Религия и психические болезни - Романович Валерий Вадимович

Резкий сдвиг в положении душевнобольных произошел после Великой Французской революции. Права человека на свободу, провозглашенные революцией, относились и к больным. Филипп Пинель — уполномоченный правительственной комиссии — впервые снял цепи с больных в парижской больнице Сальпетриер, а затем и остальные «сумасшедшие» дома были превращены в лечебницы.

Отношение к душевнобольным на Руси было более мягким, хотя далеко, конечно, не то, каковым оно должно быть. В Киевском государстве IX–X веков уже существовала специальная организация призрения «нищих, странных и убогих людей». Такие организации обычно создавались при монастырях, где многие монахи-врачеватели прославлялись как «чудотворцы» за то, что «исцеляли бесных и имели дар внушать то, что они хотели, помимо воли тех, кому они делали внушение». «Бесными» (т. е. «одержимыми бесом») называли беспокойных психических больных в отличие от «слабоумных», к которым относили «странных и убогих». Последние считались одержимыми «святым духом», а поэтому назывались «божьими людьми», «блаженными», «юродивыми». Среди лишенных разума «юродивые» пользовались особым положением. В отличие от беспокойных психических больных, которых вместе с «еретиками» обычно содержали в «крепкой темнице» при монастырях, они пользовались полной свободой передвижения, могли говорить все, что хотят и кому хотят. К ним никогда не применялись меры физического воздействия, потому что их слова приравнивались к «гласу святых».

Английский посол Флетчер в книге «О государстве русском 1591 года» писал, что московские «домохозяева считали их (юродивых. — В. Р.) посещение за особую благость, их всюду кормили, водили в баню, одевали и обували. Таким образом, этот обычай оказывался своеобразной формой призрения значительного числа больных».

Совсем иначе относились к душевнобольным, которых в народе называли «божегневными», — их боялись. Они ходили по городам и селам босые, с длинными волосами, трясли всем телом и выкрикивали имена тех, кто их «испортил». Это так называемые «кликуши». Известный русский врач В. И. Даль писал, что «они мечутся, падают, подкатывают очи под лоб, кричат и вопят не своим голосом, уверяют, что в них вошло сто бесов, кои гложут у них животы и прочее. Болезнь эта пристает от одной бабы к другим, и, где есть одна кликуша, там вскоре показывается их несколько».

Официальное отношение к «кликушам» также выходило за рамки обычного для России гуманного отношения к душевнобольным. Кликушество объяснялось вселением дьявола в тело испорченного, и поэтому, когда при царе Алексее Михайловиче усилилась борьба с «колдунами» и «еретиками», вместе с ними на костры не раз отправлялись и «кликуши».

К XVIII веку в России стал преобладать взгляд на помешанных и «глупых» как на больных. В 1715 году Петр I издал указ, которым хотел искоренить кликушество и опровергнуть вымыслы о прорицаниях и чудесах «бесоодержимых». Он запретил ссылать психически больных в монастыри, где их не лечили, а часто наказывали за «самодурство» или использовали для насаждения суеверий. Учитывая, что в монастыри нередко заточались здоровые люди, которых объявляли сумасшедшими, Синод в 1767 году предписал направлять психических больных для освидетельствования к врачу. В 1776 году в Новгороде открывается первый дом для умалишенных, а через три года в Петербурге был открыт специальный «долгауз» (больница) «для пользования сумасшедших». В первые годы XIX века в России было уже около 20 психиатрических лечебниц и среди них больница «Всех Скорбящих» в Петербурге, на открытие которой в 1832 году Пушкин откликнулся известным стихотворением «Не дай мне бог сойти с ума». Стихотворение заканчивалось словами:

А ночью слышать буду я Не голос яркий соловья, Не шум глухой дубров — А крик товарищей моих, Да брань смотрителей ночных, Да визг, да звон оков.

