Квартет - Василина Орлова

— Ты забрал его душу! — закричала я, срывая голос. — Он едва успел проснуться, а ты забрал ее!

Вода в серебряной чаше

Белые обои в белую же полоску. Белым по белому. Они блестят, как шелк. Я люблю обои своей комнаты и могу долго смотреть на них, ни о чем не думая.

— Вам надо еще многому учиться, королевна, — мягко сказал кот Василий.

Я смотрела в стену, но на этот раз не видела полосок. Перед глазами стояло застывшее лицо человека с шарфом.

— Это я позвала его за собой. И этим убила. Я могла помешать Баркаялу убить его.

— Вам надо многому учиться, королевна, — настойчиво повторил Василий и протянул руку к моему лбу.

Я ударила его по руке:

— Что ты заладил, как попугай, одно и то же? Я не хочу учиться убивать людей!

— Между прочим, я совсем не похож на попугая, — обиделся Василий.

Я прикрыла глаза.

— Покажите мне Николу.

— Какого Николу? — фальшиво удивился прохвост.

— Покажите мне Николу! — заорала я.

— Ой, только не кричите, — запричитал он. — Вы же знаете, что у котов другой слуховой порог. Вы хотите, чтобы я оглох?

— Будешь читать по губам, — сурово ответила я.

— Совсем не смешно, — вздохнул кот. И начал организовывать пространство для каптромантического гадания.

Он достал из-за уха огромную серебряную чашу. На шее появился кусок картона с кривой надписью углем: «Волшебный амулет». В чашу он налил воды из-под крана.

— Что за «волшебный амулет», паяц? — сквозь зубы прошипела я.

Похоже, он намеревался устроить похабное представление.

— На вас, конечно, произвело бы большее впечатление, если бы я украсил свою мохнатую грудь каким-нибудь бессмысленным бриллиантом, — усмехнулся кот. — Между тем, синьорина, мой амулет есть одно из самых сильных охранительных средств в этой галактике.

— От кого же ты собираешься обороняться, дух?

— Было бы чем обороняться, а от кого — найдется, можете мне поверить. Теперь взгляните сюда, — он протянул мне чашу, наполненную водой.

— Ну? — я с подозрением вгляделась в посудину.

— За всем, что увидите, следите, не выказывая эмоций, — тихо наставлял кот. — Ни радости, ни печали. Если вы дадите чувствам захватить вас, то тем самым как бы бросите туда связь. Получится вроде веревки, по которой сюда может подняться кто угодно. При неблагоприятном исходе эксперимента вы, госпожа моя, сами рискуете оказаться по ту сторону. И никто не сможет поручиться за ваше спасение.

— И что? Я увижу Николу?

— Вы увидите Николу, если захотите, а может… Кто знает? Никто не скажет, что вы найдете там.

Я смотрела на поверхность воды уже очень долго, но ничего не происходило. Временами у меня появлялось смутное ощущение, что оттуда за мной тоже кто-то наблюдает. Серебро сливалось с водою, а вода чернела в центре чаши. Это был колодец. И вот…

Юноша, в котором я узнала Николу, поднял истощенное лицо. Он был не один. Рядом с ним — Анна. Я удивилась. Вода немного всколыхнулась и стала медленно сворачиваться в воронку.

— Эмоции! — рявкнул кот.

Я немедленно вспомнила совет и придавила эмоции. Мало-помалу вода успокоилась.

— Что там за светящийся обруч сверху? — прошептал Никола. Хотя он и был далеко внизу подо мной, я услышала его слова рядом.

— Молодая Луна, — беззаботно ответила Анна.

— Странная Луна.

— Луна зарождается окружностью и заполняется внутрь, — нетерпеливо объяснила девочка. — Это недавно созданный закон.

— Законы не создают, их только открывают.

— Ни фига! — хмыкнула девочка. — Только и слышишь: «приняли закон», «внесли поправки к закону».

— Это другое… Что же происходит с Землей, если Луна себя так странно ведет?

— Если что-то или кто-то себя странно ведет, это не значит, что со всем остальным миром тоже что-то обязательно происходит.

Вода слегка замутилась, со дна пошли пузырьки, и через некоторое время картина предстала совсем другая: перед двумя животными стелилась наклонная поверхность, и они спускались в красную долину.

Один из них, Алазамбр озерный, сплюнул сквозь саблевидные зубы. И зеленый плевок ударился о землю, подскочил и запрыгал по склону, как резиновый.

— Плюй, плюй, — с одышкой произнес его спутник, речной Алазамбр, такой же маленький и коренастый. — Все равно все фантасты — бред… Ненавижу фантастику! Не перевариваю! Все эти киборги, триграммоплазмы и прочая дрянь…

— Тетраграмматон, — подсказал собеседник.

