Сердце не камень - Мэри Картер

На этот вопрос ответить было сложнее.

— У меня не было больше причин оставаться. Я же предупредила о своем отъезде.

— Да? Разве?

— Конечно! — воскликнула Дженис. — А ты не пытался меня разубедить или остановить. Ты сказал…

— Я помню, что я сказал. Но ты не знаешь, что я собирался сказать. Нас, к сожалению, прервали.

Дженис пыталась сдерживаться.

— Я прекрасно вас поняла, сэр. Это все долгая метель! Наши взаимные симпатии возникли только благодаря вынужденным обстоятельствам.

— Неужели ты так считаешь?

— Я… — не сразу ответила Дженис. — Я думала, ты это имеешь в виду.

— Я имел в виду совсем другое. Тебе надо было уехать по трем причинам. Во-первых, тебя никто не сопровождал. Ты была одна. Во-вторых, из-за метели мы оставались один на один, ты могла в этой ситуации принять воображаемое за действительное. И последнее. Я чувствовал, что не в силах противостоять твоим чарам и не хотел воспользоваться твоей беззащитностью. Сколько чувства было в твоих глазах, прикосновениях и поцелуях!..

Дженис залилась краской. Она не могла ни отрицать, ни подтвердить то, что он говорил. Она смотрела ему прямо в глаза, в эти бездонные, черные, любимые глаза. Сердце ее готово было выпрыгнуть из груди. Стоун схватил ее за руки и притянул к себе. Дрожа от нетерпения, Дженис прижалась к нему и долгожданный страстный поцелуй обжег ее губы…

— Ну, теперь понимаешь? — спросил Шеффилд, сжимая ее плечи.

Дженис молчала, у нее кружилась голова, подкашивались ноги, но сильные руки нежно и уверенно поддерживали ее.

— Я так хотел тебя, что едва справился с собой, — бормотал Шеффилд, целуя ее.

— Поэтому ты в тот день был так сдержан? И поэтому хотел, чтобы я уехала? — спросила Дженис.

— Да, конечно, Джесси. Ты была моей гостьей, я один отвечал за твою безопасность. Меня могут считать кем угодно, но только чудовище воспользуется беззащитностью девушки в такой момент. Кроме того…

— Что?

— Когда мне был двадцать один год, я вообразил себя влюбленным. Но оказалось, что молодости свойственно принимать желаемое за действительное. Вот я и решил дать тебе время разобраться в своих чувствах.

Дженис нахмурилась.

— И поэтому ты так долго не появлялся, оставив меня в полном неведении?

Шеффилд нежно поцеловал ее в лоб.

— Прости меня. Поверь, что быть вдали от тебя — самое тяжелое испытание.

— Думаю, что следует простить тебя.

Он облегченно вздохнул и взял ее за руки.

— А сейчас мне надо идти. Хорошо?

— Конечно. Тебе нельзя долее оставаться.

— Как бы ни относился к тебе твой дядюшка, он вряд ли одобрит мое вторжение, и, если застанет нас в объятиях друг друга, скандала не миновать.

Дженис улыбнулась и покраснела. В глубине души ей было все равно, как отреагирует дядюшка. Главное — Стоун здесь, снова рядом, он любит ее.

— Ты будешь завтра на балу по случаю Дня Святого Валентина? — спросил Стоун.

— Да, обязательно.

— Хорошо. Я ангажирую тебя на все танцы.

Она кивнула, но вдруг спросила:

— А ты точно придешь?

— Раз я в городе, я обязан посещать светские мероприятия.

Он поцеловал ей на прощание руку и направился к двери.

— Стоун! — окликнула его Дженис, и когда он повернулся, сказала: — Я теперь очень хорошо знаю, что я чувствую. Я люблю тебя с самого первого дня нашего знакомства.

Сэр Бэзил довольно спокойно отнесся к рассказу Дженис о ее пребывании в Шеффилд Холле. Но новость о приезде герцога в Лондон удивила его. Когда же ему стало известно о визите Шеффилда к племяннице, он разволновался. Сэр Бэзил сердито посмотрел на Дженис и сказал:

— Я сразу понял, что Шеффилд не за покупками приехал в Лондон. Особенно после десятилетнего отсутствия. Так что, Джесси, когда мне ждать его с визитом?

Она задумалась.

— Не знаю.

— Ты не знаешь, собирается ли он делать тебе предложение?

— Не думаю, что ему для этого потребуется ваше разрешение.

Леди Уэстон, тетушка, воскликнула:

— Боже мой! Джесси, но нам казалось, что ты заинтересовалась герцогом. Это было видно по всему, дорогая. Особенно по твоему мрачному настроению в последние дни.

Сэр Бэзил сказал:

— Оно, кажется, заметно исправилось сегодня. Только слепой не увидит, что ты влюблена. И нечего делать из этого секрета.

Дженис улыбнулась им обоим, а потом сказала озабоченно:

— Будут разговоры, наверное. Если и не о моем пребывании в Шеффилд Холле, то уж о Стоуне точно. Он же так давно не был здесь.

— Конечно, — заметил сэр Бэзил. — О нем уже говорят, что он ищет невесту с хорошим приданым.

— Ну, а обо мне скажут, что я ищу для себя титул герцогини. Но я-то знаю, что Стоуну безразличны мои деньги.

— Да? — удивился дядюшка. — Ты уверена?

— Абсолютно, — твердо ответила Дженис.

Еще с давних времен в Англии считали, что 14 февраля все птицы находят себе пару. Это поверье воплотилось в традиционное празднование Дня Святого Валентина именно в ночь с тринадцатого на четырнадцатое. В Лондоне устраивался бал-маскарад. Казалось, он ничем не отличался от обычного маскарада — костюмы, веселье, танцы. Было только одно отличие — Полночный вальс. Ровно в полночь объявляли последний вальс. Считалось, что кавалер, пригласивший в этот момент даму, выбирал не партнершу, а свою суженую. Конечно, Полночный вальс, как правило, танцевали супруги или те, кто уже был помолвлен. Неожиданности исключались, так как никто из мужчин не рискнул бы публично получить отказ и ни одна женщина не хотела бы обнародовать свой сердечный интерес даже в такой романтической атмосфере.

На балу Дженис и думать забыла о значении Полночного вальса. Она веселилась от души. Шеффилд был рядом с ней, и это занимало все ее мысли.

Их явный роман стал сенсацией сезона. О приключении в метель никто не знал, зато обсуждалось другое: скандально известный герцог после многолетних странствий разбогател, образумился, вернулся в Лондон и теперь вот увлекся прелестной Дженис Уэбб. Бывшие поклонники Джесси с завистью наблюдали за успехами Шеффилда. А девицы определенно считали ситуацию уж очень романтичной.

— О нас говорят! — сказала Дженис герцогу. Ее глаза просто сияли в прорезях черной маскарадной маски.

— Им же надо о чем-то говорить! — ответил ей Шеффилд. На самом деле его это мало интересовало. Он хотел еще что-то добавить, но тут зазвучала барабанная дробь, и капельмейстер объявил:

— Полночный вальс!

Улыбаясь, герцог развязал ленты на маске Дженис.

— Кажется, теперь мой танец!