Карты рая - Дмитрий Веприк

Гейзер не занимался подсчетом населенных пунктов, но зато успел заметить плывущий в океане корабль, вид которого наводил на мысль, что аборигены не только не доросли до космонавтики, но даже не поднялись до идеи парового двигателя. Проще говоря, этот корабль был чем-то вроде трехмачтового галеона.

На второй минуте, максимально использовав разрешающие способности аппаратуры, они убедились, что аборигены этой планеты оказались людьми. Все это было очень интересно, но капитан Никсон прервал наблюдения.

— Старжеффский, какая планета шла у нас в списке вторым номером? — спросил он.

— Лучше всего четвертая, сэр, — ответил навигатор. В отличие от Гейзера он еще не понял, что к чему. — С магнитосферой у нее не так хорошо, но вторая еще хуже. Сплошные облака. Первичная атмосфера. Судя по всему, очень высокая вулканическая активность.

— В таком случае готовьте переход.

— Есть, сэр! — сказал навигатор.

Косо посмотрев на них, Гейзер перевел взгляд на экран. За натянутой парусиной и паутиной снастей на палубе галеона угадывалась группа кучно стоявших людей. Может быть, их собрали на молитву. Может быть, они отмечали какой-то праздник. Возможно даже, они собирались посылать своему капитану «черную метку». Колебания атмосферы скрадывали мелкие подробности. Гейзер вздохнул. Капитана Никсона все это не интересовало. Он нуждался только в площадке со стабильной гравитацией. Капитан даже проигнорировал неписаный обычай требовать бутылку шампанского в отсек управления. Он был безусловным моральным уродом. Ему тоже стоило послать «черную метку».

Насчет «черной метки» первый лейтенант погорячился, но в остальном был прав. Капитана Никсона практически не волновали деньги, сексом в силу ряда причин он мог интересоваться только теоретически, и риск поставить под срыв заурядную полицейскую операцию сейчас волновал его куда больше, нежели приоритет открытия новой гуманоидной цивилизации.

Малый ноль-переход в пределах планетарной системы с одной непульсирующей звездой в рабочей практике навигаторов — вещь самая обыкновенная и простая. Но в этот миг Старжеффский озадаченно смотрел на экран, где только что высветилась надпись: «Неисполнимая команда. Ноль-система отключена». Выйдя из секундного ступора, он сразу же соединился с инженером в режиме аварийной связи.

— Селленджер, что происходит? — вопросил он.

— А что происходит? — переспросил тот, явно чем-то занятый.

— Почему отключена ноль-система?

Задав вопрос, Старжеффский почти физически ощутил на своем затылке два взгляда. Один напоминал удар теннисного мячика, другой — ласковое прикосновение электрического ската.

— Идет предварительная подготовка к стабилизации бугеля, — ответил старший инженер. — А что?

Гейзер подавил приступ раздражения.

— Мы не можем садиться на эту планету! — объяснил он. — Нам надо переместиться к следующей.

— Почему? — переспросил Селленджер.

— Потому что на этой мы нашли цивилизацию! Около трех секунд инженер переваривал сообщение.

— Правда? — наивно спросил он.

— Да! — жестко ответил Гейзер. — И мы не имеем права садиться.

— Почему?

— По инструкции!

Селленджеру показалось, что эту фразу произнес капитан Никсон. Ему стало не по себе.

— Мы не можем активировать систему, — почти с отчаянием объяснил он. — Я… мы уже сняли напряжение. И разблокировали поля.

— Без моей санкции? — уточнил капитан Никсон. Бортинженер явно почувствовал себя нехорошо.

— Она была в критическом состоянии еще во время предыдущего перехода, — объяснил он.

Гейзер посмотрел на Никсона. Пальцы капитана принялись отстукивать на подлокотнике зловещую мелодию, которая родилась в те времена, когда гуманная наука еще не додумалась до гильотины, а одним из самых выразительных музыкальных инструментов считался барабан.

— Джерри, — мягко спросил капитан Никсон, — мы точно не можем активировать систему?

— Сэр, я ведь докладывал, что…— начал старший инженер.

— Я прошу только сказать «да» или…

— Нет, сэр! — отчеканил Селленджер, вложив в эту фразу весь запас решительности. Ее бы следовало написать, прибавив сверх положенных букв еще пару сверхштатных твердых знаков.

— Все понятно, — резюмировал командир крейсера. И вызвал меню связи. — Сбор командного состава! — объявил он. — Немедленно! В отсеке управления.

Гейзер снова посмотрел на экран. Трехмачтовый корабль исчез. Его закрывало большое облако. Первый лейтенант так и не узнал, что происходило на его палубе: общая молитва, бунт или празднование именин старшего боцмана. Или, может быть, почему-то подумал он, на самом деле корабль угодил в полосу затяжного штиля, за время которого были съеденьг последние куски солонины, сыра и сухарей, переловлены все крысы из трюма, тихо пойман и зарезан командой любимый капитанский барбос. Так что единственными съедобными существами на корабле остались только штатные члены экипажа. И теперь команда собралась на квартердеке, дабы путем честной, тайной и равной подачи голосов определить кандидатуру, по своими вкусовым и моральным качествам достойную первой занять место в большом камбузном котле и…

На самом же деле…

На самом же деле, хотя это и не имеет для нашей истории никакого значения, команда скрывшегося в облаке галеона действительно подняла бунт. На то у нее имелись причины. Во-первых, ее капитан оказался сумасшедшим. Во-вторых… Впрочем, достаточно и «во-первых».

Сошел ли капитан с ума во время плавания, или его болезнь имела долгую предысторию, команда не знала. Но половина хранившейся в трюмах галеона провизии была съедена, вторая сгнила, протухла и заплесневела. Уксус был израсходован полностью, треть винных бочек потекла, содержимое четверти израсходовано в обычном порядке, а оставшаяся часть почему-то оказалась наполненной не вином, а морской водой. Капитан Магруз пообещал после возвращения по-свойски поговорить с поставщиками, но на самом деле те были ни при чем, а вино выпила команда. Экипаж проделал незапланированное строителем судна отверстие из каюты помощника корабельного плотника в грузовой трюм, наполняя опустевшие бочонки водой.

Несмотря на все эти неприятности, капитан Магруз с достойным лучшего применения упрямством продолжал вести галеон на юго-восток, и каждое утро дозорные на фок-мачте до боли в глазах всматривались в океанский горизонт, не видя ничего, кроме воды и неба.

Другого они и не могли увидеть. Маскируя пробелы в своих знаниях и заполняя белые пятна, картографы этой планеты по традиции рисовали в нижних углах географических карт китов и морских змеев. А знай они больше, им бы все равно пришлось рисовать примерно те же самые сюжеты. Ну, может быть, нижнее поле они бы расписали изображениями айсбергов и пингвинов.