Ворон - Карло Гоцци

Гоцци Карло

Ворон

Карло ГОЦЦИ

"Ворон"

Трагикомическая сказка в пяти действиях

Предисловие автора

Действующие лица

Действие первое

Действие второе

Действие третье

Действие четвертое

Действие пятое

Предисловие автора

Сценический успех сказки о трех Апельсинах вызвал в Венеции разноречивые толки.

Журналисты, которые всегда сообразуются, если только обладают здравым рассудком, с теми сборами, которые делает пьеса, поместили в своих листках похвальные отзывы об этой сказке, Помимо задуманной мною пародии они раскрыли в ней глубокий аллегорический смысл1 и много такого, что мне никогда и не приходило в голову.

Оба поэта2 и их приверженцы говорили о ней немало дурного - более чем достаточно, чтобы обидеть тех, кто ее хвалил. Эта мысль меня не только не огорчала, но даже заставляла смеяться. Я видел, как мои чуткие к литературе враги сами уравнивали мне намеченный путь, думая создать на нем непреодолимые препятствия. Великая толпа недоброжелателей "Апельсинов" утверждала, что успех этой сказки был вызван исключительно ее тривиальным народным комизмом, искусством разыгрывавших ее четырех забавнейших масок и ее чудесными превращениями. Чрезвычайно разгоряченный синьор Гольдони поместил в обычное прощание, с которым обращается к городу всякая комическая труппа в последний день карнавала, злые и насмешливые слова по адресу этой сказки, вложив их в уста актрисы Брешани3, примадонны и представительницы труппы театра Сан-Сальваторе, которую он поддерживал своими произведениями. Нисколько не обидевшись, я высказал утверждение, что глупый, неправдоподобный, ребяческий сюжет, разработанный с искусством, изяществом и должной обстановочностью, может захватить души зрителей, заставить их внимательно слушать и даже способен растрогать до слез.

Чтобы доказать это свое утверждение, я сочинил "Ворона".

Это обыкновенная детская сказка, и я взял ее сюжет из одной неаполитанской книжки4 под заглавием: "Lo cunto delli cunti"5.

Я не мог найти более подходящего источника для приведения в исполнение моей угрозы. Но тот, кто прочитает сказку о "Вороне" в той книге и захочет сравнить ее с моей пьесой, затеет дело совершенно невыполнимое. Я считаю необходимым сделать это предупреждение моему читателю не только относительно "Ворона", но и относительно всех прочих сказок, порожденных впоследствии моим капризом, в которых я хотел сохранить одно лишь заглавие и некоторые наиболее известные факты.

Не устранив обычных масок из этой сказки, избранной мною в качестве театрального материала, но выпуская их с должной экономией, в чем можно будет убедиться из дальнейшего, я сочинил полушутливое, полусерьезное представление на этот неправдоподобнейший, ребяческий сюжет. Пьеса была впервые поставлена труппой Сакки в Королевском театре в Милане. Любезная миланская публика, вопреки своему обычаю, потребовала ее повторения несколько раз подряд.

Та же труппа поставила ее 24 октября 1761 года в театре Сан-Самуэле в Венеции, причем пьеса вызвала большой шум.

Зрители с величайшей легкостью переходили от смеха к слезам, вполне отвечая поставленной мною цели и подтверждая искусство того, что мне удалось достигнуть.

Чтобы заставить плакать среди явных нелепостей, необходимы ситуации с сильнейшей игрой страстей, но если данная ситуация зиждется на неправдоподобном и самом по себе нелепом сюжете вроде "Ворона", без риторических красок обстановочности и искусственного описательного красноречия, которые обманывают подражанием природе и истине, - пусть попробуют исторгнуть слезы господа газетчики, литературные почтмейстеры и жестокие романисты, развлекающиеся тем, что без всякого повода изрекают приговоры, не имея даже слуг, чтобы привести эти приговоры в исполнение. Великие бессмертные таланты Боярдо, Ариосто и Тассо, умевшие с такой силой влиять на людские сердца, придавая риторическую окраску истины чудесным и неправдоподобным происшествиям, побудили меня пойти на это испытание.

На характере Норандо, волшебника этой сказки, читатель может убедиться, насколько я старался возвысить и облагородить образы своих чародеев, делая их отличными от глупых магов традиционной импровизированной комедии.

