Шерлок Холмс и дело о папирусе (сборник) - Дэвид Дэвис

Я продолжил расспрашивать домовладелицу о таинственном джентльмене, все утро опережающем меня на один шаг. К сожалению, она ничего не смогла добавить к тому, что рассказал мне Мэтью Боултон. Я попрощался со старухой и отправился обратно на Бейкер-стрит.

Глядя из окна кэба на город, еще не вполне пробудившийся ото сна, я размышлял о своем расследовании. Хотя большой награды за свои усилия я не получил – мне по-прежнему не было известно местопребывание как Стэплтона, так и мисс Лидгейт – моя розыскная работа не казалась совсем уж напрасной. Я выяснил, где они жили. Не исключено было, что девушка туда вернется. Что еще более важно, я не только обнаружил еще одного человека, замешанного в этом деле, но и получил довольно точное описание его внешности. Заключив, что мое предприятие вовсе не было бесполезным, я предвкушал, как изложу все факты Шерлоку Холмсу.

Поднимаясь на семнадцать знакомых ступеней в нашу квартиру, я не мог сдержать улыбки при мысли о том, какое выражение будет на лице моего друга, когда я расскажу ему все, что разузнал. Но, едва я открыл дверь, улыбка слетела с моего лица. В плетеном кресле перед камином сидел хорошо одетый седовласый мужчина лет шестидесяти. У него были длинные, как у моржа, усы, в отблесках яркого пламени посверкивал монокль.

Глава девятая

Странное преступление

Когда я вошел, мужчина поднял на меня взгляд. Его лицо сложилось в улыбку, отчего монокль выпал из глаза.

– С добрым утром, доктор Уотсон, – с искренним дружелюбием произнес он. Потом поднял руку и поманил меня к себе. – Садитесь к камину и согрейтесь, дорогой мой, – на улице по-прежнему жутко холодно.

Голос принадлежал Шерлоку Холмсу, однако внешний облик мужчины не имел с ним ничего общего.

Я не раз видел, как мой друг являл чудеса маскировки, но сегодня он превзошел сам себя. Лицо джентльмена напротив ничем не напоминало худое, вытянутое лицо Шерлока Холмса. Пышные седые волосы небрежно падали на лоб, длинные свисающие усы и пухлые щеки полностью изменили овал, укоротив его и придав лицу полноту. Тонкий орлиный нос превратился в короткую «картошку». Вдобавок вокруг глаз появились глубокие морщины, а красноватый цвет лица удачно завершал портрет немолодого господина. Таким превращением гордился бы даже сам великий Ирвинг[9]. Лишь когда я оправился от изумления, в которое меня поверг этот невероятный маскарад, до меня дошло, что загадочный человек, по следам которого я шел все утро, был сам Холмс. Мое изумление сменилось гневом.

– Простите, что шокировал вас, Уотсон, но вам, несомненно, известно, что я был занят расследованием.

– А как же хороший ночной сон? – съязвил я.

– Я достаточно выспался. – Ответ прозвучал весьма неубедительно.

– Вы заставили меня поверить, что до утра не собираетесь предпринимать ничего по этому делу.

– Сейчас уже утро.

– Я чувствую себя обманутым, Холмс. Могли бы посвятить меня в свои планы. Вы обращаетесь со мной так, словно не доверяете мне.

– Мой дорогой Уотсон, не сомневайтесь, я полностью вам доверяю. Умоляю, простите меня, если я вас обидел. На самом деле я сделал это ради вас, а также ради успеха нашего расследования. – Говоря это, он сел перед зеркалом, стоящим на письменном столе, и стал снимать грим. – Я понимал, что, если стану наводить справки от лица Шерлока Холмса, Стэплтон вскоре об этом пронюхает, и девушка окажется в еще большей опасности. Вот так и появился давний друг семьи. Поэтому мне удобнее было действовать в одиночку.

– Если бы вы мне только сказали! Я мог все испортить, потому что шел по тому же пути.

Осторожно снимая с головы седой парик, он заметил:

– Я знаю о вашем расследовании, Уотсон, поскольку наблюдал за вами на Макколи-стрит.

– Но я вас ни разу не видел.

– Разумеется, нет. Тем не менее, Уотсон, вы можете гордиться тем, как выстроили цепочку своих умозаключений. В свете той информации, которую я собрал этим утром, можно сказать, что ваше расследование не причинило вреда. Стэплтон удрал задолго до того, как мы напали на его след. Без сомнения, оставив меня на милость огня, он отправился в другое убежище. Это хитрый и осторожный субъект, ничего не делающий наудачу.

– А что будет с мисс Лидгейт?

– Не сомневаюсь, как только она узнает, что Стэплтон исчез навсегда, мисс Лидгейт снова появится в меблированных комнатах. Я организовал наблюдение за этим местом.

