Счастливчик - Сергей Скрипаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Пошли, пошли, – тихонько смеялась Ленка и волочила за руку упирающегося Андрея к галерее.
– Надо, Андрюшенька, волю воспитывать. Такой здоровенный, а букашек боишься! И это – мой мужчина!
В эти минуты Андрей почти ненавидел Ленку. Ему хотелось оттолкнуть ее от себя, наговорить гадостей, только чтобы не идти к этой чертовой галерее, в которой были выставлены насекомые.
– Ладно, Андрюшенька, если подойдешь к витрине, я тебя поцелую, – смеялась Ленка.
Собрав всю волю в кулак, Андрей делал шаг к стеклу, за которым в коробочках, в ярком свете, лежали засушенные твари, открывал глаза, и его плечи передергивались от отвращения. Он отступал назад и угрюмо уходил в другой зал. В такие минуты обещанная девушкой награда не радовала Андрея. Лена подходила к нему, нежно обнимала и целовала в перекошенные губы. Андрей вздрагивал, невольно защищаясь от прикосновения твари, стоящей перед глазами, и только мгновение спустя успокаивался. И такой он становился растерянный, жалкий, беспомощный, что Ленка с каким-то еще неведомым ей материнским чувством прижимала его склоненную голову к своей груди и целовала в макушку. Затем она брала Андрея под руку, и они уходили в другие залы. Пропуская девушку вперед, в дверях Андрей косился на галерейку и, бормоча с отвращением: «Тварь! Вот же тварь, а...», торопился поскорее уйти.
Через некоторое время Ленка начинала ехидничать:
– Как же ты служить-то будешь? А если в пустыню зашлют?
– Не, я с тобой в институт поступлю. А если провалюсь – в морфлот проситься буду.
– С ума сошел! Там же на год больше служить! А если не дождусь?! – прищуривалась Ленка.
– Ты... – совсем подавленно замолкал Андрей.
– Дождусь, дождусь! – смеялась Ленка, успокаивая помрачневшего Андрея. – Ты что? Я же люблю тебя!
Надо же было такому случиться, что и экзамены Андрей с треском провалил, и служить по призыву его именно в пустыню отправили.
Кого интересовали его страхи? Призывную комиссию? Чихать они хотели на его страхи! Для них важно одно из двух «годен – негоден».
– Годен!
Стальная, непробиваемая государственная воля, которую называют «почетная обязанность», подкрепленная понятием «интернациональный долг», как песчинку, подхватила Андрея. Не обращая внимания на его желания и страхи, ураганом проволокла через воинский эшелон, курс молодого бойца, спецподготовку и шмякнула в море таких же песчинок на юге неведомого Афганистана настолько быстро, что, казалось, еще вчера звучала песня сидящих с мешками на перроне короткостриженых парней:
Нас провожали, как обычно, на перронеИ на прощанье обещали: «Будем ждать!»О назначеньи мы узнали лишь в вагоне,Еще не зная, что придется испытать...
– Буду ждать, буду, буду! – заверяла ревущая Ленка, уткнувшись шмыгающим носом куда-то в шею Андрея.
Плакала мама, а отец просил не посрамить чести военного и часто отворачивался, смахивая с глаз невидимые никому слезы.
Ленка...
Накануне, из-за пьяного дыма проводов, неотвязных родственников им толком и поговорить-то не удалось. Никак было не избавиться от перебравшего дяди Коли, который насильно усаживал за плечи рвущегося к Ленке Андрея и в который уже раз пьяно кричал:
– Племяш! Главное – не ходи туда, куда тебя старшина посылает!
Не спеши выполнять приказ: вдруг его отменят! – и сам же гоготал над своими шутками.
Андрей верил, что Ленка дождется, еще и потому, что он у нее был первым мужчиной.
Из-за сальностей по этому поводу он даже поругался на проводах со своим дружком Генкой.
Только мысли о Ленке, воспоминания о ней и надежда на будущее примиряли с тяжестью службы, отгоняли страхи, позволяли забыться.
Душу отводил Андрей в разговорах с «земелей». Земляки, да еще и из одного города! Это вам не два лаптя по карте! Да еще и в такой далекой враждебной стране. Так что такой «земеля» – это уже почти родственник. Что от родственника скрывать?
Серега рассказывал и о себе, не стесняясь открыть душу Андрею. А Андрей поделился своим. Вспоминал, как горячими ночами Ленка говорила слова любви, что только для него одного купила настольную лампу с зеленым абажуром и только для него включала ее, выставив на подоконник своей кухни. Зеленый свет из окна первого этажа далеко виден, но не это главное. Означало это, что мать Ленки вновь уехала в Москву в командировку и что Андрея с нетерпением ждет его мечта, его любовь, его божество.
– И хитрая же девчонка! – хмыкал Сергей. – Поди, догадайся, к чему свет-то зеленый! Надо запомнить!
