Курс лечения - Джо Холдмен

Холдмен Джо

Курс лечения

Джо ХОЛДМЕН

КУРС ЛЕЧЕНИЯ

Харли втемяшилось сделать себе подарок к дню рождения, так что мы разрезали лимон на две половинки и поставили их в овальные вырезы в дверях, потому что Харли сказал, что попадет в обе не попортив древесины, и с первой у него получилось просто замечательно: он вскинул свой 94-й - и бац, как не бывало. Но по второму разу вышло гораздо хуже, потому что он попортил бицепс какому-то чудаку (тот как раз надумал зайти в бар опохмелиться). Ух ты, черт, сказал Харли, опуская пистолет, и слава Богу, что большинство из нас уже лежало на полу, потому что тот ублюдок выхватил свой морской кольт левой рукой и размазал уродскую рожу Харли по зеркалу в дальнем конце бара (и как оно не разбилось, а ведь этот сукин сын задолжал мне тридцатник, и не думаю, чтобы вдова когда-нибудь возместила убыток). Мужик сунул кольт в кобуру, и вдруг запахло корицей...

Боцман схватил топор и перерубил якорную цепь в тот самый миг, когда нас накрыло шквалом, нет, только кретин мог додуматься поставить шхуну на якорь у скал, а шторм катит на нас что твой скорый поезд, все паруса в клочья, кругом орут - руби то, руби это, ну а капитан Харли на берегу, не иначе дочку старшего помощника ублажает, да уж, теперь нам точно не миновать кормить рыбу, а запах лаванды...

Бараны на бойне, вот кто мы такие, эти вьетконговцы устроили нам просто идеальную засаду, ну а тот РПГ, что отправил Харли к Богу в рай, заодно прикончил и нашу рацию. Значит, теперь никакой артподготовки, никакой воздушной поддержки, а у этих парней столько боеприпасов, что хватит перестрелять весь проклятущий Пентагон. Одиночными бей, одиночными, надрывается капитан, а что кричать, у меня ни единого дерьмового патрона, и тогда я отползаю назад и укрываюсь за тем, что осталось от Харли, чтобы обшарить его амуницию и карманы, а потом кладу перед собой эти гранаты и магазины и жду, жду, как какой-нибудь гребаный герой проклятущего Роберта Джордана[1], когда же эти ублюдки высунут нос из леса, чтобы уложить кого-нибудь прежде, чем запах гвоздики...

Ты можешь пристрелить измученных псов и, порубив на части, накормить этим мясом остальных, ты можешь выбросить поклажу, чтобы ослабевшая упряжка стронулась с места, но ты никогда не сможешь отдохнуть. Когда собаки спят, ты все толкаешь и толкаешь сани, чтобы полозья не примерзли ко льду, и рано или поздно наступает момент, когда начинаешь думать, что Юкон в конце концов одержал над тобой верх, и ты никогда не вернешься в Орегон, ты никогда не вернешься в Белую Лошадь, даже если разрубишь на кусочки бесполезное тело проклятущего Харли и голодные собаки не откажутся его сожрать. В сутках двадцать черных часов и четыре серых, колючая снежная крупа несется параллельно земле, а запах лимона...

Пробоина в космосе не всегда означает верную гибель, тем более что мы поддерживали на борту высокое давление, и, когда кретин Харли умудрился продырявить люк кормового шлюза своим дурацким кайлом, у нас было достаточно времени, чтобы наложить надежную заплату, ну а пока помпы поднимали давление, мы уселись в кружок отдышаться, награждая Харли честно заработанными словечками. Но проклятущие помпы никак не желали поднимать давление, что-то там закоротило, пока мы все как один собирали образцы в том квадранте, и, что я вам скажу, ребята, никогда не оставляйте корабль на робота... Словом, мы все еще пытались отдышаться при содержании кислорода вдвое меньшем, чем на вершине Эвереста, когда мне и всем остальным пришло в голову, что это у нас никак не получится. Пришлось опять нахлобучить шлем, а как только я оклемался, то увидел на дисплее "макс. 32 мин." и очень быстро сообразил, что я успею сделать с Харли за эти тридцать две минуты, пока запах мяты...

Конечно, подъем затонувших судов - работа рисковая, зато верный способ заколотить деньжат, а под этим я разумею, что вкалываешь всего три-четыре месяца в году, ну а все остальное время лежишь себе на пляже. Насколько эта работа опасна, зависит от глубины, времени пребывания под водой, применяемых инструментов и, разумеется, от партнеров. В прошлый раз моим напарником был Харли, отличный ныряльщик, но человечишко паскудный, и вот как-то раз спустились мы с ним на палубу, запах зажаренного вхруст бекона...

- Ваше имя?

У меня был полон рот холодной слюны. Я проглотил ее, обтер губы и пощупал затылок.

- Будьте добры, назовите свое имя.

- Ох, избавьте меня от теста на реальность, ладно? Я вернулся.

- Ваше имя?

