Злоключения озорника - Герхард Хольц-Баумерт

Что было дальше, я уже не помню. Должно быть, я волновался очень. Весло выскользнуло у меня из рук, я потянулся за ним, выронил и второе весло — папина леска лопнула. Лодка тихо покачивалась на волнах.

— Что же нам теперь делать? — сказал я. — У нас не осталось ни одного весла!

Папа только грустно поглядел на меня. Я стал искать, чем бы можно было грести.

— Давай попробуем руками! — предложил я.

Мы и вправду начали грести руками. Только очень медленно получалось.

Папа молчал.

— Ты погляди, каких мы рыбок красивых поймали! — старался я утешить его.

Но это не помогало. Так мы и крутились на солнцепёке, покуда не увидели другого рыбака. Он взял нас на буксир и доставил на берег. Мы привязали лодку и принялись искать вёсла. Пришлось обойти вокруг всего озера.

Часа три мы бродили. Но всё-таки отыскали их в камышах по другую сторону озера. Я засучил штаны и выудил вёсла.

Папа взял на плечо одно весло, я — другое. Я шагал впереди, он — за мной.

И так нам весело шагалось, что я даже песенку сочинил. Вот она:

Я на лодочке сижу,Рыбку удочкой ужу.Окунь, карп и две плотички —Всех достал я из водички!Папа рядышком сидит,Грустно на воду глядит…Не поймал он ничего!Почему и отчего?

— Перестань петь эту дурацкую песню! — накинулся папа на меня.

— Чего это ты? — ответил я. — Тут же нет рыбы, чтобы её распугать!

Дальше мы шли молча. Вдруг я увидел на дереве какую-то круглую штуку. Она была похожа на небольшой колокол. Интересно, что бы это могло быть? Я осторожно ткнул её веслом.

Не успели мы оглянуться, как всё вокруг загудело и зажужжало. Оказалось — это осиное гнездо! Папа давай размахивать веслом. Я пустился бежать. Папа — за мной.

Мы и вправду удрали. Только одна оса укусила меня в коленку, и одна — папу в щёку. В поезде папа со мной не разговаривал. На каждой остановке мы бегали к водопроводу и студили наши укусы.

Но вот мы приехали домой. Мама обрадовалась.

— Когда папа один ездит на рыбалку, он никогда так рано не возвращается, — сказала она.

Папа только качал головой и прижимал руку к щеке. Я, прихрамывая, сходил в кухню и принёс рыбок.

— Что ты на это скажешь? — сказал я маме, поднимая карпа Юмбо за хвост. Я им очень гордился.

— Вот это рыбина! — воскликнула мама с удивлением. — Да, на этот раз папе подвезло!

— Это я их всех поймал! — сказал я.

Папа устало махнул рукой и лёг на диван. Мама сделала ему примочки, чтобы остудить щёку.

— В следующее воскресенье вы опять поедете вместе? — спросила она.

Папа затряс головой.

— Но ведь вы столько рыбы привезли! — сказала мама.

— Вот именно! — проворчал папа и закрылся газетой.

А я, напевая свою песенку, побежал вниз. Мне хотелось, чтобы и на дворе все узнали, сколько я рыб поймал. Обязательно буду ездить на рыбалку — каждое воскресенье! Ох и здорово!

Большая Змея, воскресный пирог и я

Я очень терпелив и многое могу выдержать. Но чего я не терплю — это в гости ходить. Стоит маме сказать: «Пожалуйста, не занимайте ничем следующее воскресенье — нам необходимо навестить тётю Анну», — и меня сразу мутит.

А тётя Анна совсем не плохая тётя. У неё всегда припасены для меня конфеты. Но все эти приготовления и наставления, как вести себя в гостях, — ну просто сил моих нет! Мама всегда очень волнуется и без конца повторяет мне и даже папе, как надо себя держать, и что можно делать, и чего нельзя.

Недавно папе принесли открытку.

Папа очень обрадовался и крикнул мне:

— Альфонс! Мой школьный товарищ приглашает нас к себе в воскресенье. Помнишь, мы встретились с ним на водной станции.

Ещё бы я его не помнил! Но я уже заранее знал: в гостях жди одних неприятностей.

Настало воскресенье, и мама нарядила меня в синий матросский костюмчик. Терпеть его не могу! На нём каждая пушинка видна. Стой в нём, как памятник, и чуть запачкаешь — мама ругается. И ещё эти белые чулки! Раз повернёшься — они уже чёрные.

— Когда входишь в чужую квартиру, что надо сделать? — спрашивает меня мама.

— Надо сказать «здравствуйте».

— Нет, неправильно. Ты должен подождать, когда взрослые протянут тебе руку, и только тогда говорить: «Здравствуйте». И вообще, когда говорят взрослые, полагается молчать.

Я кивнул и подумал: «Ну вот, начинается!»

