Мистер Пип - Ллойд Джонс

Хозяйка пса Черныша — звали ее Жизель — робко потупилась. Когда она в конце концов заговорила, мистер Уоттс был вынужден склониться к ней и повторять ее слова во всеуслышанье; рассказ ее был о ветре:

— На других островах ветрам дают прекрасные имена. Мой любимый ветер называют «нежным, как женщина».

Дядя Гилберта, здоровенный, круглый, как металлическая бочка, и черный, как нефть со дна моря, пришел поговорить с нами о «разбитых снах».

Он сказал, что разбитые сны можно увидеть на причале.

— Гляньте на пойманную рыбу: глаза выпучены, рот раскрыт. Дивится, что уснула на суше, а в море путь ей заказан.

Он умолк и покосился на мистера Уоттса, как будто спрашивая: так годится? Мистер Уоттс кивнул, и дядя Гилберта продолжил:

— По ночам собаки с петухами, будь они неладны, подстерегают наши сны и разбивают их надвое. Одно хорошо: разбитый сон можно поднять за краешки да связать заново. Кстати, рыбы попадают в рай. А кто другое вам скажет, тот брехун, ему веры нет.

Переминаясь с одной босой ноги на другую, он нервно стрельнул глазами на мистера Уоттса, а потом опять на нас.

— Вот покамест и все, — объявил он.

Чего только мы не услышали: что есть такой остров, на котором детей сажают в каменный челнок и заставляют учить наизусть священные морские заклинания. Что есть песни, которые исцеляют не хуже лекарства. Споешь — и нарыв как рукой снимет, и от икоты избавишься. Споешь — и апельсиновое деревце в рост пойдет. А от иных песен даже раны и ожоги заживут.

Узнали мы кое-что и о народных снадобьях: например, болячки на коже лечатся листьями белой лилии. А еще есть такие шершавые, длинные листья, которые спасают от ушной боли. Из листьев другого растения можно выдавить сок и пить при поносах. Отвар из морских ежей следует давать первородящим матерям, чтобы остановить кровотечение.

Одни рассказы помогают в поисках истины и счастья. Другие учат не повторять прежних ошибок. А эти рассказы поучительны. Почаще заглядывайте в Писание.

— В молодости, — начала тетя одной из наших девчонок, Вайолет, — отправилась я в гости к деду на соседний остров. Но деда в живых не застала. Тогда пошла я в тюрьму и добилась свидания с последним из жителей, который знал совет: как потопить своего врага в море. Для начала двенадцать часов постишься, потом идешь в джунгли и отыскиваешь заветную травинку. Садишься в лодку, гребешь к рифам, о которые разбивается прибой, и произносишь священное заклинание во славу необъятных морей. Потом бросаешь травинку в воду. Возвращаешься на берег, обмазываешь себя сажей, рисуешь мелом круги на висках и под ноздрями и тем же мелом проводишь широкую полосу от пупа до подбородка. А под конец красишь губы яркой охрой и снова плывешь к рифам. К тому времени пахучий лист уже накликал бурю. Произносишь второе заклинание, чтобы выпустить на волю разрушительные силы. Возвращаешься в хижину, ложишься спать. Остаются еще кое-какие дела, но самое основное я сказала. Ночью тебе должен присниться сон, будто твое второе «я» вселилось в акулу. Вот. А потом должно присниться, что волны перевернули лодку и враг твой сгинул. Тут твое второе «я» воротится назад и переселится из акулы в твое спящее тело.

А одна старуха встала перед всем классом да как закричит:

— Вставайте, бездельники! Поднимайте свои задницы и ступайте за птицами к рыбным местам.

Это была всем известная присказка.

Женщина по имени Мэй рассказала историю о птице фрегат, которая давным-давно принесла ей на день рождения поздравительную открытку с соседнего острова. Открытка была вложена в старую коробочку из-под зубной пасты, привязанную у птицы под крылом. Мэй исполнялось в тот день восемь лет, и большой фрегат как будто об этом знал, потому что, со слов рассказчицы, он стоял рядом с ее родителями и наблюдал, как она читает поздравление, а когда она дошла до слов «С днем рожденья, Мэй», все захлопали в ладоши, и именинница своими глазами увидела, как птица заулыбалась.

— А на другой день у нас был праздничный обед, и мы ее съели.

От этих слов мистер Уоттс дернул головой и вмиг ссутулился. По-моему, он был потрясен. Мэй, наверное, и сама это заметила, потому что она добавила: хорошо, мол, что птица этого не узнала.

Мы все испытали неловкость, которая передалась нам от мистера Уоттса.

Еще одна женщина, которая ходила вместе с моей мамой на совместные молитвы, решила преподать нам урок приличий.

