Юркина звезда - Наташа Кокорева

Наташа Кокорева

Юркина звезда

– Доброе утро, мам! – Юрка зашёл на кухню, подтянутый и бодрый.

Аля опустила чашку кофе на блюдце и вгляделась в блестящие глаза сына. Уложенные тёмные вихры медью отливали в лучах восходящего солнца, штатская рубашка аккуратно застёгнута до предпоследней пуговицы.

Предложение, что ли, девушке собрался делать?

– Ни свет ни заря! – усмехнулась Аля. – На тебя в выходной это не похоже.

– Нужно много успеть, а отосплюсь потом – времени у меня будет предостаточно. – Юра продолжал смотреть ей в глаза и как будто храбрился.

Гриша догадался первым. Не обращая внимания на щелчок тостера и запах поджаристого хлеба, он в два широких шага пересёк кухню, тряхнул сыну руку, а потом крепко прижал к груди.

В ушах шумело. Аля смотрела на них будто во сне и упрямо отказывалась понимать.

– Где ты успеешь отоспаться? – услышала она свой дрожащий голос, и мысль о возможной свадьбе растворилась в подступившей к горлу горечи.

– Аля! – укорил её Гриша.

Они стояли с сыном, закинув руки друг другу на плечи и с сочувствием смотрели в четыре тёмно-карих глаза. Наконец Юра не выдержал, перевёл взгляд на кафель под ногами и проговорил:

– Я прошёл отбор, старт в конце июня.

– Только месяц! – Аля до крови прикусила язык и зажала рукой рот, чтобы не разрыдаться.

– Мам? – робко взглянул на неё Юрка.

Ах, это выражение лица, эти скошенные брови и виноватая улыбка! Как бы ей хотелось, чтобы он, как в детстве, всего-навсего нахулиганил в школе! Но нет, он вошёл в первую в истории человечества группу космонавтов, которые в анабиозе полетят к планете земного типа со следами кислорода и углекислого газа в спектроскопии. И если случится чудо, они даже вернутся на Землю.

Через сотни лет.

– Нет, – Аля мотнула головой. – Нет. Не может быть!

Только и смогла выговорить она, продолжая держать ладонь плотно прижатой ко рту. Медленно поднялась, прошла мимо сына с мужем в комнату. Воздух, густой как вода, мешал двигаться, а тяжесть в несколько земных атмосфер вдавила её в бежевый ворсистый ковёр.

Так и лежала Аля без слёз, ослеплённая утренним солнцем. Согнув колени, она ступнями упиралась в пол, ладонями и спиной ощущая твёрдую поверхность, но это не давало опоры. Голова продолжала кружиться, и Але казалось, будто она скользит по наклонной поверхности и выбивает громадное окно – звон стекла, осколки, порезы, а она всё в той же позе парит над мегаполисом, отражаясь в хромированных небоскрёбах и зеркальных крышах, вымытых июньской грозой.

Наконец хлопнула входная дверь. Юра ушёл – спешит уладить земные дела.

Что чувствует человек, жить которому остался месяц?

Или для него через месяц жизнь только начинается?

Бесшумно Гриша прошёл по ковру и опустился рядом с Алей на корточки. Она зажмурилась, чтобы его не видеть. Сейчас, наверное, смотрит, по обыкновению изучает её брови, ресницы, мельчайший пушок на щеках – он любит просыпаться за десять минут до Али и изучать её спящее лицо, а потом рассказывать об этом.

– Ты только подумай! – голос Гриши звучал басовито и уверенно, ему бы фильмы про космос озвучивать. – На наших глазах свершается невозможное: человек летит за пределы солнечной системы!

– Этот человек – твой сын! – прорычала Аля и поднялась. – Как ты можешь нести эту философскую чушь?!

Она ногтями впилась в ковёр, чтобы не наброситься на мужа. А он устроился поудобнее, опустился на пол и обхватил колени. Чёрные волоски на его предплечьях заходили под широкие рукава белой футболки. Тяжёлые брови нависали над крупным с горбинкой носом, но глаза смотрели с такой добротой и нежностью, что Але хотелось стучать в его грудь кулаками.

– Ты знаешь, двадцать лет назад я мечтал оказаться на его месте. Меня списали, да и время тогда ещё не пришло, – Гриша терпеливо пытался обворожить её тембром своего голоса.

– Мы никогда его не увидим! Никогда! Никогда! – Аля всё-таки кинулась на него и наконец разрыдалась.

Гриша держал её крепко и молчал о том, что всю свою жизнь она шла к этому дню.

Через час силы и слёзы закончились, веки опухли. Гнев уступил опустошению.

Вакууму.

В котором много жизней подряд будет лететь их Юрка.

– Я встречусь с Павлом, – твёрдо сказала Аля.

– Только не вздумай уговаривать его исключить Юру из группы!

– Думаешь, он согласится? – Аля приподняла брови.

В ответ Гриша только усмехнулся.

– Мне до обеда нужно поработать, могу тебя потом встретить.

– Договорились.

«Love me tender, love me sweet», – зазвучало в ушах и браслет на левой руке мягко засветился. Сам позвонил, надо же! Паша всегда знал про Алю всё, но это не мешало ему не считаться с ней.

Указательным пальцем она провела по браслету. На сетчатку глаза спроецировалось изображение Паши, а в ушах возник голос:

– Вижу, ты уже в курсе.

Только сейчас Аля сообразила, как она, должно быть, выглядит, и поспешно закрыла пальцем камеру на браслете.

– Да ладно, какой я тебя только не видел! – он улыбнулся тепло и по-доброму, но это сейчас явно не работало.

– Нужно встретиться, – выдавила Аля, и оказалось, что больше она не может сказать ни слова.

– В час, в кофейне на проспекте.

Паша отключился. Ещё никогда он не был таким понимающим и сговорчивым.

Неужели спустя полвека стал разбираться в человеческих чувствах?

Аля поднялась. Колени заныли, что ей уже три раза как не восемнадцать и нечего ползать по ковру. Не обращая на них внимания, Аля отправилась в душ.

Ни горячая вода, ни холодная, ни новейшие достижения косметологии, не смыли последствия слёз с её лица. Медные пружинки волос от влажности встали дыбом, будто они и вправду были из проволоки и каждая принимала сигнал от своей звезды – в детстве Пашка частенько так шутил.

Аля сморщила чуть сплюснутый веснушчатый нос, натянуто улыбнулась отражению. Не задумываясь, она нарядилась в салатовый костюм с широкими брюками и свободным жилетом до середины бедра. Затянула на талии тонкий карамельный ремень, придирчиво оглядела обнажённые руки и решила, что для своего возраста они выглядят более чем прилично.

Через месяц Юрка улетает навсегда, а она наряжается и изучает собственное отражение?

Похоже, привычка тщательно собираться на встречу к Паше сохранена в её мышечной памяти и не зависит от обстоятельств.

На улице пахло цветущей липой, и на подошвы клеились семена тополя. Воздух медленно поднимался от кончика носа и заполнял лёгкие, ароматный и влажный, он словно просачивался сквозь