Пятёрка с хвостиком - Всеволод Нестайко

Она очень любила своего мужа.

Однажды (Аллочке тогда было уже лет пять с половиной) баба Надя сказала смущённо и виновато:

— Рыбка моя! Просто не знаю, что и делать. Мне сегодня так надо было бы съездить на кладбище. Сегодня такой день… А родители твои сразу после работы идут в театр, даже домой не заедут. Просто не знаю…

— Так давай съездим! — не задумываясь, воскликнула Аллочка. — Я ещё никогда не была на кладбище. Мне интересно.

— Нет. Твои родители будут недовольны. Кладбище — это такое место…

— А мы им ничего не скажем, — заморгала глазами Аллочка.

— Так нельзя. Обманывать родителей — это…

— А мы их не будем обманывать, — лукаво улыбнулась Аллочка. — Если они спросят, мы скажем. А если не спросят, то… Мы не будем обманывать.

— Солнышко моё, — растрогалась баба Надя. — Ну, ладно! Возьму грех на душу.

Они довольно долго ехали трамваем, пока доехали до Байкового кладбища. Баба Надя купила цветы, и они пошли по тенистым аллеям мимо многочисленных гранитных и мраморных памятников. В чаще пели птицы, на памятниках качалось солнечное кружево. Было красиво и совсем не страшно.

— Сегодня ровно пятьдесят лет, как мы познакомились с Григорием Ивановичем, — тихо говорила баба Надя. — Мы всегда отмечали этот день. Он дарил мне цветы. Всегда — розы. И обязательно красные. Будьте уверены! А теперь розы дарю я…

Мы очень любили друг друга. Я от души желаю тебе, чтобы, когда ты вырастешь, ты встретила такого, как он. Тогда ты будешь счастлива.

Баба Надя говорила с Аллочкой, как с равной. И Аллочке нравилось это.

Они подошли к скромному рябенькому памятнику из так называемой «крошки» цемента с обломками мрамора.

Баба Надя поставила красные розы в литровую банку, потом вынула из сумочки чистый белый платок, аккуратно вытерла овальную фотографию молодого Григория Ивановича, которая была на памятнике, наклонилась и поцеловала её.

Девочка крепко обняла бабу Надю и всем телом прижалась к ней. А баба Надя благодарно обняла и привлекла к себе Аллочку.

Родителей обманывать не пришлось. Баба Надя сама рассказала им всё на следующий день. Тогда родители отнеслись к этому спокойно. Им просто было некогда.

Папа готовился к каким-то ответственным республиканским соревнованиям. У мамы начиналась летняя экзаменационная сессия. Не зря говорила баба Надя о любви к путешествиям. Она в самом деле не любила сидеть на одном месте. Каждый день после завтрака и до обеда они с Аллочкой отправлялись гулять. Объездили и обходили все киевские парки и сады. Но больше всего любили они Советский парк, тот, где Мариинский дворец, памятник Ватутину, арсенальцам, потому что там был «Малышок» — детский городок с качелями, каруселями, аттракционами, а главное с детской железной дорогой, специально для дошколят. Аллочка очень любила эту железную дорогу, маленький жёлтый паровозик с длинной трубой, узкой внизу и широкой вверху, с фарами вместо глаз. И всего два маленьких вагончика, по четыре места в каждом, с нарисованными на стенах зверятами. Машинист в паровозике не сидел. Железная дорога была электрической, управляла ею толстая тётя, которая стояла у железной будки, похожей на автомат для газированной воды, и нажимала на кнопки. Поезд громко скрипел и скрежетал-его, должно быть, забывали смазывать. Он делал круг среди тенистых клёнов у забора министерства здравоохранения, а когда проезжал под железным навесом, изображавшим туннель, тётя трижды нажимала какую-то кнопку, и паровозик хрипло тутукал. Аллочке нравилось это больше всего.

Баба Надя всегда волновалась, когда сажала Аллочку в вагончик: взрослым ездить с детьми не разрешалось.

Она смотрела на Аллочку так, будто отправляла её в далёкое опасное путешествие. Губы у неё дрожали.

— Ты же смотри, ты же смотри, будь осторожна, не высовывайся, не упади. Я тебя умоляю! Я тебя умоляю! — И молитвенно складывала руки.

Аллочке было смешно, она нисколечко не боялась.

А баба Надя смотрела на неё увлажнёнными глазами и умоляюще склоняла голову набок.

Столько беспокойства, столько самоотверженной любви в глазах Аллочка не видела ни у кого — ни у мамы, ни у папы.

Именно такой — на перроне детской железной дороги в тени деревьев со склонённой набок головой — Аллочка и запомнила бабу Надю.

Как-то во время Аллочкиных именин (когда ей исполнилось пять лет) случился конфуз. Одна из гостей, жена папиного начальника, сложив губы бантиком, сладко спросила именинницу:

— А кого ты больше всех любишь? И Аллочка искренне призналась:

— Бабу Надю.

Гостья, ожидавшая услышать «маму» или «папу», обескураженно оглянулась. Мама покраснела, папа нахмурился. А баба Надя, сидевшая на самом краю длинного праздничного стола (она помогала маме носить из кухни яства), опустила глаза-сделала вид, что не расслышала. Она действительно плохо слышала, причём с каждым годом всё хуже, так что даже пришлось приобрести слуховой аппарат. Но то, что говорила Аллочка, она слышала всегда. Она всё понимала по её губам. И часто родители, чтобы не кричать, просили Аллочку пересказать бабе Наде всё, что нужно.

Папин начальник, бывший футболист, очень смеялся:

— Прекрасно! Потрясающе! Вот что значит детская непосредственность! Прекрасно! — Обернувшись к папе, он пробасил: — Твоё счастье, что та глухая, не слышит… Однако выводы сделать надо! — И он руководящим жестом поднял палец вверх.

А через некоторое время ситуация в семье Грацианских изменилась. Одесская Аллочкина бабушка, папина мама, решила переехать в Киев. Дочь старшей папиной сестры, то есть внучка, вышла замуж. И там стало тесно. Внучка с мужем заняли бабушкину комнату. А в Киеве, наоборот, надо было присматривать за Аллочкой. Таким образом, по всем соображениям получалось, что одесской бабушке лучше жить в Киеве.

Аллочка хорошо помнит тот день, когда баба Надя узнала об этом. У неё было такое лицо, что Аллочка даже испугалась:

— Что такое? Что с тобой? Тебе плохо?

— Нет-нет ничего… — еле слышно прошептала баба Надя белыми губами.

— Ты не бойся! Я тебя не оставлю! Никогда! Ты моя! — Аллочка обхватила бабу Надю двумя руками и уткнулась лицом в её мягкий тёплый бок.

Одесскую бабушку звали Зоя Петровна. Она была маленькая кругленькая, с белыми крашеными волосами и курила длинные папиросы. Она не любила путешествовать, зато любила смотреть телевизор. И всё время говорила про Одессу: какая Одесса прекрасная, какое там море, какая оперетта, какая знаменитая улица Дерибасовская, какой базар Привоз, а главное, какие хорошие люди — весёлые, остроумные, компанейские; одним словом — «одесситы», этим всё сказано.

Видимо, она очень скучала но Одессе — она прожила там всю жизнь.

Аллочка сочувствовала ей, но скучала в её обществе. Баба Надя первые дни после приезда бабы Зои не заходила. Чтобы не мешать.

На пятый день, после трёхчасового сидения перед телевизором, во время которого баба Зоя умудрилась, не смолкая, рассказывать про Одессу, Аллочка не выдержала. Когда пришла с работы мама, Аллочка бросилась к ней:

— Я не могу! Где моя баба Надя? Я погибну, если её не будет! Где моя баба Надя?! — И она зарыдала. Истерически, захлёбываясь слезами и дрожа всем телом.

Мама испугалась, побежала за бабой Надей. Баба Надя пришла, и они полчаса плакали вчетвером — Аллочка, мама, баба Надя и баба Зоя.

После этого баба Надя снова стала приходить.

Было договорено, что баба Надя будет водить Аллочку гулять после завтрака и до обеда. А уж после обеда баба Зоя будет смотреть с ней телевизор.

Несколько дней всё было хорошо.

Но потом не выдержала баба Зоя. Увидев, как скучает с ней Аллочка, как ждёт она бабу Надю, как подскакивает от радости, когда та приходит, баба Зоя решила положить этому конец.

Однажды вечером баба Зоя имела бурное объяснение с родителями и поставила вопрос ребром: или я, или она. На следующий день родители очень ласково и душевно поговорили с бабой Надей. Баба Надя поплакала и ходить перестала. Сначала она говорила Аллочке, что нездорова, а потом и впрямь стала болеть, целый месяц пролежала в больнице. Тем временем баба Зоя превозмогла свою нелюбовь к путешествиям и начала ходить с Аллочкой на прогулки, особенно в зоопарк. Баба Надя в зоопарк Аллочку не водила — ей было жаль смотреть на зверей в неволе.

А баба Зоя, как оказалось, знала про животных и зверей очень много интересного. Её муж, Аллочкин дедушка, умерший ещё до Аллочкиного рождения, был ветеринар, настоящий доктор Айболит…

Вскоре Аллочка полюбила ходить с бабой Зоей в зоопарк и слушать её бесконечные рассказы.

А осенью Аллочка пошла в первый класс и понемногу стала отвыкать от бабы Нади.

И когда баба Надя однажды не вытерпела и зашла, чтобы хоть одним глазком взглянуть на неё, Аллочка ощутила даже какую-то неловкость от растроганных увлажнённых глаз бабы Нади, которые смотрели на неё с нескрываемым восторгом.