Колесница призраков - Дмитрий Емец

– Вы проиграли, молодой человек, – с сожалением сказал Фесандопулос.

Я взял пистолет, взвел курок и медленно поднес холодное дуло к виску. Мне хотелось жить, но я не собирался нарушать слово. Я прямо посмотрел Фесандопулосу в глаза и положил палец на курок. Но неожиданно грек остановил меня.

– Погодите! Я верю, что вы сможете это сделать, – сказал он.– Но я не хочу быть несправедливым. Я предлагаю вам еще одну ставку. Только на этот раз ставкой будет не ваша жизнь, вы ее уже проиграли, а ваша душа.

– Моя душа? – не опуская пистолета, я дико посмотрел на него.

Признаюсь, что сам факт существования души порой вызывал у меня сомнение, но в тот момент… в тот момент я готов был поверить во что угодно. Тем более что старик буквально впивался в меня пылающими, как угли, глазами.

– Вы это серьезно?

– Серьезней чем когда-либо, – ответил он.

– Вы что, дьявол? – спросил я, испытав внезапное озарение.

– Нет, я не дьявол. Не дьявол, – засмеялся он.

– И зачем же вам моя душа? – спросил я.

– А вот это уже не ваше дело, юноша, – ответил он. – Поверьте, для меня она лишь ставка на кону. Я же не спрашиваю, на что вы потратите выигранные у меня ассигнации. Как мои деньги в случае выигрыша станут полной вашей собственностью, так и ваша душа, если мне повезет, станет моей собственностью. Ну так как, согласны или нет?

И Фесандопулос протянул мне через стол колоду. Теперь я и сам не знаю, что заставило меня поддаться искушению. Возможно, я не до конца верил в бессмертие, а возможно, я был захвачен лихорадкой игры.

– Идет! – сказал я.

Мы снова метнули банк. Мне выпала восьмерка, ему дама… И я проиграл свою бессмертную душу. С трудом, как уже очень старый человек, Фесандопулос встал из-за стола и сделал знак лакею убрать деньги. Затем он взял пистолет и, разрядив, тоже убрал его.

– Прощайте, молодой человек, мне пора, – сказал он.

– Постойте, а как же?.. – ошарашенно спросил я.

– Ах да, мой выигрыш… Я приду и возьму его, когда мне будет нужно, а пока пускай он остается с вами.

С этими словами Фесандопулос покинул дом князя М., а на другой день я узнал, что он выехал из Москвы в неизвестном направлении.

Прошло несколько лет. Все шло своим чередом – парады, сражения, пирушки, мимолетные романы с уездными барышнями. Я почти забыл о Фесандопулосе и о нашей игре. Мало ли на свете безумных стариков?

А затем произошло то главное, ради чего я и начал свой рассказ. Я влюбился. Ольгу Полонскую считали одной из первых красавиц Москвы. Она блистала во всех столичных салонах. Я не отходил от нее ни на шаг… Я, господа мои, был влюблен, влюблен в первый и последний раз в жизни. Ее родители мне благоволили. Я провожал Ольгу на балы, на скачки и в театры и, едва мы оставались одни, припадал к ее прохладной руке и начинал шептать о том, как я люблю ее. Она же слушала меня и улыбалась. Она всегда улыбалась, и очень трудно было понять, что она на самом деле переживает.

Но зачем я буду рассказывать вам о любви? Любовь – такое чувство, что, если вам суждено его испытать, вы его испытаете, а если нет, тогда всякий рассказ о нем утрачивает смысл. Поэтому, пропустив все, что было в те короткие месяцы, перейду сразу к печальному финалу.

Однажды появился он – флигель-адъютант, блестящий, юный, стремительный как комета. Все на него смотрели с обожанием, а дамы, те вообще были от него без ума. Трудно было поверить, что он кого-то может оставить равнодушным.

Я тоже весьма неплохо к нему относился. Мы были с ним приятели, причем довольно близкие, и именно я – будь проклят тот день! – познакомил его с Ольгой. Он был ею очарован, она заинтересована. Надо сказать, вместе они прекрасно смотрелись, и даже я, как ни был влюблен, признавал это.

Однажды вечером я по обыкновению приехал в загородное имение Полонских. По пути мне не попался никто из слуг, и я прошел сразу в залу. Они стояли у окна, и он горячо объяснялся ей в любви. Меня они не могли заметить: я стоял в тени, свечи не были зажжены. Потом он наклонился и поцеловал ее. Вначале она отстранила его, но потом ответила на его поцелуй. Я замер, словно меня поразил гром. Потом, опрокинув стул, не помня себя от гнева, я шагнул вперед.

– Мерзавец! – крикнул я. – Мерзавец! Вот как вы поступаете с чужими невестами!

Она вскрикнула, он заслонил ее, и я дал ему пощечину. Он покраснел и схватился за щеку.

– Такие оскорбления искупаются только кровью! – запальчиво крикнул он.

– Отлично! Я пришлю вам своих секундантов! – бросил я, круто повернулся на каблуках и вышел.

