Дай на прощанье обещанье (сборник) - Татьяна Булатова

Ночью Кукуруза ворочалась с боку на бок, проклинала старость и даже немного плакала, в очередной раз упрекая Николая Алексеевича в черной неблагодарности и коварстве. К утру Верочка почувствовала себя неважно: ее мутило, перед глазами летали черные мухи. Наверное, давление, определила она про себя причину недомогания, но встать с дивана не решилась. «Скорую», разве что, вызвать? – промелькнула в голове здравая мысль и тут же исчезла в неизвестном направлении. – Не буду. Симка приедет – вызовет», – успокоилась Кукуруза и что было силы зажмурила глаза. Внутри стало еще интереснее: образовались длинные пустые коридоры, захлопали форточки, побежали уродливые тени. Верочка полетела в трубу, перегороженную белой дверью. «Расшибусь на хрен!» – разволновалась Вера Павловна и провалилась в темноту.

Из темноты ее вытащил ангел с рыжими волосами до плеч и с торбой за плечами.

– Бабуся! – звал ангел Верочку Серафиминым голосом. – Бабусечка!

– А? – откликнулась Кукуруза на слова ангела и тут же провалилась обратно в привычную уже темноту.

Через час Вера Павловна изволила выйти из тоннеля и вступить в диалог с официальными лицами.

– Бабушка, – проговорил незнакомый голос. – Вы меня слышите?

– А? – выдавила из себя потревоженная Верочка.

– Бабусечка! – зазвенел Симин голос. – Ты меня слышишь?

– Слышу-слышу, – недовольно проскрипела Кукуруза и облизнула пересохшие губы. – Я не глухая!

– Вот это бабка! – жизнерадостно изумился еще один незнакомый голос. – Чуть Богу душу не отдала, а огрызается – «не глухая» она, видишь ли.

– Это кто? – поинтересовалась Вера Павловна, не открывая глаз.

– Медбрат Котельников, – представился голос и растворился среди прочих.

– Бабусечка, – взволнованно звала Серафима. – Ты глаза открыть можешь?

– Могу, – уверила Верочка. – Но не буду. Чего я там не видела.

– Озорница ваша бабка! – Голосом медбрата Котельникова заполнилась вся комната. – Глядишь, выкарабкается. Собирайте. Увозить будем. Кто тут ближайший родственник?

– Я, – признался измочаленный Алексей Николаевич.

– Пишите согласие на госпитализацию.

При слове «госпитализация» Кукуруза открыла глаза и попробовала развернуться спиной к присутствующим, но тут же была водворена на место Серафимой:

– Куда ты?! Лежи спокойно. Иголка в вене.

Верочка попыталась скосить глаза вниз, но не получилось: прямо из головы потянулись какие-то темные нити, удерживающие голову в невесомости. Тогда Вера Павловна, еще раз облизав губы, недовольно мелко-мелко затрясла головой:

– Не поеду.

– Мама, – строго проговорил Лешка-предатель. – Тебе нужно в больницу. Там за тобой понаблюдают, а потом отпустят.

– Ага, – не согласилась Верочка, – как свинью к Рождеству. Не поеду никуда. Отсюда вперед ногами вынесете. Вам же лучше!

– Бабусечка, – чуть не плакала Серафима. – Ну, пожалуйста, так будет лучше. Ну что ты как маленькая?!

– Ты зато, я смотрю, большая стала. Чуть что – бабку, значит, чужим людям. Мало мы в тебя с дедом души вложили. Вот пусть Коля видит, видит, как ты меня в морг отправляешь. Хороша внучка!

– В какой морг? – разрыдалась Серафима.

– В обыкновенный, – стояла на своем Вера Павловна. – Не поеду, и все. А силком потащите – прокляну.

– Очень страшно! – хихикнул Котельников и застегнул замки фельдшерской сумки.

– Мама! – использовал последнюю надежду Алексей Николаевич. – Ну я тебя прошу. Ну, хочешь, я на колени встану? Только поехали в больницу!

– А когда ты дурковал, я перед тобой на колени вставала, ты послушал?

Предателю Лешке стало не в жилу…

– Вот и не проси меня ни о чем. Сказала: не поеду.

После Верочкиных заключительных слов бригада «Скорой помощи» заметно оживилась и стала собираться на выход. Серафима держала доктора за рукав и тревожно переспрашивала:

– Точно не инфаркт?

Доктор устало качал головой.

– Точно не инсульт?

– Точно, и не инфаркт, и не инсульт. Гипертонический криз, предынсультное состояние. При должном уходе все выправится. Вызывайте врача. Все, что нужно, мы ей ввели. Участковый невропатолог сделает основные назначения. Всего хорошего.

– И вам, – еле слышно проронила Серафима, до сих пор переживающая смерть любимого деда.

