Империя наизнанку. Когда закончится путинская Россия - Максим Кантор
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы насилуем Украину ради водворения «русского мира», который (в нашем представлении) некогда существовал. Ради ретроимперии и нового (то есть забытого старого) порядка мы подавляем отступников. Так называемый «новый порядок» Германии был ничем иным — как ретроспекцией, воскрешением традиций. Правда, однако, в том, что воскрешая традиции, всегда создают бутафорию.
5. Традиция. Экстенсивное развитие социума, не имеющего современной идеологии, но обращающегося за аргументами к традиции, — это и есть фашизм. Фашизму ненавистен прогресс.
Фашизм апеллирует только к былому величию. Фашизм — это всегда традиционализм. Ничего нового фашизм не изобретает, пафос фашизма — в отмене прогресса. Так называемая консервативная революция готовилась в мире давно. Либерализм помогал ей всеми силами, растлевая население, нищетой и бесправием подготавливая оправдание для консервативной революции. Похоже, что сегодня консервативная революция победила повсеместно. Вернувшись к риторике 30-х годов (ср. актуальное российское требование «дайте нам восстановить наш русский мир» — и германское требование «дайте нам исконное жизненное пространство»), мы перестали стесняться слова «империя». Так называемая консервативная революция (в России сейчас происходит именно консервативная революция) направлена всегда против навязанного идеала прогресса и в защиту родовой традиции.
Любопытно, что такое явление, как «русская весна», не связано с развитием общественного договора, а лишь с расширением зоны влияния, но главное — с возвращением самосознания гражданина большого «русского мира». Целью стало создание обширного пространства, на котором властвует общее мировоззрение, — однако каково это мировоззрение? В чем его особенность?
Прозвучал лозунг «На миру и смерть красна». Человек должен раствориться в общем мире — в этом отныне и будет состоять его свобода, коль скоро либеральная свобода обернулась обманом. Растворившись в общем мире, человек должен быть готов умереть, ибо на миру (то есть в коллективе себе подобных) и смерть привлекательна. Вообще говоря, смерть — зло; умереть на неправедной войне, умереть в защиту подлого дела — нехорошо, лучше жить и работать. Однако главным в формуле является словосочетание «на миру» — то есть вместе со всеми. Шариковское «Желаю, чтобы все!» и «На миру и смерть красна» по интеллектуальному наполнению — равновеликие мысли.
6. Военный лагерь, милитаризация общества. Фашизм рождается из противодействия внешнему насилию; это защитная реакция, агрессивная обида; фашизм — это реваншизм.
Фашизму свойственно именовать тиранией своего внешнего врага, а сам фашизм постулирует себя как режим свободы.
Вслед за новым порядком, который выдают за волю народа, приходит понимание того, что народную идеологию следует защитить от внешнего врага. Отныне государство — не аппарат чиновников, следящих за законом, но лидер народного сознания.
Нация противостоит миру — эту мысль внушают людям ежедневно. Нация — это военный лагерь, следует жить и в мирное время, как на войне. Требуется отказаться от сыра — значит, откажемся: на войне как на войне. Помилуйте, но отчего же мы на войне? Разве англичане хотят нас поработить? Выходит, что хотят, — правителю виднее, а во время войны с генералиссимусом не спорят.
Современная риторика именует либеральный рынок Запада фашизмом, а националистическое противостояние либерализму стало называться антифашизмом. Возникла смысловая неразбериха, но подоплека проста: фашизму необходим враг, который объявлен мировым злом. Таким врагом для нацизма был коммунизм, а для нового фашизма таким врагом является либерализм.
Был ли коммунизм мировым злом? Является ли неолиберализм сегодня мировым злом? Обе эти доктрины агрессивны, но ни одна из них не фашизм, ни в одной из них нет национализма. Именуя эти доктрины фашистскими, мы тем самым превращаем фашизм, им оппонирующий, в движение освобождения. Собственно, сам фашизм предпочитает себя именовать консервативной революцией — из тех же соображений.
Пропагандой последних месяцев достигнут невероятный эффект, недостижимый сталинской пропагандой: подавляющее большинство населения ненавидит западный мир, хотя западный мир ничем это население не обидел.