Внутри у меня все кипело. Я немедленно отправился в казармы, отыскал двух надежных товарищей и обо всем с ними договорился.

– Я хочу, чтобы условия дуэли были как можно более жесткими! Пистолет, эспадрон, сабля – мне все равно. Биться будем до гибели или до тяжелого ранения одного из нас, – сказал я.

Товарищи не стали меня отговаривать. Они отправились к моему недругу, встретились с его секундантами и вскоре вернулись. Стреляться решено было на Воробьевых горах на рассвете следующего дня. Условия дуэли, как я и просил, самые жесткие – стреляться мы должны были с двенадцати шагов. В случае если оба противника промахнутся, пистолеты перезаряжаются, и мы стреляемся снова.

Но я-то знал, что промаха не будет. Сомнений, что я убью его с первого выстрела, у меня не было. В своем полку я считался одним из лучших стрелков. Попасть с тридцати шагов в карточного туза было для меня делом вполне обычным.

Естественно, о сне в ту ночь я и не помышлял. Я то и дело вспоминал их поцелуй и то, с каким ужасом она посмотрела на меня, когда я вошел. Во втором часу ночи я вышел из казарм и отправился в Петровский парк, в ту беседку, где мы всегда с ней встречались. В беседке я опустился на скамью и задумался, сам не помню о чем. Не знаю, сколько времени я так просидел. Легкий шорох заставил меня поднять голову. В беседку быстро вошла закутанная в плащ женщина. Она откинула капюшон, и я узнал Ольгу.

– Я знала, что вы здесь. Я искала вас в казармах, но не нашла! – быстро заговорила она.

– Зачем вы пришли?

– Я пришла умолять вас. Я знаю про дуэль, знаю, что вы хотите убить Александра. Прошу вас, сохраните ему жизнь! Сделайте это ради меня, ради той любви, что была между нами.

– Вы просите о невозможном. Завтра утром я застрелю его, – упрямо отвечал я.

– Но я прошу вас! Будьте милосердны!

– Вы не представляете, о чем просите. Отказаться от дуэли – значит потерять честь. Этот человек мерзавец, и я убью его.

Неожиданно Ольга бросилась к моим ногам и обняла мои колени.

– Что вы делаете? Немедленно встаньте! – пораженный, я попытался поднять ее, но она вцепилась в меня что было сил.

– Не встану, пока вы не пообещаете, что сохраните ему жизнь!

Внезапно подозрение пронзило меня.

– Это он прислал вас? – спросил я.

– Что вы? Он гордый, он хочет драться с вами. Он ни за что бы этого не сделал… – сказала она с возмущением.

– Что ж, я рад, что он ведет себя достойно. Утро решит все, сударыня. Имею честь откланяться.

Мой холодный тон отрезвил ее, и она поднялась с колен.

– Как вам угодно, – сказала она. – Знайте же, сударь, что я люблю его больше жизни. Если вы его убьете, я в тот же час выпью яд. У меня есть пузырек с морфием.

В ее голосе было столько решимости, что я почувствовал: она не шутит. Она действительно любила его, любила настолько, что бросилась искать меня среди ночи, не страшась ни мрака, ни людской молвы. Ради этого недостойного человечишки она готова была убить себя. Но она не знала, что, несмотря ни на что, я любил ее, как прежде, и волосу бы не дал упасть с ее головы.

– Постойте, сударыня, – сказал я, задерживая ее. – Пусть все будет так, как вам угодно. Вы своим заступничеством спасли его. Клянусь, что не стану завтра стрелять.

– Даете слово чести?! – горячо воскликнула Ольга.

– Слово дворянина! – сказал я.

Тогда она приблизилась ко мне и поцеловала. Это был единственный наш поцелуй. Потом она быстро повернулась и выбежала из беседки. Я бросился за ней, но Ольга уже исчезла в темноте.

До рассвета оставалось недолго, и я заспешил в казармы. Мои секунданты уже искали меня. Захватив ящик с пистолетами, мы вскочили в пролетку и помчались на Воробьевы горы.

Мой соперник уже ждал со своими секундантами. Он нетерпеливо прохаживался взад-вперед. Его лицо было бледным, и он избегал смотреть на меня. Мы бросили жребий на пистолеты. Выпали мои, но это было уже неважно. Секунданты отсчитали шаги и вонзили в землю сабли, отмечая расстояние.

– В последний раз просим вас: помиритесь, господа! – громким голосом, следуя обычному ритуалу, произнес один из секундантов.

– Никогда! – только и сказал мой соперник.

Я тоже покачал головой и взял пистолет. Когда секунданты крикнули: «Сходитесь!» – я направился к барьеру и остановился в шести шагах от него. Мой пистолет был направлен дулом вверх: стрелять я не собирался, помня о своем обещании. Мой противник тоже вышел к барьеру и, оказавшись от меня в двенадцати шагах, прицелился и выстрелил. Я почувствовал сильный удар в грудь, упал, но тотчас вскочил. Клянусь вам, это было странное чувство. Я никогда не забуду его: я стоял и видел свое собственное тело, лежащее лицом вниз.