Бизнес-блюз - Дмитрий Новоселов

– Это верно, – я почесал затылок. – А сейчас реально отличить исправленные накладные?

– В принципе, да.

Вероника облизнула губы и уставилась в стекло входной двери. Плечи у нее дрожали. Весь мир за окном дрожал, как мои руки. Ветер злился и хотел прорваться внутрь, чтобы погреться и скинуть с себя белых мошек. Он бился в створки и стекло дрожало под его ударами. Все вокруг превратилось в дрожь.

– Значит, мы можем легко посчитать, сколько они украли, – сказал я.

– В принципе, да, – после паузы радостно ответила Вероника. – Я как-то об этом не подумала, – она нахмурилась. – Правда, это будет гигантская работа, надо по новой пересчитывать каждый день.

Моя правая рука вытащила телефон, набрала какой-то номер и поднесла к уху. Я даже не заметил. Когда на том конце сказали алло, мне было невдомек, кто это. Я смотрел на Веронику, вначале на лицо, потом на грудь. Под моим взглядом грудь увеличилась до невероятных размеров и поглотила пространство. Возможно, это была самая красивая грудь из тех, которые встречались в моей жизни. Я с размаху бросился в нее и стал барахтаться. И что самое обидное – никакого возбуждения. Абсолютно!

– Что мне делать? – прекрасным голосом спросила Вероника.

– Ты че молчишь, придурок? – спросила трубка голосом Дальтоника.

– Ты никому не говорила? – это я Веронике.

– Секунду, – это я Кольке.

– Нет, – пропела Вероника.

– И не надо. Будь как ни в чем небывало. Никому ничего не говори.

– Я пошла?

– Угу. Чебоксаров, ты где?

– Я ем «У дедушки».

– Жди, я мчусь, – опрометчиво сказал я и минут пятнадцать ждал Аркашку.

Я решил, что Спицину последние известия знать пока необязательно, когда он высадил меня «У дедушки», я отослал его за вином.

– Все-таки на днях жена приезжает, надо вернуть все на место, – сказал я.

– Вы опять все скушали, шеф? – съехидничал Аркашка.

– Мне помогали.

В ресторане я сразу увидел своего компаньона. И без того жирная морда «Дальтоника» лоснилась, как будто он за минуту до моего прихода упал лицом в масло. Ел он очень энергично, как в последний раз.

Я рассказал ему все, что мне поведала Вероника, слово в слово. Он задал мне такие же вопросы, что я задавал Веронике. Я точно так же на них ответил. Минут пять он молча продолжал набивать зоб, потом вытер тарелку куском хлеба и отправил его в рот.

– Ну? – спросил я.

– Нужно звонить Спарыкину, – кое-как выдавил он.

– Ты без Спарыкина скоро в носу поковырять не сможешь, – с раздражением сказал я.

– Он мент, хоть и бывший. Как бы нам дров без него не наломать.

Тоже верно. Нужно не просто узнать, кто это, но и попытаться вернуть хотя бы часть денег.

Чебоксаров позвонил полковнику. Они немного поговорили, потом Дальтоник долго слушал трубку и, наконец, сказал:

– Давай без дешевых понтов. Ты – пенсионер, тебе уже давно делать нечего. У нас проблемы. Приезжай.

Чтобы не сидеть без дела, он заказал себе стакан кофе, конфеты и два пирожных, я ограничился кружкой чая с лимоном.

– Ты не находишь, что это все очень подозрительно? – спросил Чебоксаров, облизывая палец. – Вначале у нас сгорел склад, теперь обнаружилось воровство. Может, есть какая связь?

Мне эта мысль в голову не приходила.

– Да, очень подозрительно.

Спарыкин приехал через двадцать пять минут. Года три назад он бросил курить и сильно помолодел. Недавно я слышал от Кольки, что они собираются вместе бегать на стадионе. Я не мог себе представить Чебоксарова бегущим, ему даже ходить трудно, а вот полковника – вполне. Если так дальше пойдет, то он может омолодиться в конец и трансформироваться в младенца. Плакала тогда наша крыша.

Спарыкин внимательно нас выслушал и сильно обрадовался. За последние несколько лет он впервые очутился в своей стихии. Ловить, выслеживать и хватать за яйца – это то немногое, что он умел делать в совершенстве. Он сделал мудрое лицо и решительно заявил:

– В первую очередь нужно определиться, что у вас, вернее, у нас, похищали. Деньги или материальные ценности. Это уменьшит круг подозреваемых и поможет нам до конца вникнуть в схему.

– Ясно, понятно, что ценности, – сказал Чебоксаров.

– А может, деньги. А бумаги подделывали, чтобы это скрыть, – не согласился полковник.

Мы задумались.

– Воровали бумагу, – определился я.

– Воруют бумагу, – поправил меня Колька. – И канцтовары.

