Гомогенез - Warrax

«Я ненавижу человечество,

Я от него бегу спеша».

- Константин Бальмонт

«Пускай меня охватит целый ад,

Пусть буду мучиться, я рад, я рад!

Хотя бы вдвое, против прежних дней,

Но только дальше, дальше от людей!»

- Михаил Лермонтов

«Невольно сравниваю себя

И тех, кто со мною рядом.

Жизнь среди них такому, как я

Становится сущим адом!»

- Аль-Муттанабби

Ну и, наконец, совсем замечательная характеристика чел-овечества от Зинаиды Гиппиус:

«Страшное, грубое, липкое, грязное,

Жестко-тупое, всегда безобразное,

Медленно рвущее, мелко нечестное,

Скользкое, стыдное, низкое, тесное,

Явно довольное, тайно блудливое,

Плоско смешное и тошно трусливое,

Вязко, болотно и тинно застойное,

Жизни и смерти равно недостойное,

Рабское, хамское, гнойное, черное [56],

Изредка серое, в сером упорное,

Вечно лежачее, дьявольски косное [57],

Глупое, сохлое, сонное, злостное,

Трупно-холодное, жалко ничтожное,

Невыносимое, ложное, ложное...»

Вспоминается сентенция Николы Шамфора:

«М* обвиняли в мизантропии. "Нет, - возразил он, - я не мизантроп, но когда-то боялся, что стану им, и потому, на свое счастье, принял нужные меры." - "Какие же?" - "Стал жить вдали от людей"».

Сапиенс vs Человек

«You are against the people, O my chosen!»

- Liber AL vel Legis 2:25

С тем, что не всякий, рожденный женщиной, может считать себя человеком, многие даже согласны, правда, делая оговорку о формальной принадлежности идиотов и т.д. к биологическому виду Homo. И часто приходится сталкиваться с точкой зрения такого рода: да, современный человек не достоин звания разумного, но почему не назвать тот идеал, к которому надо стремиться, Человеком с большой буквы? Таким, каким человек должен стать?

А очень просто - дело в том, что Человек со сколь угодно большой буквы обладает чел-овеческими качествами. По определению. А именно эти качества и мешают дальнейшему прогрессу.

Этот вопрос, следует заметить, задают обычно люди с интеллектом, значительно превышающий средний, что иллюстрирует недостаточность простого наличия высокого интеллекта для дальнейшего развития. Как бы не тренировал человек ноги - для того, чтобы полететь, ему нужны крылья (или встроенный антиграв)...

Разберем вопрос подробнее. Во-первых, мы не считаем, что все должны развиваться в сторону от человеческого, но настаиваем на своем праве делать это [58]. Во-вторых, даже если чЕЛОВЕК [59] (наблюдаемый вокруг как типичный представитель) каким-то образом и станет Человеком - разумным, гармоничным, всесторонне развитым и т.д. - он все равно останется всего лишь человеком, самым разумным, но все же животным [60]. А для любого животного природой заложена приоритетность выживания рода по сравнению с целями индивидуума. Вот, собственно говоря, и вся принципиальная разница между сапиенсом, вследствие приоритета разума ставящим на первое место индивидуальность (не путать с эгоцентризмом), и Человеком.

По мере развития сапиенс вообще исключает инстинкт сохранения вида. Сначала из программ поведения, следующих из разумности, а затем, закрепляя эволюционно - из генокода. Одним из определяющих признаков разумного существа является стремление к уменьшению (в идеале - к исключению) биологических программ, отрабатывающих инстинктивно, без осознания. Здесь нужно правильно понимать выражение «биологические программы» - это не последовательность биологических процессов, протекающих в живом организме (рост, синтез, преобразование энергии, функционирование органов и пр.), а последовательность действий индивида, обусловленная принадлежностью его к конкретному виду. Самый наглядный пример: инстинкт сохранения вида - выражающийся, например, повышенной заботой о потомстве, даже в ущерб собственному существованию.

