Пункт С - Крыстьо Крыстев

Крыстев Крыстьо

Пункт 'С'

Крыстьо Крыстев

Пункт "С"

Стояла теплая осень. Где-то в два часа дня по железной дороге из пункта А в пункт В шел экспресс. Пассажиры от скуки смотрели в окна на щедрые красками осеннего леса склоны тор, курили и равнодушно читали мелькавшие названия станций. Поезд мчался по рельсам, маленькие человечки махали ему или, опершись на мотыги, долго смотрели вслед, собаки с печально висящими ушами стояли вдоль полотна - и все как будто летело назад, в далекую даль.

Наверное, французская беллетристика, одна из самых изящных в мире, открыла законы частицы "но"... "Всегда есть "но", - писал французский беллетрист, и сердца дам-читательниц сладко замирали. Ведь после этого "но" все может случиться. Вот такое "но" произошло и с движущимся по расписанию из пункта А в пункт В экспрессом. Он мчался к огням большого, окутанного смогом города - к столице, но вдруг, в некоем пункте С, в ущелье, знаменитом своими красотами (некоторые из которых стали бывшими), поезд, заскрипев тормозами, замедлил ход и остановился. Пассажиры, высунувшись из окон, вертели головами во все стороны, пытаясь установить причину остановки, но до их слуха доносилось лишь пение электропроводов под аккомпанемент стрекочущих в траве кузнечиков.

Какое-то время поезд стоял неподвижно, готовый вот-вот устремиться снова в путь, но постепенно лес, голубое небо, пыльная насыпь и особенно семафор становились все более реальными. Что ж, длительные остановки начинаются так же невинно, как и совсем краткие... Минут через двадцать несколько человек вышли из вагонов и расположились на полянке. Их рубашки вызывающе сияли своей белизной. А по вагонам уже поползли слухи, будто в тоннеле, за поворотом, столкнулись два поезда. На железнодорожный путь рухнула скала, и сейчас ее будут взрывать. Мост у пункта С смыт горным потоком. Радио в поезде, которое незадолго до этого рассказывало кокетливым женским голосом об исторических, географических и этнографических достопримечательностях мелькавших за окнами сел и городков, сейчас передавало духовую музыку. Стало ясно, что придется довольно долго проторчать здесь, близ этой захудалой станции, известной только клиникой для душевнобольных, которой народ дал гораздо более емкое название, хотя, если задуматься, народ называет так не только клиники, но и собственную работу, как бы далека она ни была от медицины, магазины, кинотеатры, порой даже собственный дом...

"Население" поезда постепенно переселялось на полянку, начало прогуливаться, рассказывать анекдоты и флиртовать. Предстояло долгое ожидание, поэтому самые предусмотрительные расстелили газеты и у кого что нашлось, принесли из вагонов еду и начали подкрепляться. Живописно расположившись на траве, они аппетитно жевали, резали толстыми кусками хлеб, так усиленно работая челюстями, будто готовились к атаке. Но если посмотреть объективно, питание - будь то общественное или индивидуальное - разве оно не является своеобразной формой борьбы с превратностями судьбы? Возьмите пару кусков буженины, пышный хлеб, пиво - и вы увидите, как все невзгоды отойдут на задний план.

После такого массированного штурма проблем у водопроводной колонки на станции, из крана которой едва-едва сочилась вода, выстроилась очередь. Дети с пустыми лимонадными бутылками, тетки с плетеными бутылями и мужчина с небольшой белой пластмассовой канистрой переминались с ноги на ногу. В очереди главное - набраться терпения и собрать в кулак всю свою волю, ну и, конечно, не терять надежды, что все хорошо кончится. Но все не так просто, особенно когда забыто наше выстраданное - в очередях же! - решение никогда не стоять в очереди. И, как всегда бывает, когда накаляются страсти, вспыхивает искра, та самая, из которой возгорается пламя, следует гром, распад материи и остается горечь на душе... Так было и в этот раз. Неизвестно откуда появилась среднего возраста женщина, довольно неплохой наружности, даже на высоких каблуках; обогнув всю очередь, она подошла к крану и начала наливать воду в прозрачный целлофановый пакетик с грушами.

Люди реагировали традиционно: когда человек глубоко взволнован, он всегда реагирует традиционно. Послышались возгласы о порядке и о том, что, дескать, мы никогда не научимся... ясно - чему. Женщина равнодушно встретила глас народа. Тогда из очереди выскочила еще одна женщина, разъяренная, возмущенная, уже немолодая, в неуместных здесь спортивных ботинках.

- Безобразие... Нахальство... Куда лезешь без очереди... Вон! Привыкли локтями работать!

