Как оставаться Женщиной до 100 лет - Ольга Мясникова

Я редко лечила больных дома, но тут я не могла отказать, боясь, что другие врачи могут ей навредить по незнанию. Когда я приехала к ним, ей уже назначили мочегонные с калием. Я не выдержала: «Какой болван вам это назначил?» А болван оказался тут же – это был доцент из Института курортологии, их старый друг…

С тех пор я регулярно приходила к ним, они же «за визиты» давали мне кипу книг, от которых я не могла отказаться!

Деньги я с больных никогда не брала, но цветы, духи, конфеты, книги принимала, считая некрасивым «жеманничать» в ответ на порыв души пациентов при расставании.

Мои приходы превратились в дружбу, мне было очень интересно слушать их, проникаться их мудростью. Там я познакомилась с интересными людьми из литературного мира, раньше мне мало знакомого изнутри.

А.П. с мужем ежегодно в феврале‑марте уезжали на юг в Дом творчества писателей в Ялту. И на этот раз она стала меня уговаривать разрешить ей эту поездку, говоря: «Милая Ольга Халиловна, я знаю, что могу умереть в любую минуту: тут меня поместят в камеру с серыми стенками, в сером пасмурном климате, а там я буду среди чудесной весенней природы, пахучих цветов, чистого воздуха, буду любоваться на мои любимые горы, кипарисы, море! Не отнимайте у меня это в мои последние дни! Прошу вас, дорогая Олечка!»

Как я могла ей отказать! Хотя понимала все безумие такой затеи, но взяла ответственность на себя: написала подробно, какие лекарства принимать, какого режима придерживаться, как питаться, а врачам – отдельную инструкцию. Все три недели они хорошо отдыхали, наслаждались солнцем, воздухом, цветами. А.П. даже ходила в город делать маникюр и педикюр.

Заказали обратные билеты, Иван Васильевич мне уже позвонил, что скоро приезжают и вдруг… у нее начались прежние приступы: временами они затихали, почти не дышала. Сердце почти замирало. Иван Васильевич караулил ее все ночи. Чтоб не заснуть, пил кофе и коньяк. Делал ей массаж сердца, как я его учила, а она просыпалась, ничего не помня.

Забрали ее в больницу в Ливадии. И.В. мне позвонил, и я разговаривала с заведующим реанимацией: перечислила все противопоказанные ей лекарства. Он слушал, слушал и проговорил равнодушно: «Ну что вы, доктор, какие лекарства? Ей ведь 80 лет!»

Я, конечно, возмутилась: «Как вы можете? А если бы это была ваша мать?» Но, увы, у многих врачей такое отношение к старикам – пожили, мол.

Она умерла там 13 мая 1977 года. Похоронили на кладбище в Ялте, где она сама выбрала при жизни: там лежат ее друзья. Очень красивое место – на горке, среди роскошных деревьев. Провожали ее торжественно в помещении театра: речи произносили местная власть и представители московской писательской организации.

Иван Васильевич вернулся совсем больной: кожа висела, с язвами (бессонные ночи, коньяк, кофе!), худой, бледный, его под руки вели.

Мне было его жаль до слез: я сидела на поминках рядом с ним и слезы не могла удержать. Я стала его лечить. Через месяц вылечила, он повеселел, поправился, язвы зажили, стал ходить сам. Но за это время мы очень привязались друг к другу. Я увидела, какая красивая у него душа! Как он образован, начитан, мог часами наизусть декламировать стихи, рассказывал мне про свои встречи с интереснейшими и известными людьми. А я его покорила добротой, вниманием, сочувствием и интересом к его жизни.

Так родилась ЛЮБОВЬ.

Я не видела его старости, он для меня был молодой, красивый!

И когда он приехал ко мне домой с ультиматумом «или вы переезжаете ко мне, или я уезжаю, куда глаза глядят, и пропадаю» мне ничего не оставалось как согласиться, но я попросила время, чтобы проводить гостившую у меня подругу с сестрой. Но И.В. не дал мне и этого времени и перевез нас троих к себе! Вот это натиск! А 12 августа 1977 года мы расписались!

Наша семейная жизнь потекла чудесно: полное взаимопонимание, уважение, любовь, встречи с интересными людьми, поездки в дома творчества в Ялту, Пицунду, иногда по два раза в год… Я получила то, чего была лишена с детства: литературного образования, кругозора, высокой культуры…

Мы вместе читали все новинки, исторические книги, и муж мне многое объяснял, ведь он видел и царя и царевича, читал запрещенную у нас литературу, общался с Врангелем, Игнатьевым, Казем‑Беком, Рощиным, не говоря о Пастернаке, Лунберге, Лацисе, Гамсахурдиями, С.С. Смирновым, семьей Тициана Табидзе, украинцами – Скляренко, Яновским, книги которых он переводил и дружил с ними…

И самое неожиданное – необыкновенно красивая сексуальная жизнь. Сколько ласки, нежности и страсти было в этом человеке! Я ходила как в тумане любовном: все ночи он меня любил, запивали испанским вином «Кампо Вето» с фруктами… Такие чувства я испытывала впервые! В 50 лет я познала истинную страсть и удовлетворение!

