Tyrannosaurus Rex - Рэй Брэдбери

Рэй Брэдбери

Tyrannosaurus Rex[1]

Он открыл дверь во тьму. Чей-то голос крикнул: — Ну закрывай же!

Его словно ударило по лицу. Он рванулся внутрь. Дверь за ним хлопнула. Он тихо выругался. Тот же голос полупроговорил-полупропел страдальчески: — О боже! Ты и есть Тервиллиджер?

— Да, — ответил Тервиллиджер.

Справа от него, на стене погруженного во мрак зала, смутным призраком маячил экран. Слева плясало в воздухе маленькое красноватое пятнышко — это двигалась зажатая в губах сигарета.

— Ты на пять минут опоздал!

«А сказал ты это так, будто я опоздал не на пять минут, а на пять лет», — подумал Тервиллиджер.

— Сунь свою пленку в аппаратную. Ну, пошевеливайся!

Тервиллиджер прищурился.

Он разглядел пять глубоких кресел, четыре из них заполняла административная плоть, и она, тяжело дыша и отдуваясь, переливалась через подлокотники к пятому креслу, посередине, где почти в полной темноте сидел и курил мальчик.

«Нет, — подумал Тервиллиджер, — не мальчик. А сам Джо Кларенс. Кларенс Великий».

Крошечный рот, выдувая дым, дернулся как у марионетки: — Ну?

Неуверенно ступая, Тервиллиджер двинулся к киномеханику и отдал ему коробку с пленкой; киномеханик, сделав в сторонукресел непристойный жест, подмигнул Тервиллиджеру и захлопнул за ним дверь.

— Господи! — вздохнул тонкий голос. Зазвенел звонок. — Аппаратная, начинай!

Тервиллиджер протянул руку к ближайшему креслу, ткнулся в мягкое и живое, отпрянул и, кусая губы, остался стоять.

С экрана в зал прыгнула музыка. Под громовые раскаты барабанов начался фильм:

Tyrannosaurus Rex: грозный ящер

Объемно-мультипликационный фильм

Куклы и съемка Джона Тервиллиджера

Попытка воспроизвести формы жизни, существовавшие на Земле за миллиард лет до рождества Христова

Детские ручонки в среднем кресле чуть слышно, иронически зааплодировали.

Тервиллиджер закрыл глаза. Новая музыка с экрана вырвала его из забытья. Титры растаяли в мире первобытного солнца, ядовитого дождя и буйной, девственной растительности.

Клочья утреннего тумана лежали по берегам вечных морей, и огромные летающие кошмары снова и снова, как коса, срезали ветер. Громадные треугольники из морщинистой кожи и костей, с алмазами глаз и неровными желтыми зубами, птеродактили, эти воздушные змеи, запущенные в небо самим злом, падали на добычу, хватали ее и, почти не поднимаясь над землей, уносили в ножницах ртов свои жертвы и их предсмертные крики.

Тервиллиджер смотрел как зачарованный.

В густых зарослях что-то вздрагивало, трепыхалось, ползло, дергало усиками; и одна лоснящаяся слизь внутри другой, под роговой броней вторая броня, в тени и на полянах двигались рептилии, населявшие безумное, пришедшее к Тервиллиджеру от далеких предков воспоминание о мести, обретшей плоть, и о паническом бегстве в воздух.

Бронтозавр, стегозавр, трицератопс. Как легко падают с губ тяжеловесные тонны этих названий!

Уродливыми машинами войны и разрушения гигантские чудовища шли через овраги с поросшими мхом склонами, каждым шагом растаптывали тысячу цветов, рыли мордами туман, пронзительными криками раздирали пополам небо.

«Красавцы мои, — думал Тервиллиджер, — маленькие, мои красавчики! Все из жидкого латекса, губчатой резины, стальных костей на подшипниках; все приснившиеся, из глины вылепленные, гнутые и паянные, склепанные, шлепком ладони в жизнь посланные! Половина их величиной с мой кулак, остальные не крупнее этой вот головы, из которой они появились».

— О боже! — сказал кто-то тихо и восторженно в темноте.

Часы, дни, месяцы подряд, шаг за шагом, кадр за кадром, он, Тервиллиджер, проводил созданных им животных через последовательности поз, двигал каждое на крошечную долю дюйма, снимал, передвигал еще на волосок, снимал снова — и теперь диковинные образы, на каких-нибудь восьмистах футах пленки, проносились через проектор.

«Какое чудо! — думал Тервиллиджер. — Это будет новым для меня всегда. Посмотрите только! Ведь они живые! Резина, сталь, каучук, глина, чешуя из латекса, стеклянный глаз, клык из фарфора, прыг-скок, топ-топ — и, шагом гордым, по материкам, еще ноги не знавшим человечьей, по берегам морей, еще солеными не ставших, как будто не прошло с тех пор миллиарда лет. Они вправду дышат! Они вправду мечут громы и молнии! Как жутко! Такое чувство, будто это собственный мой Сад, и в нем сотворенные мной животные, которых я возлюбил в этот День Шестой, а завтра, в День Седьмой, я отдохну».

