Западня - Рафаэль Сабатини

— И видимо, оттого же, — добавил он с горькой иронией, — португальцы, столь доблестные и неистовые в сражении, собственные указы о милиции, призывающие всех мужчин под ее знамена, забывают сразу же, как только их издают. До сих пор никто не попытался заставить упрямцев взять в руки оружие или наказать за дезертирство тех, кто, все же взяв его, потом бросил. Однако вы желаете сражений, вы хотите, чтобы ваши границы защищали. Еще минутку, сеньор! Больше нет нужды горячиться и не требуется никаких слов. Теперь, можно сказать, все решено.

Он улыбнулся — немного злорадно, как сам это почувствовал — и бросил наконец свой козырь, словно бомбу:

— Поскольку точки зрения вашего совета и главнокомандующего на многие вещи кардинально расходятся, вы, как нам кажется, будете приветствовать намерение лорда Веллингтона уехать из страны и рекомендовать правительству его величества прекратить помощь, которая в данное время оказывается Португалии.

Во время наступившей затем длительной паузы О'Мой, откинувшись в кресле и подперев рукой подбородок, наблюдал за эффектом, произведенным его словами. Дон Мигел побледнел, открыл рот и выкатил глаза, превратившись в комическое воплощение глубокого испуга.

— Боже мой! — он, наконец, сумел перевести дух, его пальцы судорожно впились в изогнутые ручки кресла.

— Вы выглядите не таким довольным, как я ожидал, — не преминул заметить О'Мой.

— Но, генерал… ведь его превосходительство не сможет совершить этот… этот роковой шаг?

— Роковой для кого, сударь? — поинтересовался О'Мой.

— Для всех нас, — Форжеш поднялся и приблизился к столу генерал-адъютанта, глядя ему в глаза. — Конечно, сэр, ведь наши интересы — Англии и Португалии — едины.

— Безусловно. Но интересы Англии можно защищать и в других местах, помимо Португалии. Об этом и говорил лорд Веллингтон; он уже извещал регентский совет, что, коль скоро его величество и принц-регент[19] возложили на него командование британской и португальской армиями, он не станет мириться с вмешательством совета или кого-нибудь из его членов в руководство военными операциями или терпеть их критические замечания и указания по поводу применяемых им методов и проводимых мер с целью их изменения. Но, видя, что критика не действует, члены совета, преследующие частные интересы, возобладавшие над их чувством долга, принялись всячески препятствовать действиям лорда Веллингтона, которые они не одобряют, и вот его терпение кончилось. Я передаю вашему превосходительству его собственные слова. Он считает, что нет никакого смысла оставаться в стране, чье правительство полно решимости противодействовать всем его усилиям по успешному проведению кампании.

Вы, сударь, выглядите встревоженным, но совет, не сомневаюсь, посмотрит на это иначе. Там наверняка обрадуются отъезду человека, чьи военные операции вызывают такое негодование, и вы, безусловно, увидите это, когда доложите совету о решении лорда Веллингтона, что я вам и предлагаю сделать.

Смущенный и растерянный Форжеш молча стоял несколько секунд, тщетно пытаясь подыскать нужные слова.

— Это последние слова лорда? — наконец произнес он явно испуганно.

— Существует альтернатива, — нарочито спокойно произнес О'Мой, — но только одна.

— Какая же? — спросил Форжеш, и в голосе его ощущались нотки нетерпения и тревоги.

Несколько секунд О'Мой молча смотрел на него, как бы размышляя.

— Честно говоря, я даже не знаю, стоит ли вообще об этом говорить.

— Пожалуйста, прошу вас.

— Мне кажется, это совершенно бесполезно.

— Позвольте это решить совету. Я просто умоляю об этом, генерал.

— Хорошо. — О'Мой пожал плечами и взял одну бумагу из пакета, лежавшего перед ним. — Я полагаю, вы должны признать, сударь, что все неприятности начались с приходом в регентский совет принципала Созы. — Он сделал паузу, ожидая ответа, но Форжеш дипломатично хранил молчание, и О'Мой продолжил: — Исходя из этого, а также учитывая другие факты, в которых, признаться, нет недостатка, лорд Веллингтон пришел к заключению, что сопротивление, пассивное и активное, на которое он наталкивается, является следствием влияния на совет принципала Созы. Полагаю, сударь, вы не станете это отрицать.

Форжеш с сожалением развел руками.

— Вспомните, генерал, — извиняющимся тоном произнес он, — ведь принципал Соза представляет определенный слой общества, на котором все, что предпринимает лорд Веллингтон, сказывается особенно тяжело.

— Вы хотите сказать, что принципал представляет португальское дворянство, которое, ставя свои собственные интересы выше государственных, решило оказывать сопротивление и противодействовать разорению страны, на котором настаивает лорд Веллингтон.

— Вы выражаетесь слишком резко…

— Вы найдете собственные слова лорда Веллингтона еще более резкими, — сказал О'Мой с мрачной улыбкой и обратился к бумаге, которую держал в руках. — Позвольте мне зачитать, что он пишет: «Что же касается принципала Созы, то прошу вас передать ему, что я не получаю удовлетворения от ведения дел в этой стране с тех пор, как он стал членом правительства, и никакая сила не заставит меня задержаться в Португалии, если он останется им или даже если просто будет находиться в Лиссабоне. Он должен покинуть страну, либо это сделаю я, причем сразу же после того, как только получу на то согласие его величества».

Генерал отложил письмо и выжидающе посмотрел на государственного секретаря, который ответил ему взглядом, полным смятения. Еще никогда за всю свою политическую карьеру этот умудренный в дипломатии человек не чувствовал себя таким ошеломленным, как теперь, его просто сокрушили откровенность и прямота этого энергичного человека.

Дон Мигел был отнюдь не глуп и мог в полной мере оценить военный талант британского главнокомандующего, плоды которого ему уже приходилось видеть. Он знал, что уход армии Жюно[20] из Лиссабона в позапрошлом году явился результатом, главным образом, боевых действуй сэра Артура Уэлсли — он тогда еще не был лордом Веллингтоном — до того, как его сменили на посту главнокомандующего той первой экспедиции, и дон Мигел чувствовал, что, если бы не это смещение, французам пришлось бы гораздо хуже. Он был свидетелем великолепно проведенной кампании 1809 года, битве на Дору с последующими жестокими боями, закончившимися вытеснением за португальскую границу расстроенных частей прежде столь великолепной армии Сульта. Страна была во второй раз избавлена от могучего захватчика. И дон Мигел понимал, что без войск под командованием этого человека, который должен остаться в Португалии и пользоваться полной свободой действий, нет никакой надежды остановить третье французское вторжение, для которого Массена[21] — один из самых талантливых маршалов императора — собирал теперь дивизии на севере. В случае исполнения Веллингтоном его угрозы и увода армии французы неудержимо двинутся по стране, захватывая и разоряя ее, и независимость португальцев падет в пыль под каблуки их жестокого императора.