Быт тоже не отягощал: для любимого все готова была делать играючи! Я убедилась, что воспоминания Жорж Саид мне близки:

«Старый человек любит сильнее, чем молодой, и невозможно не любить того, кто любит вас так преданно. Он был красив, элегантен, изящен, весел, приятен, привлекателен и неизменно в ровном расположении духа. В молодости он был слишком очарователен и не мог бы вести тихую семейную жизнь… Быть может, я не была бы столь счастливой, живя с ним, у меня было бы слишком много соперниц. Я убеждена, что мне достался лучший период его жизни и что никакой молодой человек не сумел бы дать столько счастья, сколько он давал мне. Я никогда около него не испытывала чувства скуки.»

Все, все полностью относится к моему мужу и ко мне! Мы с ним прожили 20 счастливых лет. Муж посвятил мне стихи.

ГОРДОЙ ПРЕКРАСНОЙ ФЕЕ ЛЮБВИ И СТРАСТИ НЕЖНОЙ

«Я влюблен в глаза ваши кариеИ в изгиб соболиных бровей,В голос звонче гаванской гитарыСмех грудной – соловьиной трели нежней.

Я люблю ваши быстрые руки,Жадный рот и упругую грудь.И божественно‑сладкие муки,Что всю ночь не дают нам уснуть.

В вас так много весеннего яркого –От усыпанной маком степиИ от юности пылкой и жаркой,И от горной прохладной реки.

Я ловлю ваши грезы заветные,Что летят косяком журавлей,Подбираю слова искрометныеИ шепчу, как в бреду, гордой Фее:

«Вам не чужд тот безумный охотник,Что, взойдя на нагую скалу,В пьяном счастье, в тоске безотчетнойПрямо в солнце пускает стрелу!!!»

Моей неповторимой, единственной Татарочке – Путеводной Звездочке – ОЛЕ от безумного Иванушки.

Вот рассказала сейчас о нас с Иваном Александровичем и тут вспомнила свою бедную мамочку.

Сколько ей досталось в жизни! Какая боль осталась у нее на всю жизнь из‑за разлуки с любимым мужем!

Мама окончила в Крыму медресе (религиозную школу), потом тайно убежала учиться в город (под сеном на подводе), ибо девушек не выпускали, стала преподавать в школе родной язык и литературу, окончив девятилетку и двухгодичный учительский институт. Она была первой учительницей в Дерекое (под Ялтой, в ущелье, она изображена на картине» Старый Крым»). Отец – потомок турецкого дипломата, выкупившего землю вблизи Симферополя у фрейлины Екатерины II, где построил пять домов (БЕШ ЭВ по‑татарски) и всех жителей стали звать Бешевли, т. е. из Бешева.

Мама играла в спектакле «Арзы Кыз» в Симферопольском драмтеатре, но муж запретил ей. Приглашали ее в Москву сниматься в кино вместе со знаменитым артистом АЛИМОМ…

Мамины горести начались после ареста мужа как «националиста» из‑за того, что он не принимал в организованную им коммуну другие нации… После его побега из тюрьмы маму терзали, требовали его выдачи, следили за ней, не разрешали преподавать и т. д. Она, 22‑летняя женщина, вся словно окаменела, чтобы не поддаться на провокации, чтобы защитить и меня.

Она три месяца пробиралась к мужу в лесную чащобу, носила ему еду, отдала все свои золотые монеты, нашитые на шапочке национальной, которую нельзя трогать без острой необходимости, чтоб переправить отца в Турцию, а его мать и две сестры тайком от мамы уехали в Турцию как турецкоподданные (они боялись, что обнаружится их родство с моим отцом и их не выпустят).

Маму вынудили выйти замуж за кэгэбешника, угрожая ссылкой в Сибирь вместе с ребенком, но она всю жизнь любила только отца, помнила его, часто плакала, напевая старинные песни о разлуке с любимым.

А от моего отчима она убежала еще до войны в Сталинград.

Отец ее тоже не забыл, когда я была в Турции в 1965 году, он мне много рассказывал о маме, о их любви, читал ее письма друзьям, которые очень маму уважали, говоря, что такая женщина не предаст.

Отец ждал маму 8 лет, посылал в Крым своего брата, но отчим не спускал глаз с мамы, во время войны тоже искал нас в Крыму. Потом отец женился, чтоб иметь СЫНА, как велит Аллах.