Синдром паники в городе огней - Матей Вишнек

Борьба за смысл, который следовало придать дню, была у Гогу извечной. Он и вообразить себе не мог, чтобы день прошел, не получив смысл через раздумье и творчество. Каждому дню полагалось быть отмечену стихотворением, страницей романа или новеллы, каким-нибудь существенным чтением, откровением, добычей знаменательной информации.

По части знаменательной информации, которую он выуживал из рубрики «Разное», Гогу не знал себе равных. Политическая жизнь, как внутренняя, так и международная, его не интересовала. Гогу никогда не слушал выпуски новостей по радио (хотя радиоприемник у него был) и никогда не смотрел новости по телевизору (впрочем, телевизора у него и не было). Зато по рубрике «Разное», которая была для него просто-напросто золотыми приисками, он измерял степень безумия этого мира. Он считал себя ловцом мелких событий наподобие ловца жемчуга.

Итак, чтобы день был с гарантией выигран, Гогу решил первым делом зайти в читальный зал муниципальной библиотеки. Он взял под мышку объемистый блокнот в зеленой обложке и неспешным, но твердым шагом направился к библиотеке. Уселся в читальном зале и примерно час листал ежедневные газеты, местные и центральные, и кое-какие еженедельники. Ему понадобилось ровно пятьдесят пять минут, чтобы обнаружить в экономической газете, которой он вообще-то пренебрегал, информацию из рубрики «Разное» с метафизической надстройкой, могущей влить смысл в свеженачавшийся день.

Метафизической надстройкой фактов из раздела «Разное» он считал их способность подводить к некоему философическому заключению о мире. Но особенно занимало Гогу измерение-фикшн мелкого факта. У него был внутренний звоночек, который действовал примерно так. В то время как мозг читал мелкий факт, если у того была метафизическая надстройка, звоночек приходил в движение, как бы вереща: «Внимание, эта история превосходит воображение, ни один писатель такого не придумал бы».

Именно это и произошло с Гогу, когда он читал по диагонали последнюю страницу экономической газеты «Деньги». Текст бросился ему в глаза, чуть ли не схватил за горло, глубокий и существенный для него, банальный и без следа тайны для остальной планеты.

Мелкий факт был изложен следующим образом.

Стычка между сборщиками экскрементов летучих мышей в Таиланде. Имеются жертвы.

Две конкурирующие группы устроили драку во время сбора экскрементов летучих мышей в гротах на побережье таиландской провинции Накхон Ратха-Сима. По сообщению еженедельника «Бангкок пост», два клана сцепились из-за контроля «территории», в ход были пущены самодельные гранаты. Пять человек разорвало на куски, десять тяжело ранены, заявили в местной полиции. Экскременты летучих мышей собирают на продажу в качестве натурального удобрения, имеющего большой спрос у земледельцев региона.

Для Гогу Болтанского было ясно, что этот мелкий факт несет в себе затаенную весть в связи с новым этапом деградации человечества. Если до сего момента люди резали друг друга из-за денег, из-за пищи, из-за земли, из-за женщин, из-за колоний, из-за философских или религиозных убеждений, ради удовлетворения тщеславия разного рода или даже по причине футбольного матча — как в 1932 году, когда между Боливией и Парагваем развязалась война, — день 17 октября 2008 года (Гогу аккуратно занес эту дату в блокнот) отмечал метафизический прорыв в истории человеческих конфликтов.

«Вот и настал день первой стычки внутри рода человеческого из-за дерьма», — записал в блокноте Гогу. После чего сделал глубокий вдох и вышел, просветленный, из библиотеки.

13

Сентябрь 1987-го. У меня есть загранпаспорт! Это звучит нереально, это похоже на сон, но у меня есть загранпаспорт. Я был сегодня в милиции города Сучава, и мне его там выдали. Иду по улице и чувствую, что у меня есть что-то, чего нет у других. У меня в кармане есть загранпаспорт. В принципе достаточно получить французскую визу и транзитную визу через Германию — и можно сваливать. Миллионы людей в этой стране хотели бы иметь загранпаспорт, и не имеют, а я имею.

Стараюсь скрыть радость, скрыть свое лихорадочное состояние. Но, вероятно, что-то прорывается, я что-то излучаю, потому что люди явно смотрят на меня как-то не так. Надо запереться дня на два-три в своей комнате, ни с кем не видеться — привести себя в чувство.

К тому же важно быть готовым ко всяким случайностям. Тот факт, что у меня есть паспорт, еще не значит, что я уже уехал. Мне еще предстоит поездка в Бухарест за французской визой, а потом — поход в немецкое консульство, где, как я слышал, вечные очереди. В каждой из инстанций меня могут завернуть, я должен морально подготовиться к самому катастрофическому сценарию, а именно — что в один прекрасный день загранпаспорт у меня отберут.