Женщина в спортивных ботинках тяжело дышала, голос у нее срывался, она яростно дергала за рукав свою сестру по великому братству нежного пола. Послышались голоса:

- Тащи ее... нахалку... ишь ты! Ну-ка, покажи ей!

Дети с любопытством следили за ходом событий, но вдруг один из них шпингалет в очках - в суматохе бросился к колонке и начал наполнять бутылку. Другие ребята навалились на него. В горах отозвалось эхо рева и писков. Взрослые продолжали ругаться, размахивать руками и разнимать детей. В конце концов было решено: кто один раз наполнил бутылку водой, не имеет права делать это повторно, а кто хочет просто напиться воды - пусть ждет наравне с тем, кто стоит с большой посудой.

Пока крик да споры, из ближайшего лесочка появились двое - в серых больничных халатах, в беретах странного вида и с трехдневной щетиной на лице. При виде остановившегося поезда они замерли от неожиданности, переглянулись и быстро скрылись за деревьями. Видны были лишь их растревоженные лица с огромными невинными глазами в ореоле темно-синих беретов.

Тем временем пассажиры обнаружили еще одну достопримечательность этого острова в горах: оказывается, неподалеку был станционный буфет. Юноша и девушка вышли оттуда с бутылкой пива, сели на солнышке и начали целоваться, время от времени поглядывая на публику - производит ли это какой-то эффект. Однако все внимание публики было обращено на другое. Теперь образовались две очереди: одна - перед колонкой, вторая - у буфета. Какой-то мужчина купил булочку, бабуся в черном - тоже, и на этом булочки кончились.

- Пачку вафель, - авторитетно произнес не в меру упитанный мужчина, стиль одежды которого было трудно определить.

Послышались голоса, что так нельзя. Всегда есть кому подать голос, когда мы находимся в толпе и не знаем друг друга. Были выделены два наблюдающих за порядком в очереди. Затем было решено раздать номерки. У буфетчицы бумаги не оказалось, поэтому у бригадира поезда взяли пачку старых квитанций и на обратной стороне начали писать номера. Хор голосов у колонки стал на октаву выше, потому что на глазах у стоявших за водой расхищались буфетные богатства. Матери распределяли детей по "горячим точкам":

- Беги в буфет, возьми пять банок кильки! А ты стой здесь, не вздумай уйти! Товарищи, это мой ребенок, я оставлю его здесь, так что потом не выступайте!

Двое в больничных халатах вышли из своего укрытия, поняв в конце концов, что никто не обращает на них никакого внимания. Больные подошли поближе к толпе и услышялжпвтвахоп

- Ты кого поучаешь? Я тебе... Такой-сякой... У меня сто второй номер, а ты откуда взялся...

Дети побежали к своей матери и показали ей что-то зажатое в ладошке:

- Мам, смотри, земляника!

Мать вытащила пакетик "ЮНИСЕФ" и сказала:

- Быстро собирайте на варенье!

Дети промчались мимо двоих больных и разбежались по полянке. Немного погодя за ними последовали и другие с пакетиками и баночками. Хрустели сучья в лесу, был слышен треск ломающихся веток, в небо взвивался дымок. Любители пекли грибы. Время шло, день клонился к вечеру. На пункт С спустилась тяжелая тень горы. Закрылся станционный буфет. В окно можно было разглядеть лишь пустеющие полки. Ни тебе пыльных бутылок с коньяком, ни потрескавшегося мыла, ни консервных банок без этикеток, только в пустых липких ящиках из-под конфет ползают осы.

На поляне жгли костры. Ветерок гонял обрывки газет, а двое в халатах, замерев, следили, как жизнь била ключом в этом позабытом богом местечке. Из приемников неслась народная амузыка, слышался стук костяшек - где-то играли в нарды.

- Кто из санитаров дежурит завтра? - спросил один из больных.

- Цеко! - ответил второй.

- Пустит?

-Тихо! Ты же знаешь, дадим монету-пустит...

В этот момент в поезде смолкла духовая музыка, раздался гудок, заглушивший все вокруг. Люди повскакивали, похваталюевои подстилки и бросились к поезду. В лесу стоял треск - это неслись к поезду опаздывающие. В вагонах началась борьба за места - кому сидеть у окна, кому по ходу поезда... Вагон-ресторан тут же наполнился людьми, зажглись лампы, и поезд торжественно тронулся. Немного погодя он уже несся, набрав скорость, снова из пункта А в пункт В.

- В следующий вторник дежурит Милчо, - сказал тот из двоих, что был повыше.

Они смотрели вслед поезду.