Наследники - Михаил Алексеев

Михаил Алексеев

Наследники

Это наше богатство

Я заметил, что все люди моего поколения, которые участвовали в минувшей войне, как-то по-особому смотрят на жизнь. Потому что знают, какой ценой она отвоевана.

Вот почему они столь жизнеустойчивы, вот почему у них верные моральные, нравственные ориентиры. Они знают цену добру — настоящую цену. И хочется, чтобы этот душевный заряд верности, патриотизма они смогли передать грядущим поколениям.

А тут прежде всего приходит на помощь печатное слово.

То есть литература.

О чем нам хочется поведать сегодня людям? Да, Великая Отечественная война это уже история. Целое поколение советских народов успело вырасти и возмужать после нее. Но и сейчас, теперь мы, писатели-фронтовики, обращаемся к военной теме, вспоминаем.

Надо полагать, когда писатель погружается в глубины истории, он ищет там нечто важное для современников, решает проблемы живые. Вообще я не очень люблю (просто не люблю), когда произведения исторические противопоставляются книгам, написанным на так сказать злободневную тему. Если мы решим, что современно и важно для нас лишь то, что происходит в последнее десятилетие, а остальное — это прошлое, это уже история, она не очень-то нужна, то — убежден — мы совершим преступление перед самими собой.

Нельзя лишать народ исторической памяти.

Так что давайте не будем отказывать книгам историческим в формировании нынешнего человека. Тем более когда речь идет о войне — о беспримерном подвиге народном.

Наше поколение, давно начав свой жизненный путь, думает о детях своих, о внуках. Какими будут они — такой будет и жизнь. Поэтому-то мы и должны передать поколениям, что идут нам на смену, свой нравственный опыт. Все мы, свидетели минувшего, хотели бы рассказать о героизме советского солдата, о его душе так, чтобы наши читатели поняли главное: что же дало нам силы выстоять, где же истоки героизма нашего народа. Мы беспредельно верили в святость нашей борьбы. В наших сердцах была возведена такая духовная крепость, о которую разбилось страшное фашистское нашествие. Вот, мне думается, эту-то крепость мы, прошедшие войну, и должны возводить в сердцах нынешнего поколения.

Книги о войне — часть великой памяти народной. Пока жива наша память, будут появляться всё новые произведения. И не иссякнет к ним интерес народа. Тема подвига неисчерпаема.

Литература о войне, тут не надо быть пророком, станет в дальнейшем развиваться и вглубь, и вширь. Писатели из окопа добрались уже до Ставки Главнокомандующего, описывают операции крупномасштабные. В то же время разработка военной темы идет вглубь. Авторы все дальше погружаются в психологию воевавшего народа.

Отрадно, что в последнее время заметны успехи в художественном освоении наиболее сложных, драматических явлений прошедшей войны. К таким темам обращаться нужно. Я считаю, что запретных тем для советского военного писателя не было и не должно быть. Если писатель — наш убежденный идейный боец, он не допустит никакого перекоса. А ограничь его флажками, как это делают некоторые критики, — вот тут ходи, ищи и исследуй, а дальше ни шагу, — и литература кончится.

Говоря об успехах военной прозы последних лет (например, выход трилогии «Война» Ивана Стаднюка), я совсем не хочу, чтобы меня поняли так, будто во время войны и сразу после нее не было создано замечательных произведений. Нет!

Создавались вещи ярчайшие.

Ведь до уровня «Василия Теркина» никто еще не поднялся и не скоро, видимо, дойдет. Под Сталинградом, к примеру, в самые тяжкие минуты трехмесячной круглосуточной обороны я, политрук минометной роты, никаких политбесед не проводил. А придет очередная глава «Василия Теркина», прочту ее бойцам, и дополнительные слова не нужны. Какие еще нужны слова, на самом деле, когда здесь в каждой строчке правда! И как она была нужна солдату…

Вот вам, пожалуйста, никакой исторической дистанции не понадобилось Твардовскому, чтобы написать настоящую правду. Если это истинный художник, он сразу включится сердцем в народную судьбу. Как великий Шолохов, как Леонов, как Андрей Платонов. Вот так и создавались произведения значительные, яркие.

