Тенепад - Мария Введенская

Но мужчина продолжал также напряженно и издевательски смотреть на Адель, только теперь к этому прибавилось раздраженное покачивание головы. Чувствуя себя на грани побега, она подала знак бармену, и тот, испытывая дикую жалость к этой несчастной, поставил две новые порции: Элгин для Адель и Лагавулин для Старика.

– Я не знаю тебя. – тихо и зло сказал тот, отодвигая стакан.

– Дело в том… – уже более уверенно и настойчиво начала та. – Что произошло недоразумение. Я сняла дом на окраине леса и уже заплатила. Ваш дом…. А теперь мне просто некуда идти.

– Но я здесь, так? – бросил Старик и отвернулся, не желая больше разговаривать.

Адель была в бешенстве. Вообще она очень быстро зверела. Могла сделать нечто такое, о чем потом бесконечно жалела. Могла ударить во что-то, разбить, сломать, протаранить…. Ярость ослепляла ее настолько, что она совершенно не могла контролировать себя, вследствие чего все ее руки были изувечены глубокими уродливыми шрамами. И никого рядом, чтобы схватить за руку….

Чиркнув стаканом по барной стойке, словно желая оставить борозду, Адель села за столик у окна. Веселенькая же ночка ее ожидает, ничего не скажешь. Почему?! Почему она не обрушила стакан на его голову?! Вечно Адель жалела о том, чего не сделала! С этого ракурса дела обстояли, куда драматичней. Исходя ядом, она испепеляла спину домовладельца с идиотским прозвищем. Ну почему ей так не везет?! Столкнувшись с новой неудачей, Адель потонула в старых, чего зареклась больше никогда не делать. Тридцать лет… ни мужа, ни детей, съёмное жилье, копеечные подработки – одна говённей другой – не сложившаяся писательская карьера и ни малейшего представления о том, чего она хочет на самом деле. Как будто проклята! А может, просто недостаточно старалась?.. Эта мысль особенно сводила ее с ума. Как же надо стараться, чтобы было достаточно? Она всё никак не могла попасть в нужную струю – оказаться в нужном месте и в нужное время, словно бы постоянно делала неверный выбор, проживая чужую жизнь. В итоге целый букет неврозов.

Адель умела убеждать, умела проникать в тайны людей, в прямом смысле владея словом. Они сами ей всё выкладывали. Может, надо было стать психологом? Она и себя убеждала, что рано или поздно всё изменится, и удача улыбнется. Иногда срабатывало, но всему есть предел, поэтому количество шрамов неизбежно увеличивалось. Адель подумала, а что если и через двадцать лет ничего не изменится, а она всё также будет себя убеждать, что когда-нибудь удача улыбнется, сделав ее обычным среднестатистическим жителем планеты со своим домом, взятым в ипотеку, семьей со всеми их недостатками и даже собакой. Неужели и в старости, если доживет до оной, она продолжит надеяться на «когда-нибудь»? Это же просто невыносимо…. Как с этим справиться? Как к этому относиться? И когда эти мысли загнали Адель во мрак, она подумала, что было бы здорово просто сбежать на какое-то время, чтобы расслабиться и ни о чем подобном не думать. Туда, где не надо быть обязанной никому, а главное себе, стать успешной, завести семью, купить дом…. Где ты не думаешь о деньгах, о том, что тебе их просто может не хватить в какой-то момент. Где ты можешь наконец сбросить с себя амбиции, навязанные обществом, словно доспехи, и просто жить. Есть, спать, пить, веселиться, отдыхать.

По статистике процент самоубийств на Ямайке и Гаити равен нулю. Может, там такое место? Все одинаково бедны и обкурены. Но там ведь есть масса вариантов «двинуть кони» по иным причинам…. Писатели и режиссёры обычно называют раем то место, о котором так грезила Адель. Они утверждают, что лишь после смерти мы можем отдохнуть и не заботиться ни о чем. А Олден всегда говорил, что всё зарождается внутри человека. Думать или нет о последствиях, о завтрашнем дне – его выбор. Нас учат ставить вопрос: «А что если?». В нас воспитывают нравственность, заставляя постоянно обдумывать корректность поведения – что сказать, как сказать, смотреть ли пристально, дотрагиваться ли. Общество взращивает в нас комплексы – так легче управлять. Вся наша жизнь состоит из правил, которым мы послушно следуем, даже порой, не понимая этого. Манеры, такт, воспитание – жестокая градация на хороших и плохих. Можно уехать на край света, но на самом деле, пока человек не даст себе свободу сам, он нигде не обретет покой. Даже в раю.

Несколько следующих ночей Адель спала в беседке в собственном чемодане, словно гамбургер. Так было теплее. Чистила зубы, ополаскивая рот Витель, окуналась в лесном озерце, проклиная вслух Старика, ведь вода оказалась дико холодной для нее, а питалась в пабе. Она уже начала задумываться об осени и зиме, с ужасом представляя, как будет нырять в прорубь и ночевать в чемодане в мороз. Адель оплатила дом только за июнь, но она словно втягивалась в это место и в жизнь, какую начала вести. Без мыслей, ясную, как южная ночь. Правда, и книгу пришлось отложить, но это даже к лучшему, всё равно в ее дверь не ломились агенты. Когда то, чего ты опасаешься, происходит, жить становится намного легче. Какая-то сила таилась в этом условном бродяжничестве – дикая, забавная, привлекательная, поэтому, когда в голову проникала мысль – а не позвонить ли риэлтору, чтобы тот подобрал другой дом, она беззаботно отмахивалась от нее.

Между ней и домовладельцем шла телепатическая борьба, за которой было очень интересно наблюдать. Борьба, переходящая в такую же телепатическую симпатию. Он ведь не выгнал ее палкой, втайне забавляясь этой хрупкой иностранке, ночующей в чемодане. Олден безразлично следовал мимо, но стоило закрыть двери, и он едва ли пополам не складывался со смеху. Держал мину, а потом не мог сдержаться от хохота. Она помогала ему избавиться от собственных мрачных мыслей.

Однажды, вернувшись из паба, Адель не увидела свои вещи в беседке и грешным делом подумала, что теперь они плавают в лесном озерце, но Олден всего лишь перенес ее чемодан в дом в свою бывшую спальню. Сам он теперь спал в отцовской. А потом подошел к ней и сказал, что да, у него есть не такое глупо звучащее имя и протянул руку.

У Олдена практически не было акцента, так что Адель понимала его хорошо. В тот же вечер они оба сильно напились в Трубе, положив начало дружбе. У бармена глаза на лоб полезли, когда они заявились вместе в его пабе. Они много пили и смеялись, и он изо всех сил пытался подслушать, что может быть общего у Старика и этой иностранки. А потом они отсели за столик, и бармен больше не мог их слышать, лишь заметив, что разговоры пошли серьезные.

Сначала Адель рассказала про свою жизнь, с которой она никак не могла сладить, потом Олден поведал о своем беззаботном детстве, прошедшем в этих краях. О том, как единственный из всех своих друзей поступил в университет, как все верили в его большое будущее, и он практически тридцать лет пытался соответствовать этим надеждам, но в итоге вернулся сюда ни с чем. У него была семья, но из-за постоянных неудач жена бросила его и забрала сына. Всё это заставило Адель задуматься, а что лучше – ничего не попробовать и остаться на бобах, или попробовать всё и прийти к тому же знаменателю? Ведь неудачный опыт приносит гораздо больше боли и сожалений, чем его отсутствие.