Медбрат Котельников выходил из квартиры последним. Почувствовав спиной тяжелый сумрачный взгляд Алексея Николаевича, он оглянулся:

– Слышь, мужик, ты за мать не беспокойся. Оправится. Уж дюже вредная она у вас старушонка, такие долго живут. Бывает, через день «Скорую» вызывают, а все равно живут. И пока время их не наступит, так и будут родственникам кровь пить. А потом – ра-а-аз, и миллион под подушкой. Шучу, шучу! Нормально все будет.

Чтобы стало «нормально», установили дежурство. Испугавшийся сиротства предатель Лешка нанял сиделку и временно переехал к матери, Серафима же приняла на себя субботу с воскресеньем. Через три дня Вера Павловна оказалась способна вносить коррективы в продуманное расписание, и первое, что она предприняла, было увольнение сиделки.

– Чего сидишь?

Сиделка посмотрела на Верочку с жалостливым выражением лица, но ничего не ответила, диагноз был ясен – старческая деменция.

– Я тебя спрашиваю!

– Алексей Николаевич нанял меня для того, чтобы вам был обеспечен полноценный уход.

– А то я без Алексея Николаевича не разберусь, какой уход мне нужен. Подними-ка меня.

Сиделка усадила Верочку в кровати, подложив той под спину несколько подушек, и вопросительно посмотрела на пациентку.

– Значит, так, – заявила Верочка. – Чужих в доме не терплю. В туалет и без тебя догадаюсь, как сходить. Тебя как звать-то?

– Наташа, – растерялась сиделка.

– Ты вот что, Наташа. Ты иди уже, Наташа.

– Мне Алексей Николаевич заплатил за неделю вперед.

– Щедрый какой, ты смотри! Вот и сиди около него неделю.

– Четыре дня, – уточнила сиделка.

– Хоть всю жизнь!

– А что я Алексею Николаевичу скажу?

– Так и скажи: «Выгнала меня Вера Павловна. И дверь закрыла на ключ».

Кукуруза порылась под матрасом с правой стороны, достала затертый кожаный кошелек и, выудив из него несколько разноцветных бумажек, протянула их девушке:

– Это тебе от меня, Наташа. Иди.

Сиделка смотрела на Верочку во все глаза: такое она видела в первый раз. Обычно пожилые люди, чувствуя свою слабость, наоборот, стремились к ощущению абсолютной власти над ней, нанятой родственниками сиделкой. Запамятовав, как зовут себя самих, они требовали исполнения любого «каприза» за немыслимые, как им казалось, деньги родственников. Почему-то о затраченных на их содержание средствах они помнили лучше, чем о необходимости принять лекарство. Поэтому с наслаждением гоняли ее, Наташу, то туда, то сюда. Чаще обычного такие старички и старушки просили «утку», требовали попить, почесать, погладить, поправить простыню… А эта никакого надзора над собой не терпела и, если вдруг нужно было по-маленькому, гнала прочь сиделку из комнаты, а потом стыдливо отворачивалась, когда Наташа из-под нее вынимала судно.

– Газетой прикрой, – гневалась она при виде полного равнодушия сиделки к тому, что вырабатывает организм.

– Хорошо-хорошо, – спохватывалась Наташа и исполняла волю Веры Павловны, что и говорить, привыкшей к полному подчинению всех домашних, включая соседей.

– Ты что, другого дела-то себе не нашла, как только за старыми пердунами присматривать?

– Так вышло, – уходила от ответа сиделка.

– Что так вышло? Мать твоя куда смотрела, чтоб так не вышло?!

Наташа опускала глаза.

– Ладно, ничего мне не говори, – разрешала Кукуруза. – Живешь, и то хорошо, а старух на твой век хватит! Без денег не останешься.

Выдворив сиделку из своего дома, Верочка пришла в благостное расположение духа и решила сама подняться с постели. Это оказалось практически невозможным. Ноги не дотягивались до пола, голова кружилась. Одним словом, произошло то, чего так боялся предатель Лешка: Вера Павловна навернулась с постели на пол.

Именно в таком положении и обнаружил ее Алексей Николаевич, примчавшийся к означенному времени, чтобы отпустить сиделку.

– Мама! – всплеснул он руками и приготовился к самому страшному.

– Где тебя черти носят, Лешка? – возмутилась Верочка. – Лежу, как куль с мукой. Мамы нет. Коля ушел.

– Где сиделка? – заорал Алексей Николаевич, моментально забывший о надвигающемся сиротстве.

– Я ее выгнала, – призналась Вера Павловна.

– С какой стати?! – пришел в полное неистовство предатель Лешка. – Я ее для того и нанял, чтоб ты…

– Вот я и выгнала, – договорила Кукуруза и потребовала: – Поднимай давай уже.

Алексей Николаевич, красный от возмущения, потянул мать под мышки и рывком поднял ее на ноги. Те упорно подламывались и отказывались держать свою владелицу. Водрузив Веру Павловну на кровать, подоткнув со всех сторон одеяло, предатель Лешка грузно брякнулся на стул и тяжело задышал.