Существование вида как совокупности сходных особей может быть выгодно (обратите внимание на буквальную трактовку слова выгодно) разумному существу лишь постольку, поскольку эта совокупность может обеспечить самореализацию разумного существа, в чем бы эта самореализация не выражалась. Но как только подобное положение вещей изменяется, разумное существо будет рассматривать иных особей, как помеху, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Сапиенс не ориентирован на общество и взаимодействует с ним в двух случаях: когда он вынужден сделать это (этот фактор постоянен в условиях современности) и когда ему это выгодно. О моделях государственного устройства мы будем говорить позже в отдельной главе, здесь лишь заметим, что государству в большинстве случаев гораздо выгоднее принуждение, а не взаимовыгодное сотрудничество с населением, но при этом гораздо удобнее, когда население подчиняется добровольно, думая, что это либо единственный вариант (скажем, благодаря религии - «любая власть от бога»), либо считая предлагаемый правительством вариант наилучшим (вследствие идеологической пропаганды). Позволим себе вспомнить старый анекдот:

Американцу, французу и русскому было дано задание - накормить кошку горчицей.

Американец раскрыл пасть кошке и затолкнул туда горчицу.

- Насилие! - возмутились остальные.

Француз смазал горчицей кусок колбасы, накрыл его другим кусочком и скормил кошке.

- Обман!

Русский же намазал горчицей кошке под хвостом и та, громко мяукая от боли, начала вылизывать горчицу.

- Обратите внимание: добровольно и с песней! - гордо заявил русский.

Представители чел-овечества по своей глубинной сути не приспособлены к тому, чтобы ставить свои интересы выше общественных. Это идет еще со времен первобытнообщинного строя, если не раньше - тогда мамонта можно было забить только совместно, а боязнь при этом погибнуть вполне компенсировалась перспективой помереть с голоду при отказе от риска [61]. В древней истории человек также практически не представлял себя сначала вне рода, затем - вне общины, в которой он жил. Недаром одним из распространенных и тяжелейших наказаний в то время было изгнание, а ответственность часто была коллективной [62], не говоря уже об практике объективного вменения [63]. Лишь очень постепенно в массовом сознании начала появляться идея, что каждый человек - индивидуум (что отнюдь не обозначает автоматически личности, достойной называться таковой). Но это вполне здравое убеждение возникло не в результате осмысления проблемы, а как следствие развития - не побоимся призрака Карла Маркса - экономики: именно денежные отношения позволяют отделить себя от остальной массы людей, в отличие от натурального обмена. Причем фактически это не отделение как таковое, а «отделение по признаку» - по признаку уменьшения степени зависимости, в данном случае - материальной. Но, так как сохранялись все другие виды зависимости «части от целого», именно потому, что часть продолжала оставаться частью, на которую в общем продолжали распространяться все законы «целого», прежде всего - социально-этические, это не могло само по себе привести к появлению внеобщественных разумных особей в массовом количестве. Поэтому менталитет обывателей это затронуло весьма мало, создав разве что шизофреническое раздвоение [64]: осознанно индивид теперь стремится грести под себя, а вслух заявляет о своем альтруизме и стремлении помочь ближнему. Основы психики, сформированные на протяжении многих тысячелетий, удаляются не так-то легко: хотя «КПД загребания» и выше, эгоистические стремления этически считаются «низкими и недостойными». А если учесть, что типичный представитель народной массы живет куда в большей степени бессознательными мотивациями, получаем глубокий внутренний конфликт между сознанием и подсознанием, что приводит к соответствующим последствиям для психики.

Множество философов приходили к выводу о существовании в человеке некоего изначального свойства, заставлявшего во все времена «бороться со злом» (разумеется, критерии зла очень даже менялись), причем даже в безнадежной ситуации, жертвуя своей жизнью и т.д. [65]

«Почему, вследствие какого умственного или чувственного процесса человек сплошь да рядом в силу каких-то соображений, называемых нами "нравственными", отказывается от того, что несомненно должно доставить ему удовольствие. Почему он часто переносит всякого рода лишения, лишь бы не изменить сложившемуся в нем нравственному идеалу?» - П.А. Кропоткин, «Этика», т.1.