Сюрприз - Елена Верейская

Елена Николаевна Верейская

Сюрприз

На весенние каникулы мама отправила Севу и Мишу к своей сестре — тёте Любе, работавшей бухгалтером в большом совхозе.

На маленькой станции их встретила сама тётя Люба. Уже спустились сумерки, в зеленоватом весеннем небе висел тоненький серпик молодого месяца. Тётя Люба усадила мальчиков в широкие розвальни, укутала обоих вместе огромным тулупом, сама уселась в передок саней, дёрнула вожжами, и сани понеслись по звонкой, хрусткой дороге.

После нескольких часов езды в душном вагоне ребят сразу разморило на свежем, упругом весеннем воздухе. Миша задремал, уткнувшись головой в севины колени, а Сева таращил глаза, оглядываясь по сторонам, но не видел ничего, кроме белесоватой мглы, еле освещённой месяцем. Он едва успевал отвечать на расспросы тёти Любы: и как мама, и как папа, и сколько у каждого из братьев в третьей четверти пятёрок.

Потом стала рассказывать тётя Люба.

— А у нас посевная кампания началась, — говорила она, — работы у всех выше горла. Сегодня, до того как ехать за вами, я с утра помогала навоз возить. Завтра начнём пораньше, — надеемся последний вывезти, а то того и гляди — дорога рухнет.

— Почему же навоз?! — удивился Сева. — Разве ты, тётя Люба, не бухгалтер?

Тётя Люба засмеялась:

— Бухгалтер-то бухгалтер, да разве я за своими книгами усижу, когда весна такая ранняя сразу налетела? Сейчас каждая минута дорога.

— Ну, так и мы будем помогать! — весело воскликнул Сева.

— А вы отоспитесь хорошенько, отдохните, погуляйте, а там видно будет. Ну, вот мы и приехали!

Спустя несколько минут мальчики, наскоро поужинав, крепко спали на мягких душистых сенниках в жарко натопленной комнате.

Проснулись они поздно. В доме было тихо. Все давно ушли на работу. На столе стоял приготовленный для них завтрак.

Через несколько минут, дожёвывая на ходу ржаные лепёшки, мальчики выскочили из дому и остановились на крылечке, ослеплённые солнечным блеском, оглушённые неистовым птичьим гамом. Высокое солнце било прямо в глаза и грело, почти как летом. На широкой проталине возле крыльца прыгали, взлетали, дрались воробьи, из лесу доносился дружный крик грачей, а где-то за домом, не умолкая, кудахтали куры и победно перекликались петухи.

Домик, в котором жила тётя Люба, стоял на самом краю совхозного посёлка, даже немного на отлёте. Направо шла широкая улица, налево дорога уводила в молодой берёзовый лесок. Мальчики взглянули вдоль улицы — на ней не было видно ни души. Все были на работе; ветер доносил издалека людские голоса и звонкий стук кузнечного молота. Снега на улице уже почти не было, кое-где выбивалась прошлогодняя трава, а золотистая от навоза широкая дорога, казалось, вся дрожит от тысячи бегущих по ней струек воды. На разные голоса переговаривались частые капельки, шлёпаясь с крыши в ими же выдолбленный желобок.

— Мишка, айда! — крикнул Сева и, сбежав с крыльца, помчался за околицу, в берёзовый лесок.

Миша бросился за братом. Вприпрыжку, обгоняя друг друга и беспричинно смеясь, бежали они по дороге, ещё крепкой, но сплошь покрытой тонким слоем струящейся воды. Но вот лесок кончился, и они выскочили на широкий, весь сверкающий, залитый солнцем луг.

Странная картина открылась перед ними. Прямая, как стрела, дорога шла по отлогому склону и делила его пополам, выпирая высоким горбом, точно опрокинутое вверх дном корыто. Справа от неё снег осел, растаял, и всё широкое поле казалось сплошным яркосиним озером, по которому бежала мелкая сверкающая рябь.

Плотно утрамбованная дорога, словно плотина, сдерживала эту массу весенних вод, зато слева от дороги снега почти уже не было, по яркорыжим проталинам, извиваясь, как змейки, неслись вниз бесчисленные ручейки. А где-то внизу гулко шумела невидная под снегом весенняя речка.

И всё кругом струилось, и булькало, и звенело. Звенели ручьи, звенели в небе невидимые жаворонки, звенели под ногами хрупкие льдинки, звенел в ушах ласковый, упругий ветер, казалось, само солнце звенит, и поёт, и смеётся.

И городских ребят, впервые в жизни попавших ранней весной в деревню, охватил восторг. Севе вдруг показалось, что и в нём самом всё зазвенело и запело, и неожиданно для самого себя он вскинул кверху руки, поднял голову и побежал навстречу ветру и солнцу, громко крича самое яркое и самое радостное слово, пришедшее в голову:

— Победа! Ура! Ура! Победа!

