Крысиные гонки - Павел Дартс

Встречи как таковой не получилось – оба обманули друг друга: Архант, оказавшийся действительно, как он и представлялся, студенческого возраста парнем, привёл на стрелку трёх таких же, нагловатого вида, друзей, хотя договаривались встретиться один на один; а сам он вообще не пришёл. Во всяком случае так решили гогочущие, плюющиеся во все стороны студиозусы, – «Зассал, зассал твой противник, я ж тебе говорил, Харя, все геймеры в реальной жизни ссыкуны, и ты тоже ссыкун, а-га-га-га!!..» – и никто из них уж не обратил внимания на сидевшего рядом на скамеечке дедушку в очках, сосредоточенно читающего газету, – всё же он был Актёром. А потом он издалека проводил Арханта-Харю до дома, и даже квартиру его повезло ему узнать.

И теперь, когда вдруг геймерские баталии сводили его с Архантом – тот обязательно издевался, всячески упражняясь в оскорблениях, и по тактике игры, и по неудавшейся встрече, – конечно же неудавшейся из-за трусости оппонента! – «Ты и в жизни такое же чмо и нуб, как и в игре, ты…» – читать это было очень неприятно, хотя сам он уже не отвечал, и всеми фибрами души ненавидел его, Арханта, и всячески стремился у него выиграть, – но тот и знал уже все его тактические уловки, и сам, что уж кривить душой, играл лучше, – но потока грязных оскорблений он не мог ему простить – «Сопляк, дешёвка, никчемность! Кто он такой чтобы оскорблять меня??», – и в очередной раз проигрывал, и в очередной раз вожделел реванш, а ещё больше – вмять проклятому гаду переносицу ударом тяжёлого лома, – и бить, бить, превращая самодовольное чмо в кровавое вскрикивающее месиво. И только потенциальная возможность такого финала игры, возможность поквитаться вне игрового поля, давала ему силу сдерживаться на очередные оскорбительные его выпады.

Он скрежетал зубами, проигрывая очередному оппоненту, – но представлял перед собой этого, – Арханта, несомненно прыщавого урода (он толком его не рассматривал), и вожделел поквитаться в реале.

– За всё ответишь, гад; и за всех! Придёт, придёт этот час, посмотрим как ты будешь хохотать и оскорблять меня, глядя мне в глаза – в реале, мне!.. Кому, кстати, мне?.. Актёру второго разряда Мувского Театра Драмы? Неееет…

Он сел опять к компьютеру, откинул крышку, нажал пуск.

Ткнул в иконку. Под воинственную музыку открылось начальное меню Игры. «Вся наша жизнь – игра…» пробормотал он банальность и задержал руку, готовую ввести пароль на вход в его прежний аккаунт. Со статусом, безнадёжно и давно замершем на 19-м левеле.

«Начну… Да. Новая жизнь. Я начну новую жизнь. Всё будет по-новому. Новая судьба. Новая, в конце концов, личность. И новый акк. И уж щадить никого не буду. Все сволочи. Все уроды. Не понимают меня, все сосредоточены только на своих мелких делишках. Мухи. Клопы. Микробы. Людишки. И они ещё будут оскорблять меня?? МЕНЯ???»

Решение пришло само собой. Он нажал «регистрация» и в открывшемся окне напечатал как положено, латиницей, свой новый акк: Diavol.

ДЬЯВОЛ – ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

Жрать дома уже было нечего. Хотя на коммунальные платежи он не тратился, собственно, как и почти все теперь жители кризисного Мувска, кушать что-то было надо. По талонам ничего не давали вторую неделю, хотя, как говорили в очередях, продукты в городе были, вон – в «Гекторе», или в «Парадизе», «Гиппо», в «СанРемо» говорят, есть всё что угодно, – и икра, и коньяк, и торты… и колбаса. Плати только. Валютой. Кризис, говорят, преддефолтное состояние, или что ещё они там выдумают. Наличие в продаже тортов – для тех кто может себе это позволить по «сильно коммерческим» ценам больше всего бесило.

Озлобление накапливалось, откладывалось, нарастало как гора шлака; нет – как сложенные одна на одну неровно бетонные плиты, угрожающе кренящиеся, чудовищно тяжёлые и опасные, – а беззаботный крановщик всё добавлял и добавлял их в стопку; и ясно было что когда-то это всё рухнет, погребя под собой случайно оказавшихся рядом.

Хорошо что ушла жена. Хорошо что забрала детей. В его новой сущности у него не могло быть детей, семьи, привязанностей. Каждый день он старался врастать в новый образ, – образ «Врага рода человеческого», – существа хитрого, коварного и безжалостного, – а самое главное, – успешного. В конце концов он ведь был актёром. Входить в образ было его профессией, – но на этот раз он хотел, чтобы образ вошёл в него, стал его сущностью, его плотью и кровью, – образ Диавола.