– Во-первых, – сказал я. – Деньги украсть почти невозможно. Все пробивается через кассу и сдается по чеку. Во-вторых, Вероника сама сидит на деньгах. В-третьих, На кассе работают разные люди, чтобы что-то украсть должен быть сговор.

– Во-первых, касса – это фигня, – передразнил меня полковник. – Во-вторых, Веронику из числа подозреваемых никто не исключал, и, в-третьих, иногда в сговоре участвуют до десяти человек. Вы, пацаны, ни черта не понимаете в жизни. Сейчас знаете, какая самая большая проблема в бизнесе? – спросил он и сам себе ответил: – Кадры! Устраивается прохиндей к деньгам, ворует тысяч пять – шесть и сваливает. И фиг его привлечешь. Вроде мелочь, никто мараться не хочет. Да и доказать трудно. Нужно всегда ловить с поличным! А то он в одном месте украл, десять метров прошел и снова устроился на работу.

– Алексей Лукьянович, это все мы и так знаем. Но это не наш случай.

– В любом варианте нужно ловить с поличным. Поэтому заткнитесь, ведите себя, как ни в чем не бывало, и предоставьте все мне. Я буду думать.

– И все-таки, если бы они воровали деньги, то схема бы была совсем другая, – не унимался Чебоксаров. – Тут можно сыграть на скидках, на отсрочках, да мало ли…

Я еще раз объяснил Спарыкину, что и куда вписывали воры.

– Хорошо, – согласился он. – Если они воруют бумагу, то это еще легче. – Потому что украсть – это пол дела. Самое главное – продать. Через сбыт мы их и хапнем. Воруют обычно то, что можно быстро продать.

– Бумагу легче всего, – сказал Колька. – Она, как хлеб!

– Она, как колбаса! – дополнил я. – Только дороже!

– Отдыхайте, пацаны, – успокоил нас наш защитник. Он выглядел энергичным и счастливым. – Завтра я предоставлю вам план действий. Между прочим, это заведение в дни моей молодости называлось «Снежинка». В восемьдесят втором я работал в ОБХСС и разрабатывал местного директора за воровство сахара. Теперь он в Канаде.

Поигрывая мускулами на бычьей шее, полковник рассказал нам два по-ментовски тупых и жестоких анекдота, выпил стакан светлого чая и отвалил.

Как-то незаметно подкрался вечер. Ничего прекрасного и романтического в нем не было. Я прислушивался к своему телу и с отрадой замечал, что физически понемногу успокаиваюсь. Интересно, что будет с нервами?

Колька все еще что-то жрал. Я прищурился и смотрел, сквозь пелену, как по ресторану снуют люди. Народу было много. Если поднять голову на стеклянный потолок, то казалось, что все они ходят вверх ногами, прилипая к «армстронгу» каким-то непостижимым образом. Как мутанты. Точно! Меня окружают мутанты! Десятки мутантов. Я стал разрабатывать план бегства. Если вскочить на стол, уцепиться за люстру и перелететь к барной стойке, то можно очень быстро перемахнув через нее оказаться на улице. А там – свобода. Свобода, которой мне так не хватает!

Чебоксаров помахал у меня перед глазами рукой.

– Эй, – позвал он. – Ты куда вылупился?

– Ищу путь к свободе.

– Мне кажется, что на сегодня мы и так свободны. Ты домой?

– Да, поехали.

В машине Дальтоник сказал:

– Ты должен мне три дня.

– Каких три дня?

– Вместе с сегодняшним я возил тебя три дня. Теперь ты мне должен. Когда за руль сядешь?

– Завтра.

– Значит, завтра я машину не беру?

– Я, между прочим, никогда не считал, сколько раз я тебя возил, – возмутился я.

– А я считал. Ты мне должен.

– Ладно. Созвонимся.

В сумерках опять начинались тяжелые облака. Как будто кто-то несколько раз провел грязной пятерней по белой известке.

Выйдя из лифта, я по очереди показал язык во все камеры генерала. Мне показалось, что со временем видеоглазки стали заметнее. Может быть, я просто знал о них, каждый раз присматривался и привык, а может – где-то что-то осыпалось, и линзы поперли наружу из-под штукатурки.

– По-моему, – сказал я стоящему на пороге генералу. – Твоя слежка потеряла секретность.

– Дурак не поймет, а умных нету, – и на этот раз отличился Макарыч. – Зайдешь?

– Почему бы и нет.

Мы прошли в зал и сели на диван.

– С того раза кое-что осталось, – предложил сосед. – Будешь?

– Я в стадии ремиссии, – гордо заявил я. – Только, пожалуйста, без комментариев.

В комнатах у генерала все было по-спартански просто, мне кажется, что если бы не жена, то Макарыч установил бы в зале двухъярусную кровать, тумбочку с флагом и телевизор.