— Дубина! Это другое, — отвечал речной.

— Чем тебя так задевают фантасты?

— Сказочники, понимаешь ли! Вешать таких сказочников. Уводят от жизни хрен зна куда.

От долгого напряжения глаза стало резать. Я отодвинула чашу и зажмурилась. Когда раскрыла глаза, то обнаружилось, что кот весь в мыле. Если для котов уместны такие слова. Дурацкий «амулет» надорван в двух местах, а угол моего кресла испачкан какой-то слизью.

Кот тяжело дышал.

— Я же просил вас, хозяйка, как можно меньше эмоций. А вы их вбухали столько, что хватило бы на небольшую атомную станцию. Видели бы вы, с каким чудовищем я был вынужден сразиться!

— Я ничего не слыхала.

— Ну, еще бы! Вам было не до того…

— Извини, дружок. — Я кинулась счищать с его лоснящейся шерсти комочки слизи.

— Осторожно! — отступил он. — Я сам… Позвольте мне ненадолго занять вашу ванную.

— Разумеется.

Он отправился в ванную комнату, а я осталась. Прислушиваясь к себе и опасливо косясь на испачканное кресло. Как знать, возможно, неведомое ОНО и сейчас здесь… Только я подумала это, из ванной раздался хриплый мяв.

— Прекратите думать, синьорина, черт побери! — орал кот. — Вы всех нас погубите!

Непроизвольно я сложила руки на груди. Стало немножко спокойнее. Наконец из ванной появился кот. Все мои мысли о гипотетических кошмарах тотчас испарились: это чудовище стояло передо мной и благоухало.

— Ты взял мои парижские духи? — злобным голосом произнесла я. — Духи, подаренные мне мамой?

Василий заметно испугался этого простого вопроса.

— Я… я… Помилуйте, госпожа… Я не хотел… Я вам достану ящик таких духов. Я же не знал… — И вдруг заверещал так, что я вздрогнула: — Такова ваша награда за битву с инопланетным разумом!

Тапочком трудно промазать с пяти шагов. Уже из-под кровати Василий оправдывался:

— Честное-пречестное, я не знал, что эти духи из Парижа. У вашей мамы отменный вкус.

— Оставим, — произнесла я. — Куда и зачем направляется Никола? Я что-то не поняла.

— Куда бы он ни направлялся, я уверен, он шел туда, где должен будет оказаться. Каждый следует своими путями, синьорина, неисповедимы пути Господни.

— Хорошо, — я кивнула, — а кто были эти Алазамбры?

— Логично предположить, что в одном из них оказалась душа седобородого, в ком вы сегодня приняли такое участие.

— У меня не было желания перемещать его душу в другое тело, — возразила я.

— Ах, что вы знаете о своих желаниях, — выбрался на белый свет котяра и показал лапой на тапочек.

— Баркаял испытывает меня, — задумалась я.

— Неужели вы ничего так и не поняли, госпожа? — Василий пристально глянул на меня и, поколебавшись, добавил: — Ведь вы и были его земной любовью, ради которой он пал.

— Это невозможно!

— Вот как? Вы все еще помните это слово?

Я не нашлась что ответить. Кривляка Лукоморьев, благородный рыцарь, опальный ангел Баркаял, любил меня? Невозможно!

— Что же случилось тогда между нами? Ты знаешь?

— Это долгая и печальная история, — взгрустнул кот. — Позвольте мне рассказать ее по порядку.

История любви

Откуда ни возьмись в лапах у Василия появился желудь. Кот ткнул его в кадку с фикусом, и оттуда сразу поперли в рост молодые побеги. Кот снял с шеи массивную золотую цепочку, навесил ее на юный дубок, отчего тот сначала прогнулся. Потолок и стены вмиг исчезли, и мы оказались на холме, с которого во все четыре стороны открывался простор. На севере — леса, на юге — море. На востоке — речка. Ясно, с живой водой — по берегам вилась растительность и копошилась живность. На западе струилась речка с мертвой водой, оттуда тянуло нефтью.

Дубок неуемно рос. Цепочка росла вместе с ним. И скоро кованая золотая цепь тяжело обвисла на ветвях кряжистого дуба с тяжелыми листьями цвета бронзы. Кора дерева пестрела пятнами векового лишайника.

Сунув руку в дупло, Василий достал гусли. Сел по-турецки, принялся подстраивать струны. Я взобралась на низкую ветку и тут заметила, что мои светлые волосы приобрели синеватый отлив, а в прядях запуталась холодная водоросль. Просторная сине-зеленая туника струилась с моих плеч.