- Меня зовут Джек Линдхофф, а вот кто такой Харли?

Я лежал на широкой удобной кровати, поверх простыней и полностью одетый. Яркий свет, больничные запахи.

- Вы меня помните?

- Скажите мне, кто такой Харли, и я отвечу на ваш вопрос. - Я не знаю никакого Харли. Он участвовал в одном из ваших эпизодов?

- Во всех без исключения. Вы - доктор Барбара Кэсс, и я плачу вам столько, что вслух сказать неприлично. Ну как, мне уже лучше?

- А сами вы что думаете?

- Мне сразу станет лучше, когда я узнаю, кто такой этот Харли.

- Вы можете его описать?

- Он все время разный. Пару раз я его вообще не видел, а однажды он выступил в роли замороженного трупа. - Может быть, это имя имеет для вас особое значение?

- Ровно никакого. Я даже не мотоциклист[2].

- Вы не хотите вернуться и поговорить с ним?

Я потрогал девятиштырьковый разъем на собственном затылке.

- Почему бы не сделать эпизоды подлиннее?

- Из чисто терапевтических соображений. Если человек задерживается в сюжете дольше минуты, то, как правило, начинает сознавать, что находится в воображаемой реальности.

- Дайте мне пять минут, и я разберусь с этим сукиным сыном.

- Он же не настоящий. Право, не вижу смысла...

- Я сказал - пять минут. Денежки мои, разве не так?

- Ну хорошо. Повернитесь...

Харли старательно разрезал лимон. Хозяин бара, вздохнув, прекратил бесполезные уговоры и удалился в подсобку.

- Я и так верю, что ты не промахнешься, Харли, чего ради обстреливать улицу?

Допиливая лимон тупым ножом, Харли от усердия прикусил язык и буркнул:

- Никто никому не собирается вредить. Я просто должен это сделать.

- Угу. Шансы у тебя примерно тридцать на тридцать, - заметил я.

- Так я же буду целиться сверху вниз, и пуля зароется в землю. Почему бы тебе не взглянуть, нет ли кого на линии огня?

Я нетвердыми шагами направился к двери, резко толкнул качающиеся створки и увидел, что на улице ни души. Было воскресенье, восемь утра, и мы отмечали день рождения Харли уже двенадцать часов подряд.

- Там никого нет.

- Ну и ладно. Тогда я стреляю.

Да пусть пальнет по этим дурацким лимонам! - пришли к согласию все клиенты бара, и Харли установил половинки в овальных вырезах створок, потом взглянул направо, налево и громко оповестил публику: - Никого!

- Эй, Харли, - подал голос хозяин бара. - Ты знаешь, сколько я выложил за эту дверь?

- Кому нужна твоя дерьмовая дверь? - обиделся Харли, прицеливаясь с руки, но тут же передумал и, усевшись за покерный столик, уперся локтем в зеленое сукно. В этом эпизоде он стрелял в классической манере - не щурясь, задержав дыхание и плавно нажимая на спусковой крючок.

Пистолет громко рявкнул, в зале запахло порохом, а лимон бесследно исчез, хотя я по-прежнему ощущал его тонкий запах.

- Хватит, Харли, мы все тебе верим, - убедительно заговорил я. Здорово получилось!

- Ха! - сказал Харли и тут же послал вторую пулю, но на этот раз за лимоном обнаружился незнакомец с эффектным красным пятном на правом рукаве и самым громким "ууй-йя-аа" на устах, какое мне только приходилось слышать. Я и все прочие клиенты дружно рухнули на пол.

Харли тоже следовало догадаться, что подстреленный гражданин не побежит искать телефон, чтобы набрать номер Службы спасения 911, но кретин опустил пистолет, бормоча что-то вроде "ах ты, черт побери".

- Харли! - отчаянно завопил я. - Поберегись!

Моргнув, Харли с пьяным изумлением уставился на меня, а мужик тем временем уже вломился в бар, и на сей раз я смог хорошенько его разглядеть. Кровища так и хлестала у него из плеча, что ничуть не помешало ублюдку принять стойку стрелка по мишеням и поднять свой кольт обеими руками, целясь аккурат в непримечательную физиономию Харли. Харли начал поднимать руки, но пуля уже ударила его на уровне усов, и то, что оказалось ниже, стало медленно валиться на пол, верхняя же часть Харли живописно декорировала собой большое зеркало и красочный плакат "ПИВО ГИННЕСС - ТВОЙ ЛУЧШИЙ ДРУГ" на дальней стене бара.

Тело упало с удивительно безжизненным звуком, словно набитый тряпками мешок, а я подполз к нему и сказал: "Харли, ты должен объяснить мне, что все это значит". Мужик тем временем совсем разошелся, паля направо и налево, ну чистый маньяк-убийца, кругом орали и визжали, а я продолжал, увещевать Харли: "Послушай, я знаю, что ты ненастоящий. Все это обман. Хватит, кончай придуриваться! Надень свою физиономию и поговори со мной".