Мето. Мир - Ив Греве

Ив Греве

Мето. Мир

Посвящается Полю…

Глава I

— Наверное, тебе есть что сказать, Мето? — бормочет морщинистый человечек в толстых очках. — Ты, конечно, знаешь, кто я?

— Вы — Юпитер, отец Рема и Ромула. Вы — создатель Дома…

— Хорошо. Вот и познакомились, мы тебя слушаем.

Я смотрю на обоих Цезарей, однако не узнаю ни одного из них. На втором номер 3, но в Доме я общался не с ним. У него не такой холодный и суровый взгляд. Юпитер ерзает на стуле. Видимо, я слишком медленно реагирую. Когда он поворачивает голову, я замечаю, что волосы у него на затылке стянуты резинкой. Я не знаю, что именно хотят от меня услышать, и начинаю так:

— Где Клавдий и Октавий? А Марк?

— По-моему, ты не совсем понимаешь ситуацию, — холодно вмешивается Цезарь 1. — Ты крепко связан. Ты не подчинился нам и поплатишься за это. Тебе остается лишь извиниться за причиненное зло и все рассказать. Ты должен беспрекословно выдать сообщников, начиная с тех, кто внушил тебе мысль о возможности побега. Замечу, что твои приятели оказались весьма сговорчивыми, так что не пытайся нас обмануть.

Перед глазами внезапно возникает образ двух моих товарищей-бунтовщиков. Я уверен, что они не сказали ничего, но догадываюсь, что их пытали, и по коже пробегает мороз. Мне нужно взять себя в руки и спокойно отвечать, однако с губ не слетает ни звука. Меня парализует страх: вдруг я скажу лишнее? Я еще не готов.

Юпитер поднимает руку, словно объявляя о завершении допроса. Не повышая голоса, он поясняет:

— Освежите мальцу память. Завтра продолжим, а пока что не кормите его.

Перед тем как выйти из комнаты, он оборачивается и грозно добавляет:

— Не разочаруй меня, Мето.

Холодильник. Все сначала. Но я же поклялся, что больше никогда не вернусь. Цезарь 1 ведет меня, придерживая за плечо. Я вижу коридоры «другого Дома». Мы никого не встречаем по пути. Я даже не представляю, который час. В кухне проводник больно щиплет меня за руку, и я останавливаюсь. Он сильно надавливает указательным и большим пальцами мне на веки, чтобы я не мог ничего видеть. Открывается дверь холодильника. Я различаю запахи, которые узнал бы из тысячи: запахи моих друзей в куртках Вонючек. Когда их выводят оттуда, я выкрикиваю:

— Как дела, ребята?

— Мето! — восклицает Клавдий. — Не волнуйся за…

— Молчать, грязные псы!

Пока меня силой заталкивают в холодное помещение, я слышу, как на моих друзей сыплются удары. Бац! Дверь заперта. Помедлив пару минут, я приступаю к осмотру. Там ничего не изменилось. Да и как могло быть иначе? Я подхожу к другой двери, ведущей к Дому детей. Вряд ли меня навестит Ромул. В этом одиночном заключении я должен придумать, как побыстрее обрести хоть немного независимости. Нельзя забывать о моих целях: отыскать всех друзей и вместе с ними покинуть этот остров. Придется совладать со своим гневом и хотя бы для видимости договориться с Юпитером и его сообщниками. Надо брать пример с Грамотея — архивариуса, жившего у Рваных Ушей: готовясь к побегу, он притворился верным учеником Цезарей. Что они со мной сделают? Я обречен стать слугой, или за мной сохранится статус, обозначенный в досье буквой «Э»? Драная куртка плохо защищает, из-под нее проникает холод. Нужно двигаться. Во мне постепенно просыпаются рефлексы, приобретенные в прошлые разы. Я — бездумная программа по выживанию в охлажденной среде. Я чередую периоды отдыха и активности, стараясь ровно дышать.

Насколько я понял, наказание продлится не больше суток. От нечего делать я внимательно рассматриваю колонны и стены. Замечаю какие-то царапины на колонне недалеко от дежурной лампочки. Краску умышленно соскоблили в нескольких местах. Может, это какой-нибудь ребенок коротал время, считая часы? Я провожу по линиям пальцем. Это буквы. МЫ НИЧЕГО НЕ СКАЗАЛИ. ОК. Октавий и Клавдий оставили мне сообщение. Я кричу от радости:

— Браво, ребята!

Я в таком восторге, что пару минут возбужденно скачу на месте.

Я возвращаюсь, чтобы проверить свое открытие, но теперь уже не так уверен в своей расшифровке. Мне кажется, что я пробегаю глазами по обычным корявым насечкам. Нужно успокоиться. Я и так верю в них. Мы ведь больше чем братья, и с их стороны я не боюсь подвоха. Они прекрасно понимают: если Юпитер заметит, что мы знаем, кто мы на самом деле и откуда, он навсегда посадит нас под замок.

