Война миров. В дни кометы - Герберт Уэллс

Потом он направился к Мэйбюри, в сторону Лондона, думая, что там будет безопаснее. Люди прятались в погребах и канавах, и многие из уцелевших бежали к Уокингу и Сэнду. Его мучила жажда. Около железнодорожной арки он увидел водопровод, вода била ключом на дорогу из лопнувшей трубы.

Вот и все, что я смог у него выпытать. Он несколько успокоился, рассказывая мне обо всем, что ему пришлось видеть. С полудня он ничего не ел. Он сказал мне об этом еще в начале своего рассказа. Я нашел немного баранины и хлеба в кладовой и принес ему еду. Мы не зажигали лампу, боясь привлечь внимание марсиан, и наши руки часто соприкасались, нащупывая еду. Пока он рассказывал, окружавшие предметы стали неясно выступать из мрака, за окном виднелись затоптанные кусты и сломанный шиповник. Можно было подумать, что по полянке промчалась толпа людей или животных. Теперь я мог рассмотреть лицо артиллериста, перепачканное, бледное, – такое же, вероятно, было и у меня.

Закусив, мы поднялись осторожно в мой кабинет, и я снова выглянул в открытое окно. За одну ночь цветущая долина, превратилась в долину развалин. Пожар догорал. Там, где раньше бушевало пламя, теперь чернели клубы дыма. Бесчисленные развалины разрушенных и покинутых домов, поваленные обугленные деревья, скрытые раньше мраком, казались такими ужасными в сумерках рассвета. Кое-что уцелело среди всеобщего разрушения каким-то чудом: белый железнодорожный семафор, часть оранжереи. Никогда еще в истории войн не было такого разрушения. Поблескивая в свете зари, три металлических гиганта стояли около ямы, и их колпаки поворачивались, как будто они любовались произведенным опустошением.

Мне показалось, что яма стала шире. Вспышки зеленого пара беспрерывно взлетали навстречу разгоравшейся заре – клубились, падали и исчезали.

Около Чобхема вздымались столбы пламени. С первым лучом рассвета они превратились в столбы кровавого дыма.

Глава XII. Разрушение Уэйбриджа и Шеппертона

Когда совсем рассвело, мы отошли от окна, откуда наблюдали за марсианами, и тихо спустились вниз.

Артиллерист соглашался со мной, что в доме оставаться опасно. Он предлагал идти в сторону Лондона. Там он присоединится к своей батарее конной артиллерии. Я же хотел вернуться в Летерхэд. Пораженный могуществом марсиан, я решил увезти жену подальше, в Ньюхэвен. Я предчувствовал, что скоро окрестности Лондона неизбежно станут сценой ужасной борьбы, пока чудовища не будут уничтожены.

Между нами и Летерхэдом, однако, находился третий цилиндр, охраняемый гигантами. Будь я один, вероятно, положился бы на свою судьбу и пустился бы напрямик, но артиллерист разубедил меня.

– Вряд ли вы поможете своей жене, если сделаете ее вдовой, – сказал он.

В конце концов я согласился идти вместе с ним, под прикрытием леса, к северу до Стрит-Кобхэма. Оттуда я должен был сделать большой круг через Эпсом, чтобы попасть в Летерхэд.

Я хотел отправиться сразу, но мой компаньон был опытным военным. Он заставил меня перерыть весь дом и отыскать флягу, в которую налил виски. Мы набили свои карманы сухарями и ломтиками мяса. Потом вышли из дому и пустились бегом вниз по размытой дороге, по которой я шел прошлой ночью. Дома казались вымершими. На дороге лежали рядом три обуглившихся тела, пораженных тепловым лучом. Кое-где валялись брошенные или потерянные вещи: часы, туфля, серебряная ложка и другие малоценные предметы. На повороте к почтовой конторе лежала на боку распряженная тележка со сломанным колесом, нагруженная ящиками н мебелью. Несгораемый ящик был, видимо, наспех открыт и брошен среди разной рухляди.

Дома в этой части не особенно пострадали, горела только одна сторожка при Приюте. Тепловой луч скользнул только по трубам. Однако, кроме нас, на Мэйбюри-Хилл, по-видимому, не было ни души. Большая часть жителей бежала, вероятно, к Старому Уокингу по той дороге, по которой я ехал в Летерхэд, или прятались где-нибудь.

Мы спустились вниз по переулку, мимо намокшего от града мертвеца в черном, вошли в лес у подножья холма и добрались до полотна железкой дороги, никого не встретив. Лес по ту сторону железной дороги казался сплошным буреломом. Далеко кое-где торчали обгоревшие стволы.