— О боже! — снова произнес тихий голос.

Тервиллиджер-два не отозвался: «Да, я слышу».

— Это великолепная лента, мистер Кларенс, — продолжал голос.

— Возможно, — сказал человек с голосом мальчика.

— Правдоподобно до невероятности.

— Я видел лучшие, — сказал Кларенс Великий.

Все в Тервиллиджере напряглось. Он отвернулся от экрана, где его друзья скатывались в небытие, где гибли одно за другим, как на скотобойне, существа высотою с двухэтажный дом.

Впервые он оглядел своих возможных работодателей.

— Материал великолепный.

Похвала исходила от старика, сидевшего в стороне, отдельно; подавшись вперед, он изумленно, во всё глаза, глядел на эту древнюю жизнь.

— Идет рывками. Вон, посмотрите! — Странный мальчик в среднем кресле привстал, показывая на экран зажатой во рту: сигаретой. — Уж это кадр хуже некуда. Вы что, не видите?

— Да, — ответил внезапно устало старик, откидываясь назад и сливаясь снова с креслом, на котором сидел. — Вижу.

Тервиллиджер задушил жаркий гнев, потом утопил его в быстринах своей крови.

— Идет рывками, — повторил Джо Кларенс.

Белый экран, мельканье цифр, темнота; музыка оборвалась, чудовища исчезли.

— Наконец-то! — Джо Кларенс выдохнул дым. — Уже обед скоро. Следующую, Уолтер! Все, Тервиллиджер. — Молчание. — А, Тервиллиджер? — Молчание; — Этот кретин все еще здесь?

— Здесь. — Тервиллиджер изо всех сил вдавил кулаки себе в поясницу. сказал Джо Кларенс. — Вообще неплохо. Но не воображай, что деньги потекут рекой. Вчера приходило больше десятка парней, так они показывали материал не хуже, а то и лучше твоего — всё пробы для нашего нового фильма «Доиcторическое чудовище». Оставь заявку в конверте у секретаря. Выходи в ту же дверь в какую вошел, Уолтер, какого дьявола ты ждешь? Крути новую!

В темноте Тервиллиджер ободрал ноги о кресло, с трудом нащупал ручку двери, сжал ее крепко. За спиной у него взорвался экран: потоками мелких камней падала лавина, целые города из гранита, огромные мраморные здания вставали; рассыпались, стекали вниз. В громе падающих камней он расслышал голоса, которые прозвучат через неделю: «Мы заплатим тебе тысячу долларов, Тервиллиджер». — «Но мне нужна тысяча только на одно оборудование!» «Подумай хорошенько, это для тебя шанс. Хочешь, воспользуйся им, не хочешь — твое дело!» И, слушая, как гром замирает, он уже знал, что воспользуется и знал, что сделает это с отвращением. Только когда молчание у него за спиной поглотило лавину всю без остатка и замедляла ход в сердце, домчавшись избежного решения, собственная его кровь, только тогда потянул на себя Тервиллиджер невероятно тяжелую дверь и шагнул в ужасающий, безжалостный свет дня.

Припаяй гибкий позвоночник к извивающейся длинной шее, насади на нее самодельный маленький череп, закрепи на шарнирах нижнюю челюсть, оклей губчатой резиной смазанный в суставах скелет, обтяни пестрой кожей, которую не отличишь от настоящей змеиной, заделай тщательно швы, и потом в мире, где безумие, пробудившись от сна, видит перед собой другое безумие, еще более немыслимое, он встанет торжествующе на дыбы — Tyrannosaurus Rex!

Из света электрического солнца вниз скользнули руки Творца. Они опустили чудовище с пятнистой змеиной кожей в сделанную зеленую чащу, повели через кишащее бактериями варево. Механический ящер среди всего этого безмолвного ужаса чувствовал себя великолепно. Со слепых небес доносился голос Творца, Сад вибрировал от старого монотонного напева: стопу… к голени, голень… к колену, колено… к бедру, бедро…

Дверь распахнулась. Словно отряд бойскаутов ворвался в комнату — это вбежал Джо Кларенс. С таким видом, будто в комнате никого нет, он дико огляделся вокруг.

— О господи! — завопил он. — Так у тебя, оказывается, еще не всё готово? Это стоит мне денег!

— Не стоит ничего, — сухо сказал Тервиллиджер. — Мне заплатят те же деньги, сколько бы я времени ни потратил.

Шаг, остановка, шаг, остановка; так, дергаясь, Джо Кларенс к нему приблизился.

— В общем, поторапливайся. И сделай пострашней, чтоб дрожь пробирала.

Тервиллиджер стоял на коленях возле своих миниатюрных джунглей. Глаза его были вровень с глазами продюсерами. Тервиллиджер cпросил: