Пересвет. Инок-Богатырь против Мамая - Виктор Поротников

Братья дружно сдвинули свои кубки над столом, так что их серебряные края отозвались чистым радостным звоном, а содержимое наполненных доверху чаш Вигунда и Корибута перелилось в чашу Ягайлы. Затем Вигунд и Корибут осушили свои кубки до дна, не отрываясь ни на миг. Ягайло же опять лишь немного пригубил из своей чаши, по своей извечной привычке.

Глядя на троих братьев Ольгердовичей, Пересвет не мог отделаться от мысли, что это их примирение показное и насквозь фальшивое. Взаимная неприязнь между Вигундом и Ягайлой не стала меньше. Вряд ли изменил свои помыслы по отношению к Ягайле и Корибут, жаждущий смерти последнего. Воля грозного князя Ольгерда вынудила Ягайлу первым протянуть руку для примирения Вигунду и Корибуту. И эти двое пошли навстречу Ягайле, опять же не желая идти против воли своего властного отца.

«Сыновья Ольгерда страшатся своего могущественного родителя, — подумал Пересвет. — Выступить против воли Ольгерда никто из них не посмеет. Что же будет, когда Ольгерда не станет? Перегрызутся Ольгердовичи между собой на радость немцам и полякам!..»

Глава пятая

Малена

В начале февраля полки Ольгерда и Кейстута подошли к Неману, к западу от которого лежали земли Тевтонского ордена. После недавних поражений крестоносцев в жемайтийской провинции Скаловии и на реке Митве владения литовских князей с северо-востока уперлись в реку Неман, которая с некоторых пор стала границей между Литвой и орденом. На берегу Немана Ольгерда вновь посетили немецкие послы, которые привезли ему ответ великого магистра. Выдать литовских перебежчиков в руки Ольгерда власти ордена отказались.

Ольгерд объявил войну Тевтонскому ордену, заявив послам, что он сам доберется до своего племянника Монвида и прочих изменников, нашедших пристанище у крестоносцев. Ольгерду было известно от перебежчиков с немецкой стороны, где именно власти ордена поселили Монвида и его людей. Прибежищем Монвида стал замок на реке Рудаве, впадавшей в Куршский залив. Рудавский замок был довольно древний, выстроенный крестоносцами на землях прибалтийского племени пруссов почти сто лет тому назад. От реки Рудавы до Кенигсберга, самого большого немецкого города в этих краях, было меньше двадцати верст. По сути дела, Рудавский замок находился почти в самом центре владений тевтонских рыцарей. Неподалеку от Рудавского замка были расположены несколько мощных каменных крепостей крестоносцев, в стенах которых стояли сильные гарнизоны.

Когда Ольгерд объявил своим приближенным, что он намерен вести полки к реке Рудаве, дабы стремительным ударом взять Рудавский замок, это вызвало невольное замешательство даже среди бывалых воевод. Подобная дерзость Ольгерда граничила с безумием. Приближенные Ольгерда прекрасно сознавали, что и после всех прошлогодних поражений Тевтонский орден был еще очень силен. Воюя с крестоносцами, литовцы и жемайты никогда не забирались в глубь владений ордена, поскольку это грозило им окружением и полным истреблением. На случай глубоких вражеских прорывов у крестоносцев имелась хорошо отработанная схема действий. Опираясь на свои крепости и сеть добротных дорог, отряды тевтонских рыцарей выдвигались к противнику сразу с нескольких направлений, беря его в мешок или клещи. Пусть войско Ольгерда насчитывает тридцать тысяч воинов, однако и крестоносцы в случае крайней опасности могут вооружиться все поголовно и выставить воинство ничуть не меньше.

«Совершить бросок к Рудавскому замку — это все равно что забраться в берлогу к медведю, проснувшемуся после зимней спячки, — высказал свое мнение на совете литовский воевода Гоиторн, близкий друг Ольгерда. — Замок-то мы, может, и захватим с ходу, но прорваться обратно за Неман без больших потерь нам не удастся. Немцы навалятся на наше войско со всех сторон, ведь у них там всюду понатыканы крепости и замки. Для крестоносцев это будет отличная возможность разом покончить с Ольгердом и Кейстутом!»

Прочие воеводы дружно согласились с мнением Гоиторна. Им, не раз воевавшим с крестоносцами, были прекрасно известны маневренность и ударная мощь рыцарского войска. К тому же на своей земле тевтонцы будут драться особенно яростно.

И все же Ольгерд настоял на своем. В нем сидела такая лютая злоба против племянника Монвида, переметнувшегося к немцам, что он хотел любой ценой добраться до него. Наемные головорезы, подосланные Монвидом, дважды едва не расправились с Ольгердом. Это выводило Ольгерда из себя. Получалось, что даже в своей столице Ольгерд не мог чувствовать себя в полной безопасности.

«Немцы упрятали негодяя Монвида в дальний Рудавский замок, но я докажу всей этой немецкой своре, что у меня длинные руки, а мое войско способно пройти насквозь через все владения ордена!» — заявил на совете Ольгерд.

Воеводам пришлось смириться, поскольку Кейстут и его сыновья, а также сыновья Ольгерда единодушно высказались за поход к Рудавскому замку.

«Монвид явно зарвался, веря в то, что он находится под надежной защитой крестоносцев, — сказал Кейстут. — С ним пора кончать, дабы его немецкие покровители и все прочие изменники уяснили раз и навсегда, что от гнева Ольгерда нет спасения нигде!»

На другой день с раннего утра литовское войско тремя колоннами перешло по льду реку Неман, обойдя стороной немецкую крепость Данген, и скорым маршем двинулось по дороге в сторону Куршского залива. Из крепости Данген конные гонцы помчались в Мариенбург, Байербург и Кенигсберг с тревожным известием о вторжении литовской рати в исконные владения Тевтонского ордена.

Во время движения к реке Рудаве дружина Корибута Ольгердовича оказалась в арьергарде для защиты обоза. На первой же ночной стоянке Пересвет неожиданно столкнулся лицом к лицу с Маленой. Пересвет направлялся к шатру воеводы Будивида, когда на него чуть не набежала Малена, державшая в руках лукошко с просом. Яркое пламя костров озаряло служанку с ног до головы, поэтому Пересвет вмиг узнал ее, несмотря на платок, надвинутый на самые брови.

— Малена?! Ты?! — изумленно выдохнул Пересвет. — Ты почто здесь?

— Да вот, пришлось ноги уносить из Ольгердова терема, — ответила Малена, смущенная и радостная одновременно от того, что Пересвет первым заговорил с ней. — Рыжеволосый карлик, Ольгердов любимец, глаз на меня положил, проходу мне не давал. Вот я и ушла обратно к боярину Скирмунту, благо он давно меня звал. Помнишь, я рассказывала тебе о нем. У него же на подворье и подруга моя живет без печалей и горестей. Никакие мелкие уродцы там к ней не пристают.