнадцать томов по первому делу, и еще двадцать два я привезу, когда вы ознакомитесь с этими. Вы бы не стали делать эту работу за тридцать рублей, правда?

— Но как они могли принять у вас деньги до моего согласия?

— Анна Евгеньевна, моя фамилия Раппопорт, с тремя «п». И это все объясняет…

И так было всегда. Этот человек был гением бизнеса, казалось бы немыслимого в условиях плановой экономики и диктатуры КПСС. Тридцати девяти лет, среднего роста, плотно сбитый в плечах, с короткой стрижкой темных волос и большим носом с горбинкой, он весь был сгустком веселой энергии, воли и талантливой изобретательности, направленной только на одно: аферы. Или, говоря языком уголовного кодекса, экономические преступления в особо крупных размерах. Здесь было все: золотые прииски Колымы, черная икра Каспия, старинные иконы русского Севера, подпольные цеха ширпотреба в Закавказье, джинсовая ткань для одесского самопала джинсов и даже мочевина для выделки кожи. Но ни в одном из тридцати восьми томов документов, собранных против него Прокуратурой СССР, не было ни одной бумаги, действительно изобличающей именно его, Максима Раппопорта, в преступлении. Другие жулики, авантюристы — цеховики, главные бухгалтеры трестов, ответственные плановики, директора предприятий и даже министры — воровали, утаивали продукцию, переправляли ее с юга страны на север, и наоборот, и рано или поздно по пьяни, по глупости или по жадности попадали в поле зрения прокуратуры. А на допросах всегда всплывало имя Раппопорта — главного консультанта, придумавшего всю аферу. Но нигде, ни на одной бумаге не было его подписи или записи о получении им даже одной копейки. И это было его принципом.

— Понимаете, Анна Евгеньевна, — объяснял он Анне сразу после того, как она прочла первые шестнадцать томов его дела. — Когда имеешь дело с этой публикой, нужно с самого начала знать, что это плебеи и что они обязательно сгорят на водке, бабах или просто на глупости. А моя фамилия Раппопорт, и каждая буква, даже лишнее «п», мне дороже всего золотого запаса Советского Союза. Поэтому я только консультант. Мои руки никогда не прикасались ни к одной деловой бумажке! Так что вы обязательно выиграете это дело, даже не сомневайтесь!

И, разбирая его остроумные, как в шахматных партиях, комбинации подпольного бизнеса с государственной экономикой, Анна видела, что этот человек, при его энергии, таланте, организаторских способностях и умении легко понять любой производственный или творческий процесс, мог бы стать новым Капицей, Королевым, Бондарчуком, Григоровичем. Он мог бы конструировать самолеты, сооружать мосты, расщеплять атом, находить нефть в тайге или снимать фестивальные кинофильмы. Но он занимался аферами, только аферами и ничем больше.

— Конечно, я толковей любого кремлевского министра, — соглашался Максим и объяснял Анне уже потом, в разгар их короткого романа: — Ведь эти вожди мирового пролетариата с трудом помнят таблицу умножения, а я в уме извлекаю квадратные корни. Они шестьдесят лет строят социализм, а я в одну минуту меняю схему и из этих же кубиков делаю нормальный капиталистический бизнес. Но парадокс даже не в этом, а в том, что это вы сделали нас, евреев, такими умными. Ведь за тысячу лет даже из воды можно, наверно, сбить сметану. Вот и вы — вы столько нас били, что нам пришлось выучиться на гроссмейстеров. Но как же я, гроссмейстер, могу работать на этих плебеев? Ради своего дебильного социализма они истребили шестьдесят миллионов человек и еще орут на весь мир, что они — лидеры человечества! И сами верят в это, клянусь! Хрущев верил, что с помощью совнархозов он догонит Америку, Брежнев верит в Госплан. Ну разве нормальный, уважающий себя человек может на них работать?

Анна выиграла тот процесс. И выиграла сравнительно легко, потому что, во-первых, все уже сгоревшие, то есть сидевшие в тюрьмах участники его афер, единодушно отказались от своих первоначальных, обвиняющих Раппопорта показаний. «Это было нетрудно, — небрежно сказал ей Максим потом, после процесса. — Их жены получают сейчас хорошую пенсию». А, во-вторых, прокурор во время процесса почему-то не был ни агрессивен, ни даже настойчив.

— Неужели ты купил прокурора? — спросила Анна Максима, когда на следующий после окончания судебного процесса день они вылетели в Сочи.

Держа на коленях свой неизменный черный «атташе», как всегда пристегнутый к запястью левой руки, Максим ответил:

— Анечка, этого тебе знать не нужно. Моя фамилия…

— Раппопорт с тремя «п», это я знаю! — перебила она. — Но неужели даже на курорт нужно тащить этот кейс? Это пижонство! Что у тебя там? Шифры на случай атомной войны, как у Никсона?

— Ты хочешь увидеть?

— Да.

— Прямо сейчас?

— Да!

— Хорошо. — И он, не отстегивая «атташе», правой рукой набрал на замке комбинацию каких-то цифр и откинул крышку. — Прошу!

Анна ахнула и невольно оглянулась по сторонам на спящих в ночном самолете пассажиров. «Атташе» был полон пачек американских долларов. В ужасе Анна даже закрыла рукой рот, чтобы не вскрикнуть. Она, член коллегии адвокатов, летит на курорт с любовником-валютчиком! Да тут не нужно даже обвинительных документов, а достаточно этого чемоданчика, чтобы получить «вышку»! И никакие адвокаты не помогут…

— Ты с ума сошел! Зачем тебе валюта?

— Это не мне. Это в Сочи уйдет одному человеку. И после этого у нас будет заслуженный отдых с ненавязчивым сервисом.

Отдых действительно был такой, о котором Анна не имела представления даже по фильмам из жизни американских миллионеров. Они жили в заповедниках, не нанесенных ни на одну карту Крымского полуострова. Они купались на пляжах, неизвестных даже любимым в Кремле космонавтам. Они ездили в черных правительственных лимузинах, жили на правительственных дачах и катались на ракетных катерах, принадлежащих, надо думать, лично Командующему Черноморским военным флотом. При этом сервис, который их сопровождал везде, был настолько ненавязчивым, что они ни разу не встретили хозяев этих вилл, лимузинов, заповедников и ракетных катеров.

Анна изумлялась:

— Макс, неужели мы в Советском Союзе?

— К сожалению, — отвечал он. — Но еще хуже то, что мы встретились слишком поздно, чтобы что-то менять. Ты знаешь…

Она знала. Она знала, что у него в «атташе» уже лежит разрешение на эмиграцию, которое он получил ровно через два часа после того, как вышел из зала суда. Хотя другим евреям такое разрешение приходится ждать по году. Но ведь он был Раппопорт — с тремя «п»! А кроме разрешения на эмиграцию, в его «атташе» уже лежал билет на самолет «Москва — Вена», рейс 228, на 19 июля 1977 года.