Wing Commander: Битва флотов - Уильям Форстчен

- Но это еще не повод не подчиняться приказам. Раз политики ничего не смыслят в этом, то что? Теперь вы сами можете решать продолжать войну или нет?!

- Да, это удар ниже пояса. Но пойми, я не мог позволить уйти врагу сейчас. В следующий раз эти пять сотен килрафи будут стоить намного, намного дороже. Это был мой долг, - тихо сказал Толвин. - Я думаю что даже ты, кто уже однажды рисковал своей карьерой, пытаясь сохранить гражданский корабль килрафи, полный этими кошками, даже ты надеюсь, согласишься со мной.

Ясон допил свой стакан и прикрыл глаза. Трудно было сказать, что творилось у него на душе. По крайней мере, внешне он себя жестко контролировал, и по выражению лица ничего нельзя было сказать.

- Да, возможно. Будь я на вашем месте, быть может я и поступил бы так же.

Толвин видел борьбу, с которой дались ему эти слова. О большинстве других офицеров он подумал бы, что они просто хотят выслужиться, сказать то, что хочет услышать от них старший по званию, но на счет Ясона… Он видел, как ему дались эти несколько слов. Но все же решил спросить.

- Почему?

- Как вы сказали, - ответил Ясон, - все это плохо пахнет. Я знаю, что даже после Вукар Тага, и Третьей Энигминской Кампании у них все еще есть большое преимущество. Для килрафи, война - это часть их состояния души. Даже если донесения относительно изменений во дворце не врут, даже если это правда, и уже новые силы стоят за троном, то вряд ли что-то может измениться. Они же растерзают первого, кто всерьез захочет заключить мир. О психологии килрафи я знаю совсем немного, только то, что читали нам на высших офицерских курсах перед моим назначением на "Тараву". Но даже этого достаточно, чтобы понять - стремление к миру для них чуждо. Либо война до победного конца, либо полное поражение.

- Да, стремление к миру - это выше их понимания. Если они поняли, что проигрывают, то предложение перемирия было для них единственной альтернативой, битвы до их полного уничтожения; если бы чаша весов клонилась в их сторону они бы вели войну до окончательной победы. Запомни, для них не существует никаких половинчатых решений. Победа или смерть, третьего не дано. И честно говоря, предложение перемирия с их стороны явилось для меня большим сюрпризом. Они проявили такую гибкость, которой я от них честно говоря никак не ожидал. Их социальная структура прежде всего построена на силе, тот кто заполучил власть, получает и полную лояльность всех остальных. Но мы не их крови, поэтому для них мы низшие существа по определению. Поэтому невозможно подчинение нам. Могут конечно встречаться исключения, как например тот воин, что служил Хантеру, но это был случай прямого приказа его господина.

- Но ведь если Император, или тот кто сейчас стоит за ним, прикажет, то почему же это не может быть миром?

- Потому что власть наверху берет сильный, а просьба о мире это признак слабости. Поэтому такого императора просто свергнут. Они знают, что, если их агрессивные инстинкты не найдут выхода наружу, то агрессия обратится во внутрь и кланы в конечном счете уничтожат друг друга. И еще, воин килрафи может подчиниться, но подчиниться лишь воину благородной крови, а подчиниться кому-нибудь не равной с ним крови…, нет такое для них невозможно. А как я уже говорил, мы для них низшая раса.

Возникла пауза. Ясон задумчиво рассматривал стены, переваривая полученную информацию. Нельзя сказать, что эта информация потрясла его, ранее у него уже возникали мысли, о чем-то подобном, просто теперь все стало на свои места.

- Но если это действительно так, и килрафи нужна только передышка, то тогда нам скоро придется очень несладко, ведь этим перемирием они убивают сразу двух зайцев: получают передышку, а заодно и ослабляют нашу Конфедерацию. Я тоже могу привести пример из истории. Когда первая мировая война затянулась и все воюющие стороны были сильно истощены, то в России, Большевикам хватило лишь только обещания мира, и царская армия перестала существовать. Люди полками оставляли передовую и шли домой. Потребовалось немало сил и времени, что бы вновь воссоздать армию. У нас конечно не тот случай, но ослабление Конфедерации скорее всего неизбежно, да и килрафи, когда захотят объявить нам войну вряд ли будут ждать пока мы восстановим нашу боеготовность.

- Точно, - кивнул Толвин, довольный его выводами, как если бы его любимый ученик правильно ответил на сложный вопрос.

Череда приятных воспоминаний вновь пронеслась перед ним. Он вспомнил, как вопреки приказу летел вглубь Империи, чтобы спасти "Тараву". И свою радость, когда обнаружил, что корабль еще жив. Он был сердечно благодарен Ясону также за то, что тот принял его племянника на войну испорченным мальчишкой и выковал из него настоящего воина.

- Мне лучше вернуться на корабль, - прервал его мысли Ясон, и поднялся, собираясь уходить.

- Ясон?

- Да?

- Что ты собираешься делать относительно моего нарушения приказа?

- Если меня спросят, то я намерен сказать правду. - Не без колебания ответил Ясон. - Я должен буду рассказать правду. Вы начали атаку, зная, что соглашение о прекращении огня уже вступило в силу. Сказать что-нибудь другое я не могу себе позволить. Честь для меня пока еще не пустой звук.

Толвин улыбнулся.

- Ты хороший офицер Ясон. Я всегда гордился тобой; и я верю, что и в будущем ты меня никогда не разочаруешь. Он встал и протянул руку для прощального рукопожатия. Ясон крепко сжал протянутую руку.

- Давай все-таки будем надеяться, что я не прав в отношение этого перемирия. Но боюсь, что получится по-другому, и не правы окажутся другие - те, кто заключит это соглашение, - произнес адмирал на прощание.

Глава 3

Ясон Бондаревский зажмурился, и попытался прикрыться рукой от очередной ослепительной вспышки. Боже! Как же он ненавидел прессу! Раньше ему уже приходилось встречаться с ней. Первый раз это произошло сразу же после его знаменитого рейда к Килре. Когда он привел израненную "Тараву" к Земле, журналисты просто наводнили судно, излазили корабль вдоль и поперек, при этом не забывая везде тыкать свои камеры. Сотни раз они надоедали ему, задавая одни и те же вопросы. Ему же просто хотелось от всех скрыться, забыть обо всем, и больше никогда не вспоминать.

Особенно туго пришлось, когда какой-то, особо дотошный журналист чуть не добил его очередным вопросом, спросив, как он себя чувствует после смерти своей, так называемой, подружки. Трудно представить, скольких усилий тогда стоило Ясону удержать себя в руках. До сих пор он удивлялся, как ему удалось не набросился на этого журналиста с кулаками, разбить голокамеру или совершить что-нибудь столь же безрассудное.