Капсула времени - Анна Драницына
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я же просил тебя смотреть за ним!
– И че? Я вам тут прислуга, что ли? Я тоже имею право на праздник.
– Все, праздник закончился. Вы едете домой. Быстро! Я уже вызвал такси.
Я посмотрела на Мамзель, она тут же опустила глаза. Впрочем, что еще от нее ждать. Каждый новый мужик для нее стоил десяток таких детей, как мы. Я демонстративно засунула пятерню в кусок торта и смачно облизала. Затем измазанной рукой взяла хрустальный бокал и посмотрела на просвет. В его изломанных гранях Лось напоминал трехглавого дракона.
– А я никуда не поеду. Мне тут нравится. Плесни-ка мне лучше еще шампусика, папа Лось. За здоровье молодых! Горько! Горько!
Тут он схватил меня за руку и выволок в гардероб. Багровое лицо Лося не предвещало ничего хорошего. Ясно было, что наши отношения не задались с самого начала. Дома он обходил меня стороной, да и я старалась лишний раз не попадаться им с Мамзелью на глаза. Они дико бесили меня тем, что изображали настоящую семью. Чтобы отгородиться от них, я выпотрошила коробку с фотками, где мы с Васьком и Мамзелью были с Лео, и уставила ими всю свою комнату. Плюс еще напечатала немного из архивов. Если двигаться по кругу комнаты, начиная от двери, можно было отследить всю нашу недолгую совместную жизнь. Вот мы купаемся в Финском заливе. Холод был собачий, как сейчас помню. Вот Лео притащил вместо елки на Новый год пальму, и мы ее украшаем. Он говорил, что всю жизнь мечтал встретить бой курантов под пальмой. Вот они с Мамзелью и кричащим синим кульком на руках, моим братом… Ну, и так далее по всему периметру моих двенадцати квадратов. Когда Мамзель увидела этот иконостас, то безудержно зарыдала. Интересно, а почему она раньше не рыдала, когда предала Лео и нас всех, обменяв на очередного хмыря самое лучшее, что было в нашей жизни. После похорон она даже ни разу не сходила на кладбище, блин-трамплин! Ты, конечно же, Лео будешь ее защищать и скажешь, что сам об этом просил. Что сто раз говорил нам о том, что тело не имеет ничего общего с душой ни до, ни после смерти. Всего лишь оболочка. Но, е-мое, я привыкла к твоей оболочке, мне чертовски не хватает именно твоей оболочки. А что там внутри у человека, знает только патологоанатом. В моей памяти нет воспоминаний о мифической душе. Там есть только ты, Лео, – твой голос, плащ, смех, сильные плечи, которые могут тащить на себе меня и брата одновременно. А какой-то там души, тонкой и прозрачной, в памяти у меня нет совсем. А вот у Мамзели в памяти дырка от бублика. Она же мотылек, бабочка-однодневка. Но ведь так не бывает, чтобы сразу все забыть. Это просто мерзко с ее стороны!
– Элоиза, детка, я очень прошу тебя, убери фото Лео. – Мамзель сидит на краю моей кровати и вытирает глаза краешком рукава.
– С какого фига? Мы скучаем по Лео. Если тебе наплевать на него, просто не заходи в мою комнату и все.
– Почему ты такая грубая? Ты совсем не думаешь о брате. Ему не надо видеть эти фото. Наш психолог советует отвлечь его от темы смерти, все это плохо на него действует.
Кошелка-психолог Мария Ивановна приходит к нам теперь каждую неделю. Когда она якобы занимается с братом, меня в комнату не пускают. Наверное, боятся, что я начищу ей рожу. Она заставляет его рисовать всякие рисунки, а потом долго охает, как сильно мы запустили ситуацию, мальчика надо срочно лечить. Почему они все считают, что горе – это такая болезнь, которую надо срочно лечить? Любые эмоции, мешающие взрослым, надо срочно вырезать, как аппендицит. Ярость, безумное веселье, ненависть, истерика – все это они считают болезнями и впихивают в нас таблетки или уколы только за то, что мы еще живы. Короче, эта швабра первая внушила предкам мысль о спецшколе для брата. Самое ужасное в психологах – это многоликость. Я прямо с ходу вижу несколько ее дежурных масок на морде, и от этого мне становится худо, будто