А мама продолжала спрашивать:

— Ну, а после того, как ты поздоровался, что ты тогда делаешь?

— Сажусь и ем. А чего ещё делать-то?

— Да нет! — возмутилась мама. — После того как ты дяде Альфреду подал руку, ты поклонишься ему.

— Это ещё зачем? Я никому никогда не кланяюсь, — сказал я.

— Альфи прав! — крикнул папа. Он уже с полчаса завязывал и развязывал галстук.

Никогда в жизни не буду носить этих удавок!

— Послушай, — возразила ему мама. — Ведь ты обычно ходишь без галстука, и, однако, сегодня, когда мы идём в гости, ты надеваешь галстук. Точно так же и Альфонс. Пускай в другие дни он никому не кланяется, но сегодня, когда мы идём в гости, он должен будет поклониться.

Мы с папой промолчали. Вообще, когда мама собирается в гости, лучше помалкивать, а то она сразу сердится.

К дяде Альфреду мы поехали на трамвае. И, пока ехали, мне не удалось даже в окошко как следует посмотреть — мама без конца поучала меня:

— Главное — не ешь слишком много. Сладкий пирог руками не бери, пользуйся ложечкой. И потом, не хватай лучший кусок, это производит очень дурное впечатление.

Я ей тихо сказал:

— А плохие куски мне тоже ни к чему.

Папин школьный товарищ жил в красивом доме. Папа представил маму, дядя Альфред папе — свою жену. Взрослые что-то очень долго не могли кончить здороваться и всё повторяли:

— Ну, как дела?.. Как доехали?.. А погодка-то недурна!.. Ну, раздевайтесь, раздевайтесь!..

Потом выставили меня вперёд. Я подумал, что вроде бы и мне надо что-нибудь сказать, и хотел спросить, удался ли пирог. Но так и не спросил.

Дядя Альфред долго тряс мою руку.

— Смотрите, пожалуйста! Это, значит, ты тогда меня торпедировал! В воде он — настоящая торпеда! Ну как, вниз головой теперь хорошо прыгаешь?

Я сразу вспомнил, как мы с папой тогда тренировались, и совсем забыл поклониться.

Ох, видели бы вы, как мама на меня посмотрела! Я поскорей поклонился и жене дяди Альфреда и ему самому. Всё шло нормально. Вдруг вижу — девчонка. Оказалось, это дочка дяди Альфреда. Звали её Ильзой. Нас заставили подать друг другу руки, и я низко поклонился Ильзе, как меня учила мама. При этом я не заметил, что Ильза делала реверанс, и, когда я наклонил голову, Ильза как раз подняла свою. Мы здорово стукнулись! Ильза даже заплакала. Моей маме стало очень стыдно, и наши родители долго просили друг у друга прощения. Потихоньку от взрослых Ильза показала мне язык. А я погрозил ей кулаком. Наконец мы все вместе пошли в комнаты. Стол был уже накрыт.

Я сразу приметил, что пирог удался на славу. Но не успел я на радостях прищёлкнуть языком, как мама зыркнула на меня… Мы сели за стол, и я был очень доволен, когда не увидел никаких ложечек для пирогов. Я взял себе большой кусок пирога и давай его уплетать. Вдруг чувствую: кто-то наступает мне на ногу.

«А-а!.. — думаю. — Это дура Ильза мне мстит!» Но я ей состроил такую рожу, что от страха она рот раскрыла. И опять мне кто-то наступил на ногу.

— Да кто там брыкается? — крикнул я и поглядел на Ильзу.

Тут мама схватила меня за руку, и я понял, что ей не понравилось моё замечание.

— Я же тебе говорила, нельзя есть пирог руками. Надо ложечку взять! — прошептала она.

— Да нет тут никаких ложечек — одни вилки, — шепнул я в ответ.

А она снова шёпотом:

— Это же вилки для пирогов!

Но у нас дома никаких особых вилок для пирогов не водится. Я покачал головой и стал ковырять пирог этой самой вилкой. Немного погодя меня опять кто-то брыкнул. Но тут уж я догадался — это мама меня под столом пинала. Заметила, что я уплетаю уже восьмой кусок, и толчок её означал — хватит! А первый раз она меня толкнула — это чтобы я брал пирог вилкой. Я-то подумал на девчонку.

Пришлось отложить вилку в сторону.

Но это заметил дядя Альфред. Он сказал:

— Альфонс, если ты будешь так мало есть, то никогда не вырастешь большой.

— Благодарю вас, я сыт, — ответил я, покосившись на пирог.

Жена дяди Альфреда тоже попробовала подбить меня:

— Ну съешь ещё один кусочек.

Я мрачно покачал головой.

— Чего это ты стесняешься? — сказал папа, но тут же вздрогнул.

Видно, мама его под столом брыкнула.

Я больше ни крошки в рот не взял.