Хочется пить, но об этом нельзя и думать. Размышлять, пытаясь предвосхитить события, — вот единственная задача, которую необходимо выполнить. Мысленно разыгрывать грядущие сцены и готовить речи, с которыми придется выступать. Больше ничего.

То и дело нападает сонливость, и тогда я долго, энергично массирую себя, пока не проходит боль в ушах или пальцах. Я возвращаюсь к изрезанной колонне, ищу под ней инструмент, которым ребята могли соскрести краску, но нахожу лишь кусок толстой железной проволоки длиной всего полтора сантиметра. Я решаю стереть следы, ведь если кто-нибудь увидит то же, что и я, последствия могут быть серьезными. Я усердно счищаю надпись. Металлический стержень соскальзывает, и под ногтями выступает кровь. Я делаю перерыв: нужно еще успеть подготовиться.

Долгожданное избавление! Пока двое молчаливых солдат ведут меня на допрос, от меня поднимается пар. Открыв створки двери, они пропускают меня и исчезают. Как и накануне, меня встречают оба Цезаря, но Юпитера на сей раз нет. Едва усевшись, Цезарь 1 начинает так:

— Надеюсь, заключение пошло тебе на пользу. Возможно, тебе хочется выпить воды перед беседой?

— Да, спасибо.

Я и забыл, какое это счастье — утолять жажду. На пару секунд я закрываю глаза.

— Итак?

— Я готов рассказать все, но предупреждаю, что для меня самого еще осталось много темных мест. Я не всегда понимал, что со мной происходит. Так или иначе, я клянусь говорить правду.

— Не клянись. Мы ждем только фактов и доказательств. Мы проверим каждое твое утверждение, ведь после всего случившегося мы тебе не доверяем. Будь моя воля, я бы отправил тебя на веки вечные вкалывать в какой-нибудь страшной дыре, чтобы глаза наши тебя не видели. Первый вопрос: кто рассказал тебе о ночных слугах?

— Я подозревал о них с самого начала. Мы замечали, что кто-то меняет наше белье и убирает за нами. Потом я обнаружил, что нас пичкают снотворным.

— Сам? Только не начинай врать уже с третьей фразы. Ты признался повстанцам, что об этом тебе рассказал Ромул.

— Ромул только намекнул. Он сказал, что я многовато пью, и я понял скрытый смысл его слов, а в рассказе повстанцам я все упростил. Я знал, что хотели услышать эти скоты, и говорил неправду.

— Почему же ты говоришь правду сейчас?

— Потому что у меня нет выбора, если я хочу вновь увидеть своих друзей.

После этого все идет гладко, пока мы не приступаем к вопросу о тайниках с оружием. Я знаю, что должен свести роль Ромула на нет, ведь в будущем мне может понадобиться его помощь. Цезарь 1 перечитывает свои записи:

— Итак, по твоим словам, Ромул согласился встретиться с тобой во время восстания, и вы закрылись в классе для беседы. После этого тебе удалось обнаружить четыре тайника с оружием. Значит, он пришел помочь тебе, или это простое совпадение?

— Он пришел как друг, предостерег меня от опасностей и даже предложил выступить посредником. Он собирался ходатайствовать об умеренном наказании для нас, инициаторов восстания, в обмен на нашу капитуляцию. Я сказал, что мы полны решимости идти до конца. Взамен я предложил выпустить Цезарей и предателей, так как опасался, что дети их растерзают. Я выставил условие, что в награду он должен будет показать мне тайник оружия. Он заявил, что не намерен помогать нам и сохранит верность своей семье. Он произнес загадочную фразу: «Только в темноте можно увидеть свет…», причем лишь после того, как я поклялся сделать все возможное для освобождения наших врагов.

— Ты хочешь сказать, что он не указал тебе ни одной двери?

— Именно.

— И как же ты тогда их нашел?

— Запершись и выключив свет, я обследовал несколько шкафов, и в конце концов это принесло успех. Затем я логическим путем вычислил расположение других тайников оружия.

Цезарь 1 встает и объявляет перерыв. Цезарь 3 остается на месте, чтобы присматривать за мной. Я кладу руки на стол, опускаю на них голову и тут же засыпаю.

Проснувшись, я с приятным удивлением вижу перед собой тарелку, хоть и знаю, что не могу есть без разрешения. Поэтому Цезарь возобновляет допрос, как ни в чем не бывало. Я не в силах оторвать взгляд от еды. Кажется, это их забавляет: я вижу, как они обмениваются улыбками. Я отодвигаю от себя тарелку, поднимаю голову и продолжаю рассказ, подчеркивая грубость Рваных Ушей и их недоверие к нам.