Действительно, положение первых больных в русских долгаузах мало чем отличалось от положения обитателей лондонского Бедлама. Методы «лечения» были те же — людей привязывали ремнями к кроватям, приковывали цепями, надевали на них смирительные рубашки, обливали холодной водой. Только к сороковым годам прошлого века долгаузы были переименованы в психиатрические больницы, с больных были сняты цепи, на каждого из них была заведена история болезни. Система призрения больных сменилась системой их лечения. Стала успешно развиваться русская научная и больничная психиатрия. Начался период научного наступления на психические болезни.

«Студент холодных вод» и другие

С именем Ивана Яковлевича Корейши (1780–1861) связан отживший свой век период культа психически больных на Руси. Для русской православной церкви было характерно почитание юродивых, блаженных и иных «нищих духом» как «божьих людей». Некоторые из «юродивых во Христе» вписаны в православные святцы. В их честь воздвигнуты храмы, рассказы о них передаются из уст в уста на церковных папертях. Особенно благосклонно церковь относилась к Корейше. «Действия его, — писал архимандрит Феодор, — имеют значение, очевидно, более, нежели только символическое… в действиях Ивана Яковлевича выражается непосредственная мысль и движение его духа».

Как же случилось, что типичный больной шизофренией, в истории болезни которого был обозначен диагноз — деменция, т. е. слабоумие, а в графе «прогнозы» — «не курабельный», т. е. неизлечимый, на протяжении нескольких десятилетий был утешителем и «пророком» московской публики из среды суеверного купечества и мещанства?

Сын священника Корейша после окончания Смоленской духовной семинарии работал учителем. Уже в молодом возрасте в его поведении замечаются странности: он неохотно общается с людьми, постоянно стремится к уединению. Внезапно он оставляет учительскую работу, долго странствует как юродивый по монастырям и однажды, вернувшись в Смоленск, поселяется на одном из пустырей в старой бане.

Аутизм был наиболее ярким симптомом психического заболевания Корейши. Этот термин в психиатрии означает уход в себя, отчужденность от внешнего мира, замкнутость, эмоциональную холодность. Постепенно у Корейши стали нарастать явления эмоциональной тупости, он становится крайне неопрятен, «дичает». Болезнь с самого начала принимает неблагоприятное течение и приводит к ярко выраженному слабоумию. Однако жители Смоленска приняли все его «странности» за признак святости, и к Корейше потянулись многочисленные посетители, жаждавшие «пророческого слова». Паломников не смущало даже то, что Иван Яковлевич требовал, чтобы к нему в баню не входили, а вползали на четвереньках. В 1817 году за оскорбление заезжего влиятельного лица прорицатель оказался в Преображенской больнице для душевнобольных. Вместе с ним в Москву перекочевала и его слава «пророка». В благоустроенной палате было множество икон, перед которыми горели свечи. Но и в этих условиях он создавал вокруг себя обстановку невероятной неопрятности, что характерно для такого рода заболеваний.

Французский врач И. Г. Дюмулен, посетивший Корейшу, отметил у него наличие симптома «дурашливости», что в психиатрии называется «гефебренией». Но именно его «чудачества», нелепые поступки, бессвязная речь имели «таинственный» и «вещий» смысл для верующих.

Журнал «Современник» в 1861 году опубликовал несколько его ответов, которые почитатели Корейши воспринимали как «слово божие», «озарение свыше»:

«Вопрос: Женится ли X.?

Ответ: Без працы не бенды кололаци.

Вопрос: Выйду ли я замуж?

Ответ: Это хитрая наука в своей силе, что в рот носили.

Вопрос: Когда Л. поедет в Петербург?

Ответ: А. дух сокрушенный во храме Соломона молитвы дед».

Иногда он писал ответы и предсказания на клочках бумаги. В таких случаях подписывался: «Студент холодных вод». Это одна из особенностей мышления больных шизофренией — давать себе символические малопонятные имена и звания.