Чтобы они не знали, что я хочу остаться, — такого быть не может. Мне тридцать один год, и у меня есть загранпаспорт, как же мне не остаться? Останусь, ясное дело. Положим, останусь, но все-таки попробую удержаться на первых порах от «Свободной Европы». Не хочу примкнуть к рядам тех, кто остался и сразу же решительно заявил об этом в интервью на «Свободной Европе». С другой стороны, я так и вижу, что будет в ресторане Союза писателей через пару недель. «Вишнек остался», — скажет кто-нибудь. Вот будет бомба! В писательском ресторане я буду у всех на языке битых три-четыре дня подряд. «Я нюхом чуял, что у него есть загранпаспорт!» — скажет кто-нибудь. «Тихоня тихоней, а оказался пролаза, Вишнек-то», — скажет другой. И пойдут новые пари насчет того, кто останется следующим.

Просто не представляю, кому признаться, что у меня есть паспорт. Вообще-то я даже не знаю, где мне переночевать в Париже по приезде, если приезд состоится. Я слышал, что у философа Михая Шоры сын живет в Париже. Пойду и скажу Шоре, что у меня есть паспорт. Шора меня не выдаст, он не из таких.

Вдруг я соображаю, что мне не хватит денег на билет до Парижа, даже поездом. Хватит только до Вены. А если я возьму до Вены, это не покажется подозрительным?

Обе визы получены. Во французском консульстве мне дали визу сразу, в немецком это тянулось два дня. Иду брать билет на поезд. Интересно, что, когда я вхожу в агентство, поэт Дину Флэмынд как раз выходит. Значит, у него тоже есть загранпаспорт! Мы здороваемся и останавливаемся перекинуться словечком. Не имеет смысла таиться друг от друга. «У тебя что, паспорт?» — спрашиваю. «Ага, — отвечает. — У тебя тоже?» «У меня тоже», — отвечаю. И мы улыбаемся, как сообщники. Нас двое, с загранпаспортом. Впрочем, про Дину догадаться нетрудно, паспорт вылезает у него на сантиметр из нагрудного кармашка рубахи. «Ты поаккуратнее, у тебя паспорт торчит», — говорю. Дину перекладывает паспорт поглубже, во внутренний карман пиджака. «В Германию?» — спрашивает. «Нет, в Париж. А ты?» «Я в Португалию, но через Париж проеду».

Ничего удивительного, Дину уже бывал в Португалии. С тех пор как занялся переводами с португальского, он завел там множество друзей. А вот он удивлен, что я еду в Париж. «Стипендию получил, — объясняю. — Пять тысяч франков». Сумма кажется целым состоянием. Пять тысяч франков на Париж! «Браво, — говорит Дину. — Ты сможешь прожить на них целый месяц и объехать всю Францию». Мы оба смеемся. Дину понимает, что я останусь. А вот у него — маленькие дети, вовсе не очевидно, что он останется…

Михай Шора, услышав про паспорт, встает и обнимает меня. «Отлично, — говорит он. — Вам дается исключительный шанс. Вы молоды, не надо сюда возвращаться. Но в Париже вам понадобится десять лет, чтобы чего-то добиться, это вы имейте в виду». Расчувствовавшись, Михай Шора открывает шкаф, набитый папками и разрозненными бумагами, роется в них и протягивает мне… карту. Туристическую карту Парижа. «Нате, это вам». Разворачиваю карту и завороженно смотрю на нее. Весь Париж в моих руках, у моих ног, я смотрю на него сверху вниз, как на свою собственность. Хотя я впервые вижу туристическую карту Парижа, мне все кажется таким знакомым… Все нарисовано, как для детского садика: Эйфелева башня, собор Парижской Богоматери, Бобур, Триумфальная арка, Лувр… Неудивительно, впрочем, что карта Парижа сделана будто бы для детей… Кто, как не дети, суть туристы, недоделанные креатуры, которые ходят, взявшись за ручки, по свету и все на свете фотографируют…

Иосиф Нагиу тоже обнимает меня и говорит, что даст мне адрес одного фотографа, у которого я смогу переночевать в первые дни. Мы вместе смотрим на мой паспорт, который я выложил на коробку для игральных костей. Неужели этот маленький зеленый блокнотик с какими-то штемпелеч-ками внутри может изменить мне жизнь? Неужели судьба человека может зависеть от какой-то картонки с надписью «Социалистическая Республика Румыния» и с моим именем? Мистика. Паспорт — как клубок энергий в движении, он вибрирует, как образчик обогащенного урана. Я уверен, что, выключи я свет, паспорт будет иррадиировать, уж партию-то в кости мы бы смогли сыграть при свете загранпаспорта. «Ты сказал Раду Думитру?» — спрашивает Йошка. «Еще нет. Скажу».