В бога он не верил. Он просто сложил этот образ, свой новый акк, свою новую понравившуюся ему сущность из обрывков детских страхов, впечатлений от фильмов ужасов, кусков характеров из драматических ролей – сыгранный или просто прочитанных. Как ни странно, образ получался цельным; он постепенно врастал в него, замещая своей могучей и беспощадной цельностью жалкие трепыхания нищей актёрской душонки, – это не было оскорблением, он сам так думал о себе, и сам всячески, старательно, культивировал в себе этот новый, цельный, нравящийся ему образ. Но до сих пор новая личность никак не проявляла себя внешне, хотя – он заметил, – в игре во всё ещё временами, хотя и с перебоями и лагами работающем интернете, он стал заметно более уверен в себе и более агрессивен… Однажды он с удивлением обнаружил, – он давно уже как-то не смотрел на свой левел, ему теперь это было просто неинтересно, – что он давно уже играет на двадцать первом левеле, вот ведь!.. И периодически ему опять попадался в играх Архант, и опять тот, как обычно, сыпал оскорблениями и издёвками, в том числе и над игровым ником -  «Много вас тут таких, «Дьяволов», ты, дебил, возьми себе ник поскромнее, ты же играть совсем не умеешь, нубяра!», – хотя он не знал что под новым ником скрывается прежний его сетевой знакомец, не пришедший на стрелку (как он считал), чтобы «пощупать друг другу морду», а потом и вообще исчезнувший, как он думал, с игрового сервера, – или вообще бросил играть, нуб неисправимый, или подался на другой сервер, чтоб со мной не пересекаться, – так он думал. Он не представлял, сколько раз, в очередной раз проигрывая ему, теперь уже Diavol представлял как он рассчитается со всеми своими обидчиками, – в его лице, рассчитается холодно, злобно и кроваво. Не мог он это знать. И потому по-прежнему сыпал оскорблениями, выигрывая раз за разом, – он был хороший геймер, с отличной реакцией, и тоже поправлял в сети свою самооценку…

Новая личность выросла, сформировалась, стала цельной и самодостаточной, – как казалось Артисту, – но тело банально хотело жрать… А жрать было нечего, – он никогда не опускался до столь низменных вещей как делать запасы. Приходилось стоять в очередях, на отоваривание талонов, хотя продуктов давали всё меньше и меньше; а продавать что-то из обстановки он брезговал, считая дешёвкой, недостойным себя. Однажды только сумел заставить себя сходить на рынок и там у не то армян, не то азербайджанцев сменять немного макарон, картошки и крупы на своё золотое обручальное кольцо и забытые женой на серванте её золотые серёжки.

Он всё ждал, когда появится ВОЗМОЖНОСТЬ, – он верил, что она придёт, театр по-прежнему не работал, кинотеатры, собственно, тоже; всё чаще стали веерные отключения электричества, а с падением интернета и новости стали только официозные, – и такие приглаженные, такие глянцевые, что ежу ясно было что в мире творится что-то настолько страшное, что и говорить людям об этом невозможно открыто, только иносказаниями.

А возможности – возможности, золотой возможности круто изменить свою опостылевшую жизнь всё небыло, хотя он уже был совсем, совсем готов – к любому действу, к подвигу или злодейству; а то, что теперь постоянно хотелось есть и слухи о том что в супермаркетах по-прежнему пекут торты «для тех кто может себе это позволить», конечно же больше подвигало к злодейству; и он даже снял с полки и стал перечитывать «Преступление и наказание», особенно сцену где Раскольников с процентщицей… Ставя себя на место Родиона, он не чувствовал в себе ни грамма описанных Достоевским душевных мук после двойного убийства, – устарел, устарел Фёдор Михалыч, думал он, ну какая такая сейчас достоевщина, какие душевные терзания, – ну кокнул Родион  двух никчёмных старушенций, а уж столько вокруг он переживаний навертел… Прислушиваясь к себе, он представлял, как сыграл бы это – и муки совести, и терзания от загубленных душ, – сыграл, сыграл бы! и несомненно талантливо, – но лишь сыграл бы, в себе он не чувствовал никакого запрета на «душегубство». Подумаешь! Мрази и падаль, клопы и тараканы – вот кто есть люди, озабоченные своими мелочными проблемками, чего бы он должен был жалеть, что кто-то раньше отведённого ему срока сдох?? Даже если и я к этому руку приложил? – не переживают же рабочие на заводах, изготовляющих снаряды-бомбы, что от их изделий, за которые они получают, кстати, заработную плату, покупают подарки детишкам, гибнут люди где-то в чужих странах? Так какого чёрта?.. Вернее, какого Диавола?.. Нет, устарел, устарел Фёдор Михалыч, пора ему на свалку, – думал он. Но не было у него знакомой процентщицы…