— Главный признак хорошего воспитания — это умение хранить тишину, — начала она. — Впору моего детства тишина доставалась нам урывками, когда пустобрехи-псы, горластые петухи и трескучие генераторы наконец умолкали. Чаще всего мы, дети, не знали, как ею распорядиться. Иногда по неведению равняли тишину со скукой. Однако во многих случаях тишина необходима: например, когда тебе надо выспаться или побыть наедине с Богом, поразмышлять о Священном Писании. А от нарушителей тишины, — тут она погрозила пальцем всем девочкам, — держитесь подальше. У горлопанов-мальчишек грязные душонки. Мужчина, который ладит парус и слушает ветер, знает цену тишине; скорей всего, он и Бога чувствует глубже. Других советов я девочкам давать не стану.

Агнес Харипа подготовила беседу об отношениях полов и начала ее с улыбки. Пока весь класс не ответил ей улыбкой, она молчала. Гилберт сообразил не сразу, и она продолжала терпеливо ему улыбаться, пока не вмешался мистер Уоттс, который попросил Гилберта откликнуться. Чтобы ему было понятнее, мистер Уоттс тоже изобразил улыбку.

— А, ясно, — сказал Гилберт, и миссис Харипа смогла продолжить свою беседу.

— Я хочу сегодня поговорить о том, чему нас могут научить плоды личи, — сказала она. — Сладкое нельзя выставлять напоказ.

Она продемонстрировала всем пупырчатый плод, словно диковинку. Мы и так знали, что у личи тонкая, но твердая кожура. Счищаешь ее и впиваешься зубами в сочную, бугристую мякоть с привкусом миндаля.

— Сладкая улыбка, — продолжила Агнес, — еще не показывает, какая у человека сердцевина. Улыбка может ввести в заблуждение. Чтобы сохранить свою сладость, нужно защищаться. Девочки, защищайте свою сладость от мальчишек. Посмотрите на личи. Разве сохранили бы они сладость, кабы подставляли свою мякоть солнцу, дождям и ненасытным собакам?

Мы заинтересовались. Понимая, чего от нас ожидают, мы хором протянули:

— Нет, миссис Харипа.

— Верно, — согласилась она. — Плоды бы засохли и сморщились. Утратили бы свою сладость; хорошо, что самая вкусная часть личи защищена твердой кожурой. Все это знают, но никто не спрашивает, почему так устроено. Вот вам и ответ, дети мои.

Она вновь прошлась взглядом по нашим лицам. Высматривала смутьяна, который полезет с вопросами. В вопросах нет ничего дурного, если знаешь, из чего они выросли. Из бесхитростного любопытства или из желания сбить тебя с толку? Миссис Харипа дружила с моей мамой. Они вместе ходили молиться.

— Вопросов, очевидно, не будет, миссис Харипа, — сказал ко всеобщему облегчению мистер Уоттс. — Однако, если позволите, ваша беседа о сохранении невинности глубоко меня тронула.

Миссис Харипа сверкнула глазами в сторону мистера Уоттса. Заподозрила, что белый человек над ней насмехается. Что скрывала его улыбка? Какой-нибудь подвох — чего еще ждать от белого? А ведь ученики назубок знали все его маски. Не зря же они зубы скалят? Лучше бы она рассказала, как использовать в хозяйстве маниоку или куриные перья.

Я так злорадствовала при виде ее смятения, что не сразу заметила поднятую бровь мистера Уоттса: это был знак мне встать и поблагодарить миссис Харипу.

Ученики из вежливости похлопали в ладоши; миссис Харипа радостно закивала. Мы тоже были за нее рады. Нам нравилось слушать рассказы наших двоюродных братьев и сестер, матерей и бабушек. Зачем их отпугивать? Мы и так знали, что многих одолевала застенчивость и боязнь показаться глупыми, а потому они не решались появляться в школе; кое-кто уже ступал на расчищенную поляну и тут ни с того ни с сего поддавался сомнению. Терзаемый неуверенностью, такой человек не мог заставить себя подойти ближе, потому что начинал гадать, нужна ли кому-нибудь его история про геккона. Нам не раз доводилось видеть за окном спину какого-нибудь бедолаги, удирающего в спасительные заросли.

Тетя моей одноклассницы Мейбл пришла с домотканым ковриком. Хотела поговорить о «путях» и «удаче».

— Тканое полотно может кое о чем поведать, — сказала она. — Этот коврик, что помогает не заблудиться во сне, выткала для меня бабушка. Всего-то и нужно перекатиться на другой бок и нащупать выпуклую полоску. Эта полоска — река, что всегда вынесет к дому. А еще бабушка рассказывала историю о девушке, которая носила в себе знания о прибоях и морских течениях. Потом бабушка придумала песню о разных путях, открытых для человека. Такой же коврик, как у меня, получила и моя племянница. Чтобы она не заблудилась, ей дали наказ: петь всю дорогу от аэропорта до дома ее другой тетки, живущей в Брисбене. Как мне потом рассказали, петь она не пела, а коврик забыла в уборной. Так что тетке с выводком детишек пришлось самой тащиться в аэропорт.