Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - Элизабет Шимпфёссль

сместил акцент на значимость культурных и социальных ресурсов, задействованных в классовом становлении[57]. В моем исследовании термин «буржуазия» используется в том же значении, в каком термин «доминирующий класс» применяется в работах Бурдьё.

Понятие «буржуазия» имеет разные версии этимологии и порождает разные ассоциации в различных обществах. В Англии после краха Республики и реставрации монархии в 1660 году зарождающаяся буржуазия переняла аристократическую культуру. Во Франции буржуазия пришла к власти силой и демонстративно противопоставляла себя аристократии (хотя после 1815 года французские буржуа в некотором смысле последовали за британцами: разбогатевшие парвеню, поднявшиеся по социальной лестнице, освоили аристократические манеры и сформировали новую постреволюционную аристократию)[58]. С середины XIX века понятие «буржуазия» приобретает два противоположных толкования. С одной стороны, буржуазию ассоциировали со средним классом и его традиционными ценностями. С другой стороны, вслед за Марксом, ее рассматривали как общественный класс, владеющий средствами производства и функционирующий как правящий класс капиталистической системы. В моей книге российская буржуазия определяется на основе такой ключевой характеристики, как капиталистическая собственность.

В России буржуазия никогда не была властвующим экономическим классом. Ни в 1905-м, ни – что еще важнее – в 1917 году эта группа не обладала достаточно мощным политическим влиянием, позволяющим модернизировать общественно-политические отношения. Это было связано с неразвитостью капиталистического производства в стране, где подавляющее большинство населения составляло нищее крестьянство. Как писал Лев Троцкий в своей «Истории русской революции», российская экономическая элита вступила с царским самодержавием и помещиками в коалицию, которая решительно противилась передаче земли крестьянам[59]. В этом контексте большевики пришли к власти в октябре 1917 года не с социалистической программой плановой индустриализации, а под лозунгом «Земля – крестьянам!». Точно так же буржуазия Франции вела себя в ходе Французской революции 1789 года[60].

Тот факт, что на протяжении большей части XX века российской буржуазии как таковой не существовало, в значительной степени объясняет, почему сегодня она не является правящим классом, подобно своим британским или французским аналогам. Олигархи, появившиеся в России в 1990-х годах, не были наследниками устоявшегося буржуазного класса: частная собственность на средства производства появилась только после приватизации советской промышленности в ходе рыночных реформ 1990-х. Большая часть нового богатства возникла в результате присвоения государственных активов, в том числе так называемыми красными директорами, которые приватизировали управляемые ими государственные предприятия и таким образом превратились в капиталистов. В отличие от Запада, российские олигархи в тот период обладали политической властью как независимые и влиятельные воротилы, а не как представители сплоченной социальной группы.

После хаоса 1990-х годов Путин взял экономическую либерализацию под личный контроль и в значительной мере обуздал олигархов. В результате сегодняшняя российская буржуазия не обладает серьезной политической властью. Согласно новым правилам игры, богатые русские должны держаться в стороне от политики, чтобы не испортить отношения с Путиным. Но при этом они по-прежнему владеют значительными долями российской экономики – в полном соответствии с марксистской концепцией буржуазии. Поскольку они не участвуют непосредственно в политической жизни как класс, влияние на доминирующий культурный и социальный дискурс в обществе оказывают российская медиаэлита и кремлевские политтехнологи[61].

Короче говоря, история возникновения новой российской буржуазии существенно отличается от траекторий, пройденных французской или английской буржуазией. Однако с социологической точки зрения в плане жизненных ценностей и практик легитимации она со временем приобрела все больше черт, присущих соответствующим западным классам. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к некоторым литературным и нелитературным источникам. Например, в телесериале «Аббатство Даунтон» мы видим, как британские аристократы вступают в брак с «долларовыми принцессами», чтобы спасти свои разоряющиеся имения; аналогичное явление описано и в романах Оноре де Бальзака, которые недавно были использованы в качестве социально-исторического источника экономистом Тома Пикетти. Несмотря на уникальность постсоветской истории, она воспроизводит процессы, которые неоднократно наблюдались в других обществах в прошлом, а именно: новые деньги становятся респектабельными и законными, а социальные парвеню со временем превращаются в общепризнанную элиту. Как показывает мое исследование, большинство богатых русских, еще недавно имевших репутацию баронов-разбойников, в настоящее время успешно трансформируются в уважаемых буржуа.

Как стать буржуа в постсоветской России?

Как стал возможен столь быстрый переход к более респектабельному поведению именно в России – стране показной роскоши, лимузинов и фальшивых дворцов в стиле барокко? В зыбкой ситуации постсоветской России, при отсутствии буржуазной традиции, на которую мог бы опереться новый богатый класс, большим подспорьем послужила интеллигенция. Русское слово «интеллигенция» – одно из немногих вошедших в английский язык, отчасти благодаря переводу таких произведений, как роман Ивана Тургенева «Отцы и дети» (1862). В СССР этим термином официально называли людей умственного труда, «белых воротничков», не охваченных марксистским классовым делением: инженеров, учителей, профессоров, деятелей культуры, врачей, ученых, писателей, художников, а также государственных и партийных функционеров. Происхождение из советской интеллигенции обеспечивает новых российских буржуа идеальной родословной и ценным культурным капиталом, представляя альтернативу «голубой крови» и ускоряя процессы их буржуазификации.

Обращение к интеллигентским корням ради обретения респектабельности вовсе не означает, что богатые русские становятся лучше в нравственном плане. Превращение в настоящую буржуазию не подразумевает и меньшей склонности к коррупционным бизнес-практикам. В этом новые российские буржуа мало чем отличаются от устоявшейся английской, французской или итальянской буржуазии, представители которой подчас не чураются участвовать в противозаконных налоговых схемах или более серьезных правонарушениях. Но при этом происхождение из советской интеллигенции служит для богатых русских весьма удобным историческим фактором, позволяющим обособиться от других социальных групп.

После экономического кризиса 2008 года и особенно после обвала рубля в 2014 году богатые русские наиболее остро ощутили потребность в легитимации. Представители высшего класса в России, как и в других странах, в конечном итоге хотят ощущать себя достойными своего привилегированного положения в обществе, убедить самих себя и других в том, что они заслуживают его благодаря своим превосходным личностным качествам и необычайным талантам[62]. Они хотят быть приняты в своей среде, ощущая ее социальную сплоченность.

Это очень непростая задача в стране, где богатых часто считают жуликами и ворами и где больше половины населения убеждены в том, что честным способом невозможно заработать большие деньги[63]. В современных обществах по всему миру отношение к богатым двойственное – сочетание уважения и признания их верховенства с бунтарским презрением. В России эта противоречивость выражена наиболее драматично. (Я, например, встречала множество российских матерей, которые ненавидели «богатых воров», но тем не менее мечтали выдать своих дочерей замуж за одного из