Миры Джона Уиндема, том 5 - Джон Уиндем

Полицейский поднял глаза и помахал своей большой рукой. Он двинулся через улицу, пробираясь между детьми наподобие человека, идущего по клумбе.

– Кто же это сделал? Кто их сюда привел? – требовал он, поднимаясь по ступенькам.

Все посмотрели на миссис Клейберт. И полицейский тоже. Он спросил:

– Вы несете ответственность за всю эту команду?

– Да, думаю, что я, – признала миссис Клейберт.

– Целых три тысячи, – добавил Эл Дикин. – Полторы тысячи маленьких Гретхен и полторы тысячи маленьких Гансов – и ни одного родного слова по-английски на всю компанию.

Полицейский сдвинул фуражку и почесал голову.

– Из Европы? – спросил он.

– Ну да… – сказала опять миссис Клейберт.

– У вас есть их иммиграционные документы? – спросил полицейский.

– Нет, нет… – сказала миссис Клейберт.

Полицейский оглядел детей. Затем снова обратился к миссис Клейберт:

– Полагаю, что несколько вагонов неприятностей вам обеспечены. И они мчатся в вашу сторону на хорошей скорости. – Он помедлил. – Кто они? Дети перемещенных лиц?

Миссис Клейберт посмотрела в сторону, через улицу.

– Да, – сказала она. – Я думаю, именно так и обстоит дело.

– Они совсем не похожи на перемещенных лиц в журнале «Лайф», – сказала миссис Партленд. – Слишком чистые и опрятные. К тому же они все выглядели вполне счастливыми, пока не проголодались.

– Разве вы не были бы счастливы, попав в такой город, как Плезентгров, после всех этих европейских развалин? – спросила миссис Мюллер.

– У них есть право выглядеть счастливыми, – сказала миссис Клейберт с неожиданной твердостью. – А Плезентгров обязан позаботиться о том, чтобы они и на самом деле почувствовали себя счастливыми.

– Однако… – начал Эл Дикин.

Миссис Клейберт сильнее прижала к груди малышку, которая была у нее на руках.

– Разве это не милые дети? Вы когда-нибудь видели более милых детей? – потребовала она.

– Конечно, это так, но…

– Разве есть что-нибудь более ценное для общества, чем его дети – и счастье его детей? – продолжала она со страстью.

– Да, конечно, но…

– Тогда я думаю, что это делает Плезентгров богатейшей общиной в нашем штате, – заключила миссис Клейберт, торжествуя.

Наступила тяжелая тишина.

– Да, конечно. Это чертовски верно, – согласился мэр Дункан. – Но в настоящий момент мы должны быть практичны. – Он бросил вопрошающий взгляд на полицейского.

От детей быстро уходило восхищение новым. Все больше малышей начинали плакать, немногие ребята постарше продолжали смеяться. Девочка в веселой полосатой юбке и бархатном корсаже с кружевами поднялась на ящик перед магазином тканей. Ее рот открылся, и она начала размахивать руками. Сначала с крыльца ничего не было слышно. Затем голоса вокруг подхватили ее песню. Она прошла по всей толпе, пока не заглушила плач. Дети стали петь и раскачиваться, волнуясь, как поле ячменя на ветру. Миссис Клейберт качала ребенка, которого держала, в такт со всеми. Она слушала незнакомые слова с улыбкой на лице и слезами на глазах.

– Вот что нужно сделать, – сказал полицейский. – Нам необходимо связаться с управлением штата по делам сирот и попросить их срочно прислать машины. После этого мы займемся кормлением детей, пока за ними не приедут.

Миссис Клейберт похолодела.

– Сиротский приют! – воскликнула она.

Миссис Клейберт опустила на землю маленькую девочку и вышла вперед.

– Мы должны быть практичны, – начал полицейский, но она остановила его жестом.

– Первый раз в жизни я стыжусь быть гражданкой Плезентгрова, – заявила она ожесточенно. – И вы отправите всех этих милых детей, чтобы они стали сиротами?

– Но, миссис Клейберт, они и есть сироты…

Миссис Клейберт отклонила это.

– Они ушли из этой ужасной Европы; они прибыли сюда, на землю свободы и демократии, они просят вашей любви, а вы даете им приют для сирот. Что же, вы думаете, они будут рассказывать об американском образе жизни, когда вырастут?

Мэр Дункан посмотрел на нее беспомощно:

– Но, миссис Клейберт, вы должны быть благоразумны…

– Разве это не христианская община? – возмущалась миссис Клейберт. – Я прожила в Плезентгрове всю свою жизнь. Я думала, что жители этого города великодушны. Теперь, когда пришло испытание, я вижу, что их сердца вовсе не исполнены христианского милосердия.

– Послушайте, – сказал полицейский умиротворяющим тоном. – У нас есть сердца и есть христианское милосердие, но мы не можем творить чудеса.

Миссис Клейберт пристально посмотрела на него, потом на других. Без слов она взяла флейту с пола у кресла-качалки. Глядя прямо на поющих детей, она возложила пальцы на клапаны.

– Вы просто не заслуживаете иметь этих милых детей, – сказала она.

Она подняла инструмент, затем замерла.

– Я думаю, – сказала она с сожалением, – единственное, что у детей не в порядке, – это то, что они вырастают в таких же взрослых, как вы.

И она приложила инструмент к губам.

Как только долгая нежная нота перелетела Мейн-стрит, дети стали оборачиваться и смотреть на крыльцо мэра Дункана. Пение прекратилось. Малыши перестали плакать и улыбались, когда их ставили на ноги. Не было ни единого звука, кроме единственной слегка дрожащей ноты. Миссис Клейберт выставила одну ногу вперед. Ее пальцы пробежали вверх и вниз по инструменту. Пошел воздух, легкий и веселый, искрясь, как солнечные лучи в водяных брызгах. Сотни маленьких каблучков начали стучать клик-клок, следуя за ритмом.

Миссис Клейберт танцуя спустилась вниз по ступенькам, затем двинулась через Мейн-стрит по коридору, открывшемуся среди расступившихся ребят. Они смыкались за ее спиной, а золотые косы и яркие юбки кружились, красные чулки сверкали, ноги притаптывали.

В доме мэра раздался шум, и двое его детей пробежали по террасе, чтобы присоединиться к танцующей толпе.

– Эй, остановите их! – крикнул Джим Дункан, но почему-то ни он, ни кто-либо другой не мог сдвинуться, чтобы сделать это.

Миссис Клейберт повернула на Линкольн-авеню, а за ней катился, подпрыгивая, веселый цветной детский поток. Американские дети высыпали через палисадники, чтобы присоединиться к остальным. Из школы вылился другой скачущий, танцующий поток, чтобы соединиться с проходящей толпой и умчаться с ней вверх по улице.

– Эй! Миссис Клейберт! Вернитесь! – завопил мэр Дункан, но его окрик потерялся среди детских голосов.

Единственным звуком, который мог перекрыть смех, пение и стук каблуков, была тема инструмента миссис Клейберт. И она в танце все шла вперед, через поле, через лес, что за полем, все дальше и дальше…