Окно в одиночество - Александра Огеньская

Александра Огеньская

ОКНО В ОДИНОЧЕСТВО

МОИ СОВЕТЫ БОГУ

Знаешь, Господи, ты это хорошо придумал: люди, животные, прочие гады… Нет, правда, хорошо. Мне нравится. Знаешь, летом с утра пойти в парк гулять — небо голубое, птички поют, трава мокрая, на ней роса блестит — здорово. Еще грибами пахнет. Они в парке большей частью поганки, но… ты ведь и так знаешь?.. Поганки, но иногда, говорят, маслята попадаются. Так вот, от поганок регулярно народ травится. И зверье тоже. У меня пекинес был… Ох, ведь знаешь же!

Так вот, зачем тебе эти поганки?.. Нет, я понимаю, они для чего–то там нужны. Их какие–то птицы клюют или что–то вроде… Но ведь если ты Бог, то мог бы как–то по–другому придумать? Без поганок? Очень, знаешь, мешают жить.

Нет, ты не подумай, мне у тебя много чего нравится. Как вода в пруду стоит такая зеленая, пахнет илом, как там плавают большие жуки с длинными лапами. Они так и называются: плавунцы. Стрекозы там ползают, которые еще не стрекозы, а водяные чудища, жрут других личинок и насекомых. Это все мне нравится.

Еще вот нравятся выкрашенные в коричневый цвет стены. Краска облупилась местами, я ее сковыриваю иногда, чтобы новый рисунок получился. Всю неделю гусеница — надоело, а сегодня сковырну — будет уже бабочка. Ковыряю в углу, за кроватью, чтобы никто, кроме меня и тебя, не видел. Тебе, кстати, нравится?.. Ты бы еще сам погромче говорил, а то я не всегда понимаю: услышал ты меня или нет?..

Так вот, Господи, мне нравятся стены, только скучно тут. Где это видано, чтобы нормальных людей практически взаперти держали? Было бы очень даже хорошо, если бы ты что–то другое придумал.

Или, например, людей ты хорошо создал. И мужчины есть, и женщины… Детей очень люблю. Особенно маленьких, «лялечных». Они такие миленькие! Только вот скажи, Господи, зачем было так все усложнять? Я ему говорю: «Я уже взрослая, в конце концов! Я имею право сама решать, ни на кого не оглядываясь!» А он только смеется.

Впрочем, ты сам все знаешь… А я все равно расскажу!

Только сейчас пройдут… Ты погоди. У нас тут ходит один, придурок. Он думает, что он Папа Римский, представь. Он старый уже, руки у него трясутся, иногда еще голова тоже и челюсть нижняя дергается, словно бы он чем–то подавился. Ходит, все бормочет «Pax vobiscum» и протягивает руку трясущуюся, чтобы мы ему отсутствующий папский перстень целовали. Вот он сейчас пройдет… Он думает, что я с тобой должна только через него разговаривать, поскольку он твой представитель на Земле. И считает еще, что советы тебе давать — грех. А что тут такого, если я вижу, что ты что–то не учел, почему бы не помочь?.. Но вообще–то он безобидный. Мы все делаем вид, что ему верим. В конце концов, он же ненормальный…

Так вот, сначала он смеялся. А потом странно себя вести начал. Больше не расспрашивал, куда я иду и где нахожусь, но мне стало казаться, что он всегда рядом, за спиной стоит. Оборачиваюсь — никого нет. В первый раз подумала — показалось, во второй и в третий. Потом дошло: слежка! Нанял, значит.

Вот, кстати, Господи, сделал бы ты так, чтобы люди перестали друг друга в чем–то подозревать. Представь, как было бы здорово! Но это нелегко, я знаю. Такими уж ты нас создал… А когда он нанял следить за мной, я просто взбесилась сперва. Взяла и порезала его любимые галстуки. Он не понял. Продолжал следить. Обернешься внезапно на улице — обязательно какой–то скучающий мужик газету на углу читает или разглядывает витрины магазина. Очень хорошо изображает, что он сам по себе и меня даже не знает. Но я‑то не дура, чувствую — подглядывает.

Я тогда в первый раз так поступила, как в кино увидела: зашла в магазин, купила новую шляпку, шарф шифоновый, блузку. Тут же переоделась на месте… Тот отлип, вроде бы. А потом опять кто–то прицепился. Уже другой. Такой мордоворот… Господи, кстати, вот зачем такие «шкафы» нужны? Когда мозги меньше… как там в рекламе?.. меньше наперстка, вот. Нет, ты не думай, я тебя не критикую. Просто…

Так вот, после этого я завела много разной одежды, юбки там, блузки, кофты… Особенно мне вот топик нравится. Помнишь, жемчужно–серый, шелковый такой?.. Стала брать с собой и переодеваться, где придется. У подруги, в общественных туалетах, в кабинете на работе. Очень не люблю, когда за мной следят.