Я не был профессиональным писателем, когда шла война. В 1938 году, окончив два курса Аткарского педучилища на моей родной Саратовщине, я был призван в армию и прослужил в ней до сентября 1955 года. С первых дней и до последних участвовал в боях Великой Отечественной в должностях политрука парковой и минометной рот, заместителя командира артиллерийской батареи по политчасти, заместителя редактора дивизионной газеты «Советский богатырь», корреспондента армейской газеты «За Родину» в составе Юго-Западного, Юго-Восточного, Сталинградского, Воронежского, 2-го Украинского фронтов. В 1942 году вступил в партию.

Сейчас нахожусь в отставке в звании полковника. Я занимаюсь мирным трудом — литературой. Еще на фронте я пытался кое-что записывать себе на память: так появилась у меня тетрадь, начатая под Сталинградом. Затем, уже будучи дивизионным журналистом, вел дневниковые записи, они мне пригодились, когда стал вспоминать фронтовые дороги, живых и павших товарищей, наших солдат.

Я доверял правде жизни, фактам. «Наследники» же сугубо «мирная» вещь. Слово «мирная» не случайно взял в кавычки. Относительно мирная — ведь наследники наши, воины современной армии, при надобности сумеют постоять за Отечество. Они это доказывали и доказывают, тем самым продолжая ратные традиции дедов и отцов, далеких, храбрых предков наших.

Подвиг народа в годы войны заслуживает памяти миллионов читателей, он зовет в будущее, охраняет это будущее…

Дивизионка

Повесть в новеллах

«На войне сюжета нету»

А. Твардовский, «Василий Теркин»

Чтоб не было недоразумений, сразу же сообщу, что «дивизионка», о которой пойдет речь, — это не пушка, как могут подумать люди военные. Дивизионкой звали и газету, имевшуюся в каждой дивизии. Звали ее и «хозяйством имени первопечатника Ивана Федорова», а то еще как-нибудь, обязательно придавая этим названиям ласкательную и насмешливо-простодушную интонацию.

Из военных газет дивизионка находилась всех ближе к солдатским окопам. Думается, что и к сердцам солдатским она была ближе, потому что рождалась там, где совершался подвиг.

Была такая газета и в нашей дивизии.

Вот об этом-то «воинском подразделении» и поведется рассказ в наших новеллах.

Замечу, что вначале у меня не было намерения создавать целый цикл новелл. В свое время по разным причинам и по разным поводам я написал несколько вещиц, опубликовал в печати. Но с первыми же читательскими отзывами на них понял, что отдельными рассказами ограничиваться нельзя — надо писать цикл новелл, которые в совокупности представили бы собой нечто вроде повести.

Следует сказать также и о том, что в предлагаемых вниманию читателей новеллах описываются подлинные события; действующие лица, как правило, сохраняют здесь свои реальные имена. В этом смысле цикл новелл «Дивизионка» можно с полным основанием назвать документальным.

Наш Печорин

В конце августа 1942 года на огневые позиции нашей минометной роты каким-то чудом пробрался незнакомый солдат со знаками различия сапера на черных сморщенных петлицах. Чудом — потому что уже третьи сутки часть вела бои в полном окружении. Немцы вышли к реке, петлявшей по донским степям, форсировали ее далеко на флангах дивизии и после долгих, злых схваток замкнули позади нас кольцо.

Солдат был худ, мрачен. Запыленный чуб его висел из-под пилотки сиротливо и жалко, как у побежденного петуха гребешок. Из-за широкого кирзового голенища выглядывала алюминиевая ложка. На ремне, оттянувшемся по бокам тощего тела, болтались фляга и малая саперная лопатка — то и другое в сером шинельном чехле.

Признаюсь, появление невзрачного солдатика не прибавило нам бодрости. К тому же мы решили, что пришел он минировать позиции, а это всегда означало одно и то же: отход, а в данном случае — отход с прорывом кольца вражеского окружения. Люди воевавшие знают хорошо, что скрывается за этим коротким словом. Противник заметит отходящих и будет следовать по пятам, его артиллерия из всех стволов откроет вдогонку яростный огонь, и укрыться в голой степи будет решительно негде. С рассветом же над отступающими колоннами появится всеми проклятая «рама»[1], вслед за нею жди «музыкантов»[2] — это уж как бог свят! А там начнется такое… В общем, кто хоть раз на войне попадал в этакую «карусель», тот по гроб жизни не забудет о ней.

Вот что сулило нам неожиданное появление сапера. Этим только и можно объяснить, что минометчики встретили его без особого энтузиазма. В других случаях, когда сквозь вражеское кольцо к нам пробирался человек оттуда, с Большой земли, его качали на руках.