На нашей стороне огонь только опалил ближайшие деревья и не произвел больших опустошений. В одном месте, очевидно, лесорубы еще работали в субботу. Деревья, срубленные и свежеочищенные, лежали на просеке, среди кучи опилок, около паровой лесопилки. Рядом стояла пустая лачуга. Все было тихо; воздух казался неподвижным, даже птицы куда-то исчезли. Мы с артиллеристом переговаривались шепотом и часто оглядывались. Раз или два мы останавливались и прислушивались.

Скоро мы приблизились к дороге и услышали стук копыт. В сторону Уокинга медленно ехали три кавалериста. Мы окликнули их, и они остановились. Мы быстро подошли к ним. Это были поручик и двое рядовых 8-го гусарского полка с каким-то прибором вроде теодолита. Артиллерист объяснил мне, что это гелиограф{ Гелиограф – прибор, служащий для передачи сообщений при помощи зеркал и отраженных лучей солнца.}.

– Вы первые, кого я встретил на этой дороге сегодня утром, – сказал поручик. – Что тут у вас такое заварилось?

Он казался озабоченным. Солдаты смотрели на нас с любопытством. Артиллерист спрыгнул с насыпи на дорогу и отдал честь.

– Пушку нашу взорвало прошлой ночью, сэр. Я спрятался. Хочу догнать батарею, сэр. Вы увидите марсиан, я думаю, если проедете еще с полмили по дороге.

– На какого черта они похожи? – спросил поручик.

– Великаны в броне, сэр. Сто футов высоты. Три ноги, тело похоже на алюминиевое, с огромной головой в колпаке, сэр.

– Рассказывай! – воскликнул поручик. – Что за чепуху ты мелешь?

– Сами увидите, сэр. У них в руках что-то вроде ящика, сэр, из него вспыхивает огонь и убивает на месте.

– Вроде пушки?

– Нет, сэр. – И артиллерист стал говорить о тепловом луче.

Поручик прервал его и обернулся ко мне. Я все еще стоял на насыпи у дороги.

– Вы тоже видели это? – спросил поручик.

– Он говорит правду, – ответил я.

– Ну, – сказал офицер, – я думаю, и мне не мешает взглянуть на это. Слушай, – обратился он к артиллеристу, – нас отрядили сюда, чтобы очистить дома от жителей. Ты лучше явись лично к бригадному генералу Марвину и доложи ему обо всем, что знаешь. Он находится в Уэйбридже. Ты знаешь дорогу?

– Я знаю, – сказал я.

Офицер повернул свою лошадь снова к югу.

– Вы говорите, полмили? – спросил он.

– Самое большее, – ответил я и указал на вершины деревьев к югу.

Он поблагодарил меня и поехал дальше. Мы не видели их больше.

Потом у коттеджа мы увидели трех женщин и двух детей на дороге, нагружавших ручную тележку узлами и разной рухлядью. Все они были так заняты, что не стали разговаривать с нами.

У станции Байфлит мы вышли из соснового леса. В лучах утреннего солнца деревня казалась такой мирной. Здесь мы были уже вне сферы действия теплового луча; если бы не опустевшие дома, не суетня укладывающихся, не кучки солдат на мосту над железной дорогой, смотревших вдаль по линии к Уокингу, день походил бы на обычное воскресенье.

Несколько телег и повозок двигались со скрипом по дороге к Адлстону. Через ворота в изгороди мы увидели на лугу шесть двенадцатифунтовых, аккуратно расставленных на равном расстоянии друг от друга пушек, направленных в сторону Уокинга. Прислуга стояла подле в ожидании, зарядные ящики были на положенном расстоянии за линией. Солдаты стояли точно на смотру.

– Вот это хорошо, – сказал я. – Во всяком случае, они дадут хороший залп!

Артиллерист в нерешительности остановился у ворот.

– Я пойду дальше, – сказал он.

Ближе к Уэйбриджу, как раз за мостом, солдаты в рабочих куртках рыли длинный вал, за которым торчали новые пушки.

– Это все равно что лук и стрелы против молнии, – сказал артиллерист. – Они еще не видали этого огненного луча.

Офицеры, не принимавшие непосредственного участия в работе, стояли и смотрели к юго-западу на вершины леса, солдаты тоже часто отрывались от работы и поглядывали в том же направлении.

Байфлит был в смятении. Жители укладывались, и двадцать человек гусар, частью спешившись, частью верхом, торопили их. Три или четыре черных лазаретных фургона, с красными крестами на белом круге, и какой-то старый омнибус грузились на улице среди прочих повозок. Многие из жителей приоделись по-праздничному. Солдатам стоило большого труда растолковать всю опасность положения. Какой-то старичок сердито требовал от капрала, чтобы захватили его большой ящик и около двух дюжин цветочных горшков с орхидеями. Капрал хотел их оставить. Я подошел и дернул старичка за рукав.

– Знаете вы, что там делается? – спросил я, показывая на вершины соснового леса, скрывавшего марсиан.

– Что? – обернулся он. – Я говорю им, что этого нельзя бросать.