Сила любви - Лавирль Спенсер

Лицо Ким покраснело и опухло от слез.

– И речи быть не могло о том, чтобы я оставалась там одна, без Дженис.

Крис подхватил сумку Дженис, и они втроем направились к выходу.

В машине Ким устроилась на заднем сиденье, Дженис – впереди. Отвечая на ее вопросы, Крис пытался, как мог, утешать ее, видя, как она то и дело лезет в сумку за очередным носовым платком.

– Как мама, держится?

– Как Гибралтарские скалы. Еще находит силы подбадривать остальных. Грег всегда говорил, что она женщина сильная, и сегодня я сам в этом убедился. Но думаю, ей все-таки будет легче, когда ты вернешься. Самое трудное для нее было позвонить тебе и твоему брату.

– Он уже дома?

– Когда я уезжал, его еще не было. Но Уитманы уже выехали, везут его домой.

Какое-то время они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли о случившемся. Каково сейчас Ли? Что переживает четырнадцатилетний Джои, оставшийся единственным мужчиной в семье?

Машина Криса так дребезжала, что от этого становилось еще муторнее. Сквозь приоткрытые окна в салон врывался горячий ветер. Трубка в кондиционере, которую заменил Грег, все равно полетела, но Кристофер решил, что нет смысла еще раз ремонтировать, ведь в ближайшие дни у него будет новый «эксплорер». Новый «эксплорер»… черт возьми, он с полудня так ни разу и не вспомнил о нем! Дилер наверняка уже трезвонит ему домой, не понимая, что случилось. Удивительно, как вдруг новый автомобиль стал ему совершенно безразличен.

Солнце садилось. В предвечерней дымке вырисовывались контуры пригорода Миннеаполиса. На повороте их резко обогнал новенький «форд», но Крис не обратил на это внимания. Он смотрел прямо перед собой и мчался вперед, не сбавляя скорости. Девушки уставились в окна, и Дженис думала о том, как все изменилось в ее судьбе со вчерашнего дня. Теперь ее ожидает совсем иная жизнь. Не с кем уже будет поговорить о детстве, когда они были так неразлучны с Грегом. Джои намного моложе, у него совсем другие воспоминания. А Дженис росла с Грегом, они вместе ходили в школу, бегали стометровки, обсуждали свои детские влюбленности… Их будущие дети были бы двоюродными братьями и сестрами и тоже росли бы вместе, вместе отмечали праздники. Она бы иногда брала к себе детей Грега, отпуская его с женой повеселиться. Дети ходили бы друг к другу на дни рождения, вместе праздновали бы окончание школы, справляли свадьбы. Дженис почувствовала, как закипает в ней злоба. Она так надеялась на своего брата, так беззаветно любила его, и вот он ушел и унес с собой часть ее будущего!

Ей вдруг стало стыдно. Как я могу злиться? И на кого? На Грега? Маму? Отца? На того младенца, который умер и не испытал такой душевной боли, что испытываю сейчас я, и не может быть сейчас рядом? На себя – за то, что уехала в Сан-Франциско и не провела с Грегом его последние дни?

Она откинула голову на спинку сиденья и спросила:

– Ты не чувствуешь злости, Крис?

Он взглянул на нее.

– Да, пожалуй.

– А на кого ты злишься?

– На Грега. За то, что не надел шлем. На судьбу. Черт возьми, не знаю на кого.

Дженис стало легче от того, что Крис испытывает те же чувства – как ей казалось, эгоистичные.

– Я все время думаю о том, что он так и не женился… не оставил детей.

– Да, я понимаю.

– Думаю и о маме, обо всех нас. Черт возьми, думаю о днях рождения! О Рождестве!

Она опять заплакала.

– Эти дни отныне будут уж… ужасными!

Она была права. Крису нечего было возразить, он лишь сочувственно пожал ей руку.

Пожалуй, еще не доводилось ему быть свидетелем более горестной сцены, чем встреча Ли Рестон с детьми. Он стоял рядом, наблюдая, как прижались они друг к другу в скорбном молчании. В эту минуту он готов был пожертвовать частью своей жизни, лишь бы вернуть им Грега.

Он слышал их рыдания, видел, как руки матери гладят головы детей, прижавшиеся к ее груди. Решив не мешать, Крис вышел на задний двор и присел на ступеньках лестницы, что вела к лужайке. Лужайка была прелестна – довольно большая, футов двести, она упиралась в живую изгородь, отделявшую ее от соседнего двора. С одной стороны, ближе к дому, росли тенистые деревья. Вдали же пестрели в три яруса цветочные клумбы, окаймлявшие площадку для игры в волейбол и семейных пикников. Крис пару раз был на этих праздниках. В его памяти они навсегда остались самыми счастливыми днями. Хот-доги, веселье, семейное тепло и уют – всего этого так недоставало в его жизни. И Грег подарил ему это. Рестоны всегда встречали Криса как члена своей семьи. «Пиво там. У нас самообслуживание, кому лень, останется голодным. И нет ему сочувствия!»

Четвертое июля в этом году вряд ли станет для них праздничным днем. Пикника не будет. Ведь Крис еще в апреле упросил капитана дать ему выходной в этот день. Теперь, наверное, лучше будет попроситься на дежурство – пусть уж кто-нибудь из женатых ребят проведет этот день с семьей. Черт возьми, так, пожалуй, и надо сделать. Крису было не впервой добровольно дежурить в праздники. Все лучше, чем слоняться без дела, чувствуя себя одиноким и никому не нужным.

Он вспомнил один из праздников Четвертого июля, когда ему было лет двенадцать. В школе он записался в оркестр, попросив, чтобы ему дали тубу, – дома денег на инструменты не было, а в школе тубы и барабаны давали бесплатно. Крис до сих пор помнил, как приятно оттягивала туба плечо, как впивались губы в огромный мундштук, с каким вдохновением он впервые маршировал по улице с оркестром, и над его головой возвышалась медная тарелка тубы. Играли тогда его любимый марш «Клаксон» – да, именно его, – и, черт возьми, до чего же здорово они его исполняли, прямо кровь стыла в жилах. Пум-пум-пум-пум… Они с барабанщиком на пару задавали ритм всему оркестру. Дирижер, мистер Затнер, объявил, что их юношеский оркестр пригласили на парад в маленький городок Принстон, и всем музыкантам выдали атласные накидки – с одной стороны черные, с другой – бордовые, и просили надеть черные брюки и белые рубашки. У Криса по дороге домой от волнения даже живот скрутило: придется просить родителей купить ему черные брюки…

Лаллеки жили в вонючей квартирке над магазином электробытовых приборов. В квартиру вела видавшая виды открытая лестница со стороны аллеи. В теплые месяцы здесь стоял тяжелый запах гнилых овощей из мусорных баков, что стояли неподалеку от магазина «Красный филин». Иногда, когда в доме нечего было поесть, Крис слонялся на заднем дворе овощного магазина в часы, когда хозяин выбрасывал разную гниль.

– Эй, не нужно ли помочь? – предлагал он свои услуги, а детина в засаленном белом фартуке отвечал: