Три страсти Петра Первого. Неизвестная сторона жизни царя - Валерия Орлова

Все пустое. Жизнь проходит мимо, а что у Анны есть, кроме кратких ночей любви и роз с шипами? Она бы с радостью променяла роскошь кирпичного дома на уют и тепло маленькой хижины, где была бы всего одна комната, но где Анна смогла бы жить с мужем и детьми.

А Петр мало того что сам, бывало, приезжал пьяным и немытым, так еще и привозил ораву голодных ртов. Нежданные гости врывались в дом — иногда и посреди ночи — и требовали еды и выпивки.

Анна прямо в ночном платье вскакивала с постели, будила девку, и они вместе бежали в кладовые и на скорую руку готовили какое-нибудь несложное блюдо, так как этим обжорам, видимо, было все равно, что класть в рот. Доставали медовуху, вино и поили гостей.

Анна много раз просила Петра хотя бы предупреждать ее заранее об этих варварских набегах, но царь лишь странно смотрел на нее хмурился и отвечал:

— Тебе тяжко, что ли?

Анна вздыхала и отворачивалась.

В такие моменты ей хотелось ударить Петра, выставить его за порог. Глаза б ее больше его не видели. А затем, ночью, жалела о плохих мыслях, у Господа просила прощения и тихо шептала о своей любви…

Анна провела щеткой по длинным шелковистым волосам и на мгновение залюбовалась сверкающими камнями в изящных сережках.

Услышав за окном шум, она обернулась и увидела, как к дому подъехал Петр.

Вскоре он был уже у нее в комнате, прижимал Анну к себе крепко-крепко, как делал много лет назад.

— Нет больше Лефорта, — шептал он.

— Да… — тихо ответила Анна, и слезами сожаления наполнились ее глаза.

Анна всегда хорошо относилась к Лефорту.

В отличие от Петра, он был учтив и обходителен, никогда не обижал, искренне преклонялся перед ее красотой.

— Не будет больше такого друга, — продолжал царь.

Анна гладила его спину и шептала слова утешения, но какие слова могли избавить человека от боли потери?

Глава 6

Анна, задумавшись, сидела в увитой розами беседке. Давно уже Петр не навещал ее. Да оно и хорошо, а то как заявится снова с пьяной оравой, и подавай на стол всю снедь, какую ни найдешь.

Грустно ей было и печально. Одна она совсем осталась, ни друга у нее, ни союзника. На кой ей все это богатство, если даже душу излить некому?

Зависть к Монсихе достигла предела. Анна всем своим существом ощущала ненависть, которую питали к ней люди. Когда она проезжала в карете по улицам города, ей чуть не плевали вслед. «Опять окаянная поехала», — шептали повсюду.

Анна, услышав шум, встала и направилась к дому. Неужто царь решил наведаться? Она с неприятным чувством направилась к дому.

Нет, не он. Из кареты, подъехавшей к дому, вылез саксонский посланник Кенигсек. Одетый с иголочки по последней моде, ухоженный, он слишком резко контрастировал с обычно взлохмаченным, угрюмым, пьяным Петром.

Кенигсек поклонился, приветствуя Анну, и она любезно пригласила его в дом.

Они сели в гостиной. Анна приказала подать чаю. Какое-то время молчали. Затем посланник стал спрашивать о ее делах. Он нежно улыбался, в глазах его искрилось какое-то незнакомое Анне чувство.

Посланник рассказывал много интересных историй. Анна с удовольствием слушала о великолепии французского двора, о короле-солнце Людовике XIV и его фаворитках: Марии Манчини, Луизе де Лавальер, Атенаис де Монтеспан…

— Король воспылал любовью: на балу у Генриетты Английской он увидел фрейлину Луизу де Лавальер, — говорил посланник. — Влюбленные всячески оберегали свой секрет, встречались тайком, преимущественно в замке Фонтенбло или в комнате графа Сент-Эньяна. Тем не менее вскоре об этой связи стало известно всем, в том числе и Марии-Терезии, которая ожидала ребенка. Бурное выяснение отношений вылилось в длительную ссору, во время которой король целиком посвятил себя любовнице.

Иногда Луиза отказывалась от встреч с Людовиком, ссылаясь на недомогание. Однако король старался под любым предлогом увидеться с ней. Однажды он проскакал тридцать семь лье, для того чтобы провести ночь с Луизой в замке Сен-Клу. Несмотря на такое проявление пылкой страсти, девушка пыталась уговорить короля вести себя благоразумнее перед родами своей жены. Луизе казалось, что он может снова стать на путь истинный, поэтому она чувствовала сильнейшие угрызения совести, находясь в объятиях своего любовника.

Вскоре на свет появился сын Людовика XIV, наследник престола, которого также назвали Людовиком. Это счастливое событие на время сблизило коронованных супругов. Семейная жизнь шла своим чередом, но страсть к Луизе, полыхавшая в сердце короля, не угасала. Как только дофин был окрещен, монарх снова вернулся в постель мадемуазель де Лавальер.

Ссора, которая произошла между Луизой и Людовиком XIV, не только скрепила их отношения, но и помогла Луизе приобрести статус законной фаворитки. Однажды король спросил Луизу о любовных похождениях Генриетты Английской. Фаворитка, не желавшая раскрывать тайну подруги и покровительницы, наотрез отказалась отвечать. Людовик XIV был просто в ярости, и ночью, так и не дождавшись любовного письма, Луиза покинула замок Тюильри и побежала в монастырь Шайо.

Король тут же вскочил на лошадь и помчался вслед за ней. Все это происходило при королеве, которая, наблюдая за мужем, сказала, что он совершенно потерял всякий стыд. Более того, когда Людовик XIV привез Луизу в Тюильри в своей карете, он при всех поцеловал ее, тем самым доведя измученную королеву просто до безумия.

Нежные чувства к Луизе проявлялись не только на словах. В течение нескольких месяцев монарх возвел в честь любовницы самый красивый дворец в мире — Версаль. Когда удавалось оторваться от строительства, Людовик XIV писал страстные письма своей возлюбленной. Если король возвращался в Париж, он в первую очередь шел не к жене, а к Луизе. Вскоре фаворитка объявила королю, что ждет ребенка.

Анна слушала рассказ гостя, затаив дыхание. В этой Луизе она иногда видела себя, и вся история ей казалась похожей на ее жизнь с Петром.

— Ребенок родился, — продолжал Кенигсек. — Каково же было изумление Луизы, когда монарх дал распоряжения отнести новорожденного в Сан-Ле, где по приказу короля он был записан как Шарль, сын господина Ленкура и мадемуазель Элизабет де Бе. Луиза, как затравленное животное, спряталась в своем доме, не принимая никого, кроме короля. К весне Версаль был уже достроен, и Луизу официально объявили фавориткой Людовика XIV. Участь второго ребенка Луизы была такой же, как и первого: его записали как сына Франсуа Дерси и Маргариты Бернар.

Постоянные жалобы и неудовлетворенность Луизы приводили к тому, что король на время оставлял свою возлюбленную. Например, после рождения второго сына Луизы он обратил внимание на принцессу Монако, которая была необыкновенно красива и имела богатый сексуальный опыт. Однако через три недели короля утомила ее излишняя пылкость, и он вернулся к Луизе де Лавальер.

В январе умерла Анна Австрийская, мать Людовика XIV. После ее смерти король и вовсе забыл обо всех приличиях. Мадемуазель де Лавальер стала сопровождать монарха везде, она даже стояла рядом с Марией-Терезией во время мессы. Что же касается безутешной королевы, ей не оставалось ничего, кроме как смириться со своим незавидным положением.

Примерно в это же время Людовик XIV обратил внимание на жену графа де Монтеспан, Франсуазу Атенаис. Луизе же досталась роль молчаливой наблюдательницы. Однако король-солнце не желал отказываться и от ее объятий. В спектакле «Балет муз», который монарх устроил в Сен-Жермене, Луиза и мадам де Монтеспан играли совершенно одинаковые роли. Таким образом Людовик XIV хотел дать понять всем придворным, что теперь обе любовницы будут иметь равные права.

Большим ударом для Франсуазы стало известие о том, что король даровал титул герцогини мадемуазель де Лавальер и признал своей дочерью третьего ее ребенка — маленькую Марию-Анну.

Кенигсек замолчал и посмотрел на Анну. Глаза ее были красны. Сердцу было больно, грудь сжимала давняя обида на Петра за то, что пренебрег ею, забыл.

Посланник резко встал и приблизился к Анне. Взял ее за руку и ласково погладил хрупкие пальчики. Она вздохнула, почувствовала, как на глаза навернулись слезы счастья и облегчения. А может, и не одна она вовсе. Вот, нашелся друг, способный выслушать ее, понять ее мучения и облегчить ей страдания. Щеки Анны порозовели. Она не шевелясь, словно окаменев, сидела в большом кресле, а Кенигсек молча гладил ее руку.

Неизвестно, сколько времени так прошло. Посланник медленно подался вперед и легко коснулся губами щеки Анны. Она резко выдохнула и поднялась:

— Что же это… Нехорошо, Франц. Что люди скажут? Да и страшно.

Кенигсек, не ответив, вновь приблизился к ней и обхватил ее за талию. Анна вздрогнула, но не оттолкнула его.

— Анхен, Анхен, я уже давно влюблен в вас. Мне тяжко видеть, как вы страдаете, птичка моя, — шептал он, прижавшись щекой к ее плечу.