Ой, погоди, опять сюда идут… Сейчас спрячу бабочку за подушкой…

А потом он стал забирать у меня деньги. Все, даже те, которые я сама заработала. Сказал, что я их трачу на что попало. Представь себе, мои лично заработанные деньги! Стал выдавать ровно столько, чтобы хватило на проезд и необходимые мелочи…

Знаешь, Господи, мне все нравится. В принципе, живу я хорошо. Правда, он иногда приезжает сюда, но я видеть его не могу. Было бы еще лучше, если бы некоторые люди не были такими прилипчивыми, в душу не лезли. Не мог бы ты так сделать?.. Знаю, что нет. Сами выпутываться должны, да?

Так вот, сначала он просто забирал деньги и следил. Я научилась уходить от слежки, добираться туда, куда мне на самом деле нужно, окольными путями. Сначала к одной подруге, потом к другой… И все никак не могла понять, что ему от меня нужно. Думала, может, меня? Но я и так вроде принадлежу ему. Потому думала: ревнует. Потом начали оформлять бумаги, документы на собственность. И меня проняло. Квартира, машина… Столько всего, оказывается…

Он следил за мной всегда — на работе, дома, даже в душе, мне кажется, установил «жучки». Я их искала, но я же не знаю, как они выглядят. А я не могу быть всегда на виду! Я ему это много раз говорила и просила оставить меня в покое. А он присосался ко мне, как клещ, и не отпускал. Сосал мои силы, мою волю, всю меня высосал!

Потом он подкупил моих подруг. Они стали насквозь лживые, уже не позволяли переодеваться у себя, рассказывали мне, какой он хороший. Отвратительно! Но я не сдавалась, я просто искала разные способы… Потом не выдержала и предложила разойтись. Он не захотел. Тогда я сказала, что сама уйду, потому что не могу жить в условиях постоянной слежки. Кажется, коллеги на работе тоже уже…

Слушай, Господи, почему люди так любят деньги? Вот ты, когда нас создавал, специально придумал жадность? Или случайно вышло? Если случайно, так, может, уберешь? Поверь, будет куда лучше…

Так вот, он попытался меня отравить. С утра. Рано–рано, примерно через год после того, как он начал за мной следить, когда стояла как раз погода, которую я люблю — ветрено, дождливо, небо серое и сердитое — я пришла на кухню, а он подсыпает мне в кофе какой–то порошок! Я, конечно, рассердилась. Очень. Но ты же меня понимаешь, Господи? Ты же не можешь не понимать! Я схватила сковородку и ударила его. То есть попыталась…

Зато теперь мы не вместе, он далеко, не лезет в мои мозги и в мою жизнь. Теперь за него это делают другие. Живет, правда, в моей квартире, пользуется моим душем, наверно, приводит к себе всяких женщин. Избавился от меня. Только иногда зачем–то приезжает ко мне и говорит, что…

Господи, слушай… Мне тут все нравится. Тут нормально, скучно только иногда. Но… Пока я тут, за мной следят. Другие, уже не он. А в это время он живет там. В моей квартире. Приводит женщин, и они пользуются моим любимым жидким мылом с черничным запахом, трогают мою коллекцию слоников и слушают мою любимую музыку… А он подсыпал мне в кружку, я точно видела! И следил… И, Господи, слушай… Я устала. Ты это… ты бы… забери у женщин мозги обратно, а? А то, знаешь, когда много думаешь, голова становится тяжелой, кажется, что сейчас лопнет. Женщинам же не нужны на самом деле мозги. Если бы вот у меня бы не было мозгов, я бы продолжала там жить. А так я все думаю, думаю, думаю… И никак не могу остановиться. За что он так со мной? Что я ему плохого сделала?..

Господи, если не можешь у всех мозги забрать, так хоть у меня! Господи, правда, так будет лучше…

ШАГ — БЕДРО!

Шаг — бедро — тряска. Давно заученный ритм, давно плавные движения, и не забывать про руки! Руки должны быть легкими, как лилии над озером, и так же нежно колыхаться на ветру музыки. Когда только училась «не забывать», руки болели неимоверно — от кончиков пальцев до плеч, их же нужно было держать по полтора часа над головой и ни в коем случае не опускать! Зато теперь — свободно и уверенно выписывают замысловатые узоры, пока мысли витают в облаках.

Шаг — тряска — «удар бедром»… О, удар бедром — это страшная сила! Оставляет лиловые, долго ноющие синяки после столкновения с оказавшимися на траектории движения углами столов, стульев, тумбочек. Не на предметах мебели, разумеется. Синяками я тогда пестрела, как леопард в тропиках, колени прятала под длинными юбками, бедер и так никто не замечает. Однажды, в полусне почти, заползла под душ после изматывающих «семь дорожек подряд», глянула — мамочки! — по внутренней стороне бедер почти до колен бордовые потеки! И не болело ведь. Так–то, растяжка, дамы!