Домик в деревне - Алла Экем

Алла Экем

Домик в деревне

Наверняка, все смотрели красивую рекламу молочной продукции «Домик в деревне». Вся такая стерильно-выстиранная и возмутительно — неторопливая реклама. Бабушка в белом накрахмаленном фартучке, чистом платочке, повязанном на аккуратно уложенные волосы, нарочито медленно цедит молоко через новейшую марлю. Замечательный ролик. Смотрела бы и смотрела. И ведь сразу мысль закрадывается в голову — хорошо иметь домик в деревне! Реклама, действительно, прекрасная. Красиво сделали. Но здесь не учтен главный принцип, что чаще всего домик в деревне имеет тебя, как сказал однажды Николай Фоменко…

Мы часто отдыхали в деревне, поэтому имеем представление обо всех сторонах сельской жизни.

Здорово жить в деревне! Дышать свежим, чистым воздухом! Кушать еду, приготовленную в русской печи. Полезно пить натуральное молоко! Парное! А его там вдоволь. Раньше в каждом дворе была минимум одна корова. Это хорошо, но хлопотно. Кроме ежедневного ухода за этой крупной скотиной, надо её ещё где-то выгуливать. И это не собачка — вышла, прогулялась и зашла. Чтобы было молоко, нужен выпас с хорошей травой. И пастух, который бы следил, минимум за своей Муркой, а максимум — за «классом» таких рогатых. В деревне, если не находили добровольца на роль «воспитателя», местные жители на один день сами становились пастухами. Этот день назывался череда — очередь пасти.

В детстве в селе у тетки мы любили ходить на череду. Приехавшие с города девчонки считали экзотикой такие выгулы. Ну, во — первых, потому что с раннего утра шла сама тетка. А мы подходили на пастбище, когда высыпались, и могли уйти в любое время. Я, сестра и племянница. Все почти одного возраста с разницей в год. А во-вторых, это было для нас забавно. Шли неспешной походкой, чередуя разговоры взрывами смеха. Такие красиво разодетые неторопливые девчонки на фоне мирно пасущихся деревенских коров. Этакая городская клякса на фоне сочной деревенской обыденности. Живописно.

Однажды, мы решили до конца остаться на поле и помочь прогнать коров по домам. Тетка гнала всё стадо, пристроившись с кнутом позади, мы помогали с боков, размахивая прутиками. Да по большому счету, его и гнать не надо было. Коровы, наполненные до краев молоком, сами торопились домой. Потом мы переключились на подгонку теткиного бычка. Его выгоняли с длинной веревкой, чтоб можно было привязать, точнее, прицепить, воткнув в землю колышек. Это чтобы он не убежал или коров лишний раз не тревожил. Мы втроем схватили веревку с разных сторон. И вот он, как трактор, тянул нашу троицу. Впереди веревку держала сестра, потом шла я, а последней — племянница. Силища у бычка такая, что хоть санки цепляй — все равно по земле потянет. Бычок остановился объесть куст на обочине. Мы нашли это время подходящим для разговоров. В кружок не сбились, потому что в руках каждой «ответственный» кусок веревки. Видимо, стояли мы долго. Тетке надоело нас ждать и она, тихо подкравшись, а может мы так увлеченно и громко болтали, что ничего не заметили, коварно ударила бычка хлыстом по боку. Тот взвился и сделал резкий прыжок вперед. Через куст. Мы все это зафиксировали синхронно. Но руки никто не разжал! В итоге — как мы куст преодолели — никто не помнит. Это осталось в памяти смазанным пятном. Мне, например, показалось, что тело за руками с веревкой дернуло вперед, а голова осталась разговаривать …Было бы с кем! Все сорвались с места гигантским скачком, только зубы клацнули. Первые секунды даже понять не успели, что произошло. Вот мы стояли, улыбались, болтали. А вот какая-то сила нас сдергивает с места, и мы бежим, летим в куст и потом сквозь его пышную зелень. Пышной зелень была ровно до нашего тройного форсажа. Когда обдерганный куст остался позади, а мы — филигранно облеплены веточками и листочками, можно было сделать стоп-кадр. Но радоваться было преждевременно. Бычок с тем же рвением сиганул через большую лужу. Видимо, обиделся сильно. До сих пор не понимаю, почему никто из нас не разжал руки и не выпустил эту злополучную веревку. Я так, наоборот, вцепилась в неё крепче. Думаю, девочки, тоже. Скорее всего, сработал цыплячий инстинкт или чёртова женская солидарность. Наш «тягач», будь он неладен, набирал скорость — судя по всему, влетело ему хлыстом от души, широкой теткиной. Лужу мы с визгом благополучно пробежали, широко отставляя в стороны ноги, как лягушки при беге по воде. Полагаю, смотрелось впечатляюще. Но нам не было дела до того, как мы смотримся. Наш взгляд сфокусировался на впереди несущихся. Бычок обогнал всех идущих коров — вот это скорость ему придали! — и одним махом закинул нас на горку. В другой ситуации порадовались бы такой прыти, но сейчас, сломя голову в прямом смысле, так бежать не хотелось. А веревка, словно прилипла к рукам! Закончился злосчастный марафон почти перед домом. Сестра споткнулась и упала. Но руки не разжала! Поэтому эпохально проехала на животе несколько метров, как прицеп трактора. Мы с ужасом в движении проследили за ее горизонтальным маневром. И вот сестра первая бросила веревку. Наконец-то! А мы, глядя на неё, повторили её действие. Бычок юркнул в распахнутую калитку. Я и племянница подошли к сестре. Долго её успокаивали — всё — таки ей досталось больше всех. А потом, переведя дыхание и осматривая друг друга, хохотали до упаду, вспоминая наш забег. Мы были взлохмаченные, обрызганные грязью, в веточках, листиках, ссадинах и в царапинах, а сестра — ещё с содранной кожей на коленках. Прогнали бычка до дома, называется! Это было самое яркое воспоминания о череде.

И вот спустя много лет мы переезжаем из города и покупаем дом в деревне. А потом и корову к нему. И череду раз в 45 дней в придачу. Здесь картинка была другая. На нас ответственность за сохранность и накормленность стада. Более четырех десятков хвостато-рогатых голов, каждая со своим характером. Со временем мы привыкли пасти и даже находили какое-то очарование в таком дне. Всё-таки не на работе, а в поле, на природе. По ходу собирали ягоды, лекарственные травы, грибы, желуди, ветки для веников в баню. Совмещали полезное с приятным.

Но вот одна череда нам запомнилась на всю жизнь, как марафон с бычком. Сначала мы вспоминали о ней с содроганием. А по мере того, как яркость этого дня гасла — уже со смехом. Много лет прошло. Теперь