– Эх, Серега! Умная, красивая, нет другой такой девушки для меня. Отвернется если – жить не захочу! – горячо вздыхал Андрей.
– Боюсь я, Серега. Дружок мой, Генка, знаешь, сколько девчонок переменил? Жуть. Он мне вот что говорил...
Серега вскидывал брови, и Андрей делился своей тревогой:
– Где-то вычитал Генка, что... как там, – Андрей морщился, вспоминая Генкины слова, – а, вот... что девушка, дающая до свадьбы задаток, потом раздает всем свой товар даром, – Андрей в отчаянии махал рукой, – а он, зараза, знает. Опытный. Говорит: «Распечатал девочку, так и знай – уже не остановится!». И подкалывает: «Сам ты сладенькое узнал? Что? Плохо? Больше не будешь? То-то! А ее на два года бросаешь одну. Она же живая, значит, очень скоро захочет». Мы с ним чуть не подрались. А теперь сам думаю и боюсь, а вдруг и правда?!
– Да ладно, чего ты начинаешь! – неуверенно успокаивал Серега.
– Разные девчонки бывают. Дождется! – и, подпалив, сделав две-три затяжки, передавал папиросу с анашой: – На, дерни. Успокаивает.
Тревога Андрея была вызвана еще и тем, что после первого полугода службы письма от Ленки стали приходить реже и реже. Родители писали об общих вопросах, о гражданской жизни. О Ленке – ни слова. Как-то раз мама в ответ на одно из сумасшедших писем Андрея сухо и скупо написала, что Лена очень занята учебой.
Чувствовалась неохотность этой приписки, и Андрей запсиховал. Огорчался, злился, ревновал и подозревал самое для себя худшее. В рейдах пер на рожон, старался быть впереди, ничего не боялся, кидался в самую гущу событий в надежде получить отпуск, попасть домой, узнать, что же происходит с Ленкой. И только через год узнал.
Случилось. Но не только то худшее, чего боялся Андрей и о чем каркал Генка, а еще страшнее.
Андрей получил письмо от Генки. Верный друг сообщил, что не писал оттого, что боялся : Андрей не поверит. Тем более что год назад из-за Ленки же и поругались. Но молчать больше не может.
Один из старшекурсников мединститута не только соблазнил Ленку, но и приобщил ее к наркотикам – посадил на иглу. Привыкание оказалось настолько быстрым, а зависимость настолько сильной, что через полгода Ленка дошла до состояния, при котором за очередную дозу ложилась под любого. А верный знак ее и Андреевой любви – лампа под зеленым абажуром – светит теперь любому, посвященному в Ленкину зависимость.
С болью в сердце, отказываясь верить, Андрей прочитал письмо, но сообщение о лампе убедило его бесповоротно в происшедшем.
Ни стреляться, ни вешаться Андрей не стал, хотя мысли об этом и приходили в его измученную голову, но Андрей недавно был свидетелем подобного случая.
Месяц назад из отпуска пришел красавец сержант Вовка Кривцов. Вернулся какой-то квелый, малоулыбчивый, в отличие от себя прошлого, неунывающего, пышущего здоровьем и уверенностью. Провожали его в отпуск всем батальоном. Раздобыли и привели в порядок форму, натащили солдатских значков отличия: «Отличник Советской армии», первый разряд классности, 1-я ступень ВСК, новенький гвардейский знак, «Парашютист-инструктор», Вовка надраил до солнечного блеска и без того новенькую медаль «За отвагу». В общем, новенькой копеечкой уезжал Вовка из части, а вернулся ржавой железякой. Сбрил густые усы, за которыми даже в рейде ухаживал, часто расчесывая их специальной щеточкой, подстригся налысо и ходил по части как-то серо и незаметно. Однажды ночью, после длительного рейда, в палатке все спали, что называется, без задних ног. Внезапно, совсем рядом с Андреем раздался выстрел. Никто даже не пошевелился. Во-первых, стрельба в непосредственной близости – дело не новое, только что в горах настрелялись по горло, во-вторых, те, кто сейчас в охране городка стоит, тоже могут пальнуть по невидимому врагу, а может, и просто так, от тоски, по звездам шмалит, в-третьих, если бы действительно нападение на городок было, сейчас такая суета началась бы!.. Так подумал и во сне Андрей и другие ребята и, вздохнув в тяжелом забытьи, еще крепче погрузились в освежающий сон.
Утром их разбудил бешеный рев старшины, зашедшего в ротную палатку проведать своих пацанов. Андрей подскочил с кровати и увидел на соседней койке скрючившегося под одеялами Вовку. Сначала Андрей даже не понял, что же произошло. И только когда кто-то из ребят забросил боковое полотнище наверх и откинул три одеяла, заглушившие выстрел и укрывшие пороховую вонь и гарь, все стало ясно.