Сказка "Ворон" была повторена шестнадцать раз за время с осени до карнавала, при сильно мешавших делу проливных дождях и переполненном театре. Она ставилась также самовольно некоторыми другими актерскими труппами всегда с хорошим успехом и успешно повторяется ежегодно труппой Сакки.

Читатель увидит, что она написана частью стихами, частью прозой и что она заключает в себе некоторые сценки, в которых лишь намечено их содержание и общий смысл.

Всякий, кто захотел бы помочь труппе Сакки и поддержать маски и импровизированную комедию, должен был поступить точно так же, рискуя иначе впасть в ошибку. Синьор Кьяри хотел заставить маски разговаривать стихами; он вложил им в уста страшнейший вздор и, обрекая их на осмеяние, сделал сам себя посмешищем. Седьмая сцена третьего действия "Ворона" и представляет пародию на это.

Никто не сумеет написать роль Труффальдино хотя бы в прозе, не говоря уже о стихах, а Сакки - один из тех превосходных Труффальдино, которые, выполняя намеченное поэтом в импровизационной сцене содержание, превзойдут любого автора, который думал бы такую сцену сочинить.

Тем не менее все сцены в стихах, в прозе или в форме сценария, из которых состоит "Ворон", строго необходимы и вытекают из определенной канвы, выдержанной в стиле сказочного представления. Если бы ипохондрические авторы летучих листков прочитали французские пьесы, напечатанные Леграном, Герарди и другими6, они не стали бы горячиться, называя мои сказочные представления нелепыми пустяками или собранием бесформенных сцен, неподготовленных и ненаписанных. Я печатаю их в том самом виде, в каком они шли на сцене. Подвергая их в печати общественной оценке, я избираю себе судьей не злобствующего, гордого или просто глупого и голодного издателя. Я перешел в своих пьесах от прозы к стихам, руководствуясь не только капризом, но также необходимостью и соображениями художественности. Некоторые сцены сильных страстей я написал стихами, зная, что гармония хорошо составленного стихотворного диалога придает мощь риторическим оттенкам и облагораживает ситуации серьезных персонажей. Впрочем, я не беру на себя смелость утверждать, что я успешно выполнил свое задание.

Мне было бы не трудно обратить все написанные мною пьесы целиком в прозу или целиком в стихи, но я обещал напечатать их такими, какими они шли на сцене, и не хочу нарушать данное слово.

Не считая свои произведения достойными того, чтобы перейти моря и горы и читаться иностранцами, незнакомыми с венецианским диалектом, необходимым моему Панталоне и моему Бригелле, я не стану тратить время на составление примечаний к репликам обоих этих персонажей, объясняя, например, что osello значит птица, a aseo - уксус, как это предусмотрительно сделал синьор Гольдони при издании своих пьес, к большому удобству иностранцев.

Из всего этого видно, что я в достаточной мере скромен и не притязаю на то, чтобы мои писания, облеченные в сказочные заглавия, были достойны того, чтобы быть целиком понятными иностранцам, которым, разумеется, необходимо оценить до мельчайших подробностей красоты и достоинства "Кьоджинских перепалок" и важные споры о дураках, выведенных синьором Гольдони. Для меня достаточно, если критика нравов и обычаев, вложенная мною в роли этих двух персонажей, окажется доступной итальянцам.

Ввиду того, что во всех моих пьесах, которыми я поддерживал почтенную труппу Сакки, я следовал указанным выше принципам относительно прозы, стихов и сценариев, все сказанное мною по этому поводу должно служить предуведомлением моим любезным читателям не только для сказки о "Вороне", но и для большей части написанных мною театральных пьес. Я старался развлекать и занимать публику новым жанром сценических произведений, искусно сохраняя во всех своих вещах смиренный вид и ребяческое легкомыслие, чтобы победить свой капризный литературный вкус и широко развернуть свою дерзость, не останавливаясь перед требованиями литературной умеренности и сухой осторожности. Поэтому всякий, кто будет читать произведения этого нового жанра, откровенного, смелого и в меру несдержанного, имея перед глазами "Меропу" синьора маркиза Маффеи7 (которая, кстати сказать, тоже не избегла хулы) или другие подобные произведения, может легко развернуть критику острую, хотя в данном случае и не вполне уместную.

Действующие лица

Миллон король Фраттомброзы

Дженнаро принц, его брат

Клариче принцесса, племянница короля

Леандро

Тарталья министры

Армилла принцесса Дамасская

Смеральдина ее камеристка