– Полиция будет следить за домом?

Холмс рассмеялся.

– Боже правый, ну конечно же нет. Гораздо более надежные силы – нерегулярные войска с Бейкер-стрит[10]. Я просил организовать все юного Уоткинса. Меня немедленно известят о возвращении нашей леди на Макколи-стрит.

– А если она не вернется?

– Тогда потребуется дальнейшее расследование; но очевидно, Стэплтону она больше не нужна, и, следовательно, ей нечего его бояться.

– А как же вы? Он снова будет покушаться на вашу жизнь?

– Без сомнения. Его разум – жестокая расчетливая машина, а склонность к безумию лишь усиливает его фанатизм. Он одержим двумя маниями – уничтожить меня и стать хозяином Баскервиль-холла. Повинуясь своей извращенной логике, он считает, что второе явится следствием первого. Стэплтон не успокоится, пока я не стану покойником.

Окончательно вернув себе прежний облик, Холмс подошел к каминной доске, взял конверт и вручил его мне.

– Я нашел это на коврике перед дверью, когда вернулся утром, – сказал он, беря трубку.

Я открыл конверт, адресованный Холмсу. Он был пустым.

– Похоже, там ничего нет.

– Подставьте ладонь и постучите по конверту.

Я послушался, и мне на ладонь выпал маленький черный предмет. Это была дохлая муха.

– Что бы это значило? – изумился я.

Холмс зажег трубку, бросил спичку в огонь и только потом ответил на мой вопрос.

– Это значит, Стэплтон знает, что я жив, – небрежно заметил он. – Он предупреждает, что игра продолжается – игра в паука и муху.

– Этот человек – дьявол…

– Притом очень упорный дьявол. Но мы одолеем его, Уотсон. Не сомневайтесь – наш паук запутается в собственной паутине, это лишь вопрос времени. А теперь, полагаю, нам обоим следует немного подкрепиться. У нас была утомительная и напряженная ночь. К тому же по свежим повязкам видно, что ожоги все еще вас беспокоят. Я полагаю, что один из великолепных завтраков миссис Хадсон поможет справиться с вашими хворями и подготовит нас обоих к свершениям этого дня.

Откинувшись в кресле, он улыбнулся и продолжал с довольным видом пыхтеть трубкой.

Через полчаса мы с Холмсом жадно принялись за завтрак. У Холмса было двойственное отношение к еде. Часто в процессе какого-нибудь запутанного дела, требующего напряжения всех сил, он мог отказаться от регулярного приема пищи, рассматривая ее лишь как топливо для поддержания организма в рабочем состоянии. В таких случаях у него, казалось, пропадало чувство вкуса, ибо я наблюдал, как, с головой погрузившись в очередное расследование, он приправляет мясо или рыбу медом для увеличения их энергетической ценности. В то утро, однако, он с явным удовольствием поглощал классическую ветчину с яйцами.

– На миссис Хадсон всегда можно положиться по части организации пиршества, – произнес он удовлетворенно, вставая из-за стола и усаживаясь у камина. – Ах, Уотсон, боюсь, нам придется отказаться от послеобеденной трубки. По лестнице поднимается посетитель.

Я считаю, что у меня превосходный слух, но никакого шума, который указывал бы на появление посетителя, я не слышал. Однако через несколько мгновений действительно послышался осторожный стук в дверь.

– Входите, Лестрейд, – воскликнул Холмс.

На пороге появился полицейский из Скотленд-Ярда с котелком в руке. Его крысиная физиономия выражала смущение.

– Как, черт возьми, вы узнали, что это я, мистер Холмс?

– Элементарно, Лестрейд. Кто еще из известных мне людей носит полицейские бутсы двенадцатого размера, стучит в дверь особым отрывистым стуком и может заявиться ко мне в столь ранний час?

Лестрейд опечаленно взглянул на свои ноги.

– Снимайте же пальто и садитесь к камину. – Холмс сделал приглашающий жест. – В кофейнике еще остался кофе. Догадываюсь, вам сегодня не удалось позавтракать.

– Да, у вас такой вид, будто вы всю ночь провели на ногах, – заметил я, взяв у Лестрейда пальто и вешая его на вешалку.

– Едва ли, Уотсон. Гладкий подбородок и свежие капельки крови на воротнике свидетельствуют о торопливом бритье, а неизмятый костюм и чистые ботинки заставляют предположить, что они были надеты недавно. Я бы сказал, что нашего друга рано утром вызвали в Скотленд-Ярд по какому-то срочному делу.

– Вы правы, мистер Холмс, – с некоторым удивлением произнес Лестрейд.

Холмс, потирая руки, засмеялся с довольным видом.

– Меня вызвали в четыре часа утра, – глотнув кофе, продолжал полицейский. – Было совершено ужасное преступление. Странное убийство – ведь именно такие вас привлекают?