Сегодня в России созданы «антимайданные отряды» — по сути это штурмовые отряды. Штурмовики призваны подавлять либеральный протест, и уже много раз народный гнев выплескивался на манифестантов: не смейте выступать против нашего президента, если народ — за! Что тут возразить? Сказать, что выражаешь свое личное мнение? Но личное мнение не имеет права на существование: есть общий русский мир, который нельзя предать.
Постулировано, что либеральные демонстрации ставят под угрозу монолитность государства. Антимайданные (антиоппозиционные) дружины будут хранить однородность общества.
То, что антифашистские манифестации будут именоваться фашистскими, а фашистские — антифашистскими, то, что хунтой будет называться гражданское правительство, а офицерское правительство хунтой называться не будет, это принципиально: отныне все будет наоборот.
Само понятие «консервативная революция» подразумевает, что смыслы будут вывернуты наизнанку.
Следует осознать перемены в собственном обществе, чтобы вынести суждение касательно его природы. Для фашизма характерно существование страны в виде военного лагеря — милитаризация социума позволяет удержать иерархию отношений и зафиксировать единение вокруг лидера, как необходимость. Война для фашизма является не средством, но формой существования.
Мир отныне не нужен людям, общество существовать в мирном режиме не может, не умеет. Требуется постоянная война, стимулирующая страсть общества, его экстатически позитивное состояние. Люди рады войне, люди хотят войны — потому что мирная жизнь у них совсем не удалась. Никак не получается. Если бы общество захотело мирного строительства, то, право же, недостатка земли для такого строительства не испытало бы.
Гражданину (России или иной страны) внушают, что гражданин был угнетен интернациональными корпорациями, что капитализм унизил народную душу и требуется ответить национальным единением на интернациональный вызов.
Говорят так (цитата из речи сепаратиста): Надо создать Русский, Славянский мир и покончить с жидовскими олигархами Украины. Это не случайная цитата — это пафос борьбы. Правда, борьба эта встроена внутрь олигархической империи — но империи русской.
Если марксистская концепция состояла в том, чтобы использовать интернациональный характер капитализма для создания интернационала трудящихся и затем преодолеть рабский характер труда в масштабах всего мира, то фашистская доктрина состоит в том, что интернациональный характер капитала отрицается ради национального характера власти, ради национальной олигархии. В этот момент происходит формирование нации как военного лагеря. Отныне каждый гражданин — член армейского коллектива, и весь народ — армия, обслуживающая интересы олигархии, понятые как интересы народа.
Фашистские государства — это армии, неравенство им свойственно, но армейское неравенство фашизм получает уже готовым — от рынка. Само неравенство создал не фашизм. Неравенство уже было создано олигархией и рыночной демократией. Демократическое неравенство декорировали гражданскими свободами — его якобы можно было преодолеть. В реальности бабка из Жулебина имела прав на жизнь не больше мухи, а гипотетические возможности сравняться с менеджером Газпрома в привилегиях равнялись нулю. Но говорилось, что от голоса бабки зависит будущее, в том числе и Газпрома.
Демократическая пропаганда более не действует. Но демократическое, рыночное неравенство не отменят. Это неравенство просто закрепят конституционно, сделают легитимным и государственно оправданным.
Повсеместно в той или иной форме произойдет отмена Юрьева дня и остальных, пусть бумажных, но привилегий. Фашизм — это конституционное неравенство, которое воплощается в твердой имперской иерархии.
7. Язычество — неизбежный и важнейший признак фашистского общества. Впрочем, мы говорим не о натуральном, первичном язычестве, но о сознательном выборе почвенного, этнического сознания, отвергающего экуменистичность христианства, отвергающего интернациональную посылку веры («нет ни иудея, ни эллина»). Мы говорим о ретроязычестве — то есть о язычестве задним числом, о том, что возникает как следствие национализации религии, почвенного восприятия истории.
Некогда этот трюк был проделан лютеранством с германским сознанием: мир увидел инвариант «боевой проповеди против турок», прочитанный фюрером по поводу евреев.
Сегодня паганизация христианской культуры осуществляется во всем мире равномерными усилиями. Нельзя сказать, чтобы у России были преимущества в данном аспекте, хотя факт национализации православия очевиден; однако во всех странах христианского круга стараниями секулярной культуры произведена подмена христианских категорий языческими символами, что означало замену интернациональных идеалов на националистические.