— Ура! Ура! Победа! — закричал и Миша, привыкший во всём подражать старшему брату, и тоже, вскинув руки, побежал за ним.

Ноги у них уже давно были мокрые, шапки съехали на затылок, щёки пылали, ярко горели глаза.

— Миша, знаешь что? — Сева внимательно огляделся вокруг. — А что если взять да перекопать дорогу? Канаву сделать, а? Нот хлынула бы вода — у-у-у!

— Сева! Давай! Интересно!

— Давай! Обегаем домой: я видел там в сенях, в углу, лопаты.

Дома попрежнему никого не было, только в кухне возилась старушка-сторожиха.

— Миша! И знаешь что?! Давай никому не скажем, что это мы, — заговорил Сева, когда они с лопатами вернулись на дорогу, — пусть это будет наш сюрприз. Им-то ведь некогда снег счищать, а мы тут как тут! Накопаем канавок, — это поле скоро и очистится. Вот здорово-то будет!

Копать оказалось не так легко: дорога была плотно утрамбована и, постепенно оттаивая, взялась льдом. Мальчики старались вовсю. Они вели свои канавки снизу навстречу воде. Дело подвигалось медленно. Сева был ловок и силён, — и то канавка получалась неглубокая, узенькая, а у Миши шла просто какая-то царапина. И вдруг настал момент, когда севина лопата сразу — легко и быстро — вонзилась в рыхлый снег. Очевидно, у основания дорожного бугра вода уже начала просачиваться. Сева ударил лопатой, целая глыба плотного снега дрогнула, кувырнулась — и вода хлынула в канавку.

— Ура-а! — закричал Сева. — Миша! Смотри! Что делается-то!

Миша бросил лопату и подбежал.

Шумный поток воды хлестнул через дорогу, кружась, бурля, вползая на берега канавки. Вода отрывала куски этих неверных берегов и, вынося их на свободное место, разливалась широким потоком по рыжей проталине и уходила вниз, к невидимой шумливой речке.

— Ну и жара! — воскликнул Сева и, сбросив с плеч ватник, кинул его на руки брату. — На, держи, я ещё расширю канавку!

Он снова крепко ударил лопатой.

И вдруг чьи-то сильные руки схватили Севу сзади за плечи и оттолкнули в сторону.

— Что вы наделали! Вредители! Что вы наделали! — гневно кричал над ним звонкий мальчишеский голос.

Сева повернулся и бросился с поднятыми кулаками на обидчика. Это был невысокий, коренастый мальчуган лет тринадцати. Одним ловким движением он снова оттолкнул Севу так, что тот едва устоял на ногах. Мальчик что-то кричал, но Сева и сам кричал на него, громко ревел Мишка, — и Сева не разбирал, что кричит мальчик.

И вдруг, прежде чем Сева успел снова наброситься на него, мальчик выхватил из рук Миши севин ватник и ткнул его в канавку, стараясь остановить бурно хлеставшую воду.

Сева на мгновенье опешил. Миша заревел ещё громче.

— Придерживай лопатой! — прикрикнул мальчик, ожесточённо запихивая ватник. — А то унесёт.

— Ты что, с ума сошёл?! — закричал Сева и вдруг сразу осекся и умолк. Только сейчас дошло до его сознания, о чём кричал мальчик.

— Мы тут под овёс поле готовим, а вы воду спускать!

Сева растерянно остановился.

— Что стоишь? Держи лопатой, говорю, — ведь холодно рукам-то! — кричал мальчик, стоя на коленях перед канавкой и держа обеими руками уже набухший ватник.

Сева бросился поднимать далеко отлетевшую в зраке лопату.

— Подай её мне, а сам гони, что есть духу, в совхоз, притащи доску, — распоряжался мальчик.

— А где я её возьму, доску? — пробормотал Сева, подавая лопату.

— Где! Где! Спросишь, кого встретишь. С метр длиной, да пошире. Ну, беги, живо! А ты чего стоишь? — прикрикнул он на Мишу. — Хватай лопату, заваливай снегом.

— Сева! Не уходи! — снова закричал Миша, но Сева уже мчался по дороге к совхозу.

Ветер подгонял его сзади, ноги звонко шлёпали по мокрой дороге, брызги летели во все стороны.

Тётя Люба пришла домой в обеденный перерыв.

Не успела она доесть суп, как треск под окошком привлёк её внимание. Тётя Люба открыла форточку и высунулась в неё.

Прямо под окном Сева, напрягая все силы, отдирал от завалинки щиток из двух широких досок, которым было забито на зиму окошечко в подполье.

— Всеволод! Что ты делаешь?! Зачем дом ломаешь?

Сева поднял голову.

— Тётя Люба! Ты дома! Как хорошо! Можно взять эти доски? Мне нужна доска… Поскорее! — Сева сильно запыхался и говорил с трудом, еле переводя дыхание.

— Зачем доску? И на кого ты похож? Где ты так перемазался?