Золушки нашего Двора - Лесса Каури

Лесса Каури

Золушки нашего Двора

© Л. Каури, 2017

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2017

Брунгильда Рафарин, владелица трактира «У Матушки Бруни», едва сдержала вскрик. Будто вынырнула из-под толщи воды для первого глотка воздуха или проснулась от тяжкого кошмара, чтобы… ощутить себя не в реальности, а в ее новом ватном слое, полном девиц в разноцветных платьях, громко щебечущих, теребящих ее и отчего-то похожих на монпансье, высыпавшееся из коробки.

– Поднимите руки, госпожа, мы снимем эти тряпки…

– Переступите через платье!

– Госпожа, купальня в той стороне, куда вы пошли?

– Пресвятые тапочки, какая непонятливая!..

– Красивые волосы у будущей принцессы, густые, темные!

– Девочки, это прекрасно – не придется мучиться со шпильками и шиньонами!

– Идите за нами!

В мгновение ока Бруни оказалась раздета донага и отведена в купальню, где стояла огромных размеров ванна на позолоченных львиных лапах.

Чужие руки терли ей спину, ерошили волосы, намазывая их по всей длине каким-то резко пахнущим средством. От ванны поднимались клубы пара, по лицу тек пот, было душно, нервно, злобно. Если действительно существовала Аркаешева преисподняя, то выглядела она именно так!

– Бруни, – раздался от двери родной голос, – наконец-то я тебя нашел! А ну-ка, все вышли отсюда!

«Монпансье» дружно сделали книксен и исчезли в мгновение ока, сопровождаемые жаркими шепотками.

– Кай! – чуть не плача, Матушка рванулась к нему из купальни, позабыв о том, что не одета, о забрызганном водой скользком поле.

Принц подхватил ее на руки, смеясь и целуя в полные ужаса глаза.

– Бедная моя девочка, напугали они тебя, да?

Бруни мелко закивала.

– Не бойся их! Они остры на язык и бестолковы, но ни один дворец не обходится без целой армии фрейлин, горничных и служанок разного пошиба! Ты позволишь мне принять ванну вместе с тобой?

Когда Кай был рядом, Бруни согласилась бы на что угодно, лишь бы никуда не отпускать его от себя. В этом чужом и огромном замке он оказался единственным островком родного мира, оставшегося за суровыми стенами.

Принц разделся и залез к ней. Как ни растеряна Матушка была случившимся этим утром, как ни испугана последующим вмешательством в ее личную жизнь чужих людей, рук, голосов, вмешательством, унижавшим ее, – тоска по любимому перекрыла все, заставив ее беззастенчиво приникнуть к его сильно исхудавшему телу. Она даже застонала от жалости, оглаживая жадными ладошками его впалый живот.

– Милая, – засмеялся Кай, целуя ее в глаза и губы, – это все мясо, которое нарастет! Будешь готовить мне свои замечательные омлеты и булочки – и я быстро поправлюсь и стану выглядеть как мастер Пип!

Бруни невольно рассмеялась. Представить Кая растолстевшим было решительно невозможно, так же как его отца. Его величество Редьярд в свои годы набрал совсем немного лишнего веса, просто заматерел, отяжелел костяком, отчего казался огромным. Но толстым назвать его язык повернулся бы разве только у шута, да и то более в профилактических целях, нежели всерьез!

Прижав любимую к себе, прикрыв глаза от наслаждения, принц гладил ее гладкую кожу и целовал, не торопясь… Да, он скучал, желал ее с силой и страстью той части темперамента, что досталась ему от отца. Но другая, материнская, удерживала порыв, заставляя не торопить мгновения наедине. Мгновения, которых у будущего короля могло быть не очень много.

– Мы всю воду расплескаем… – смутилась Бруни.

– Пусть тебя это больше не заботит, – улыбнулся Кай, – чистота полов, окон, белья… У принцесс другие заботы!

– Готовить… принцу… омлеты?… – уже задыхаясь от страсти, простонала Матушка.

Аркей накрыл своими губами ее губы, не давая ответа.

После они лежали в ванне и тихо разговаривали до тех пор, пока вода окончательно не остыла. Бруни рассказывала о том, как тянулось без него время, как однажды на подоконник в ее комнате пал белый отсвет юного снега и она поняла, что он, Кай, вернулся. Как решила, что больше ему не нужна… Принц слушал молча, внимательно, как, наверное, умел слушать только он. Лишь иногда целовал ее, лежащую спиной на его груди, в макушку, в ухо и в висок – куда удавалось дотянуться. Она не сказала ни слова о проклятье и о том, как пыталась найти от него средство, но отчего-то ей казалось, будто Кай и так знает об этом. Когда она замолчала, заговорил он. Поведал об инспекции пограничных гарнизонов, о своем возвращении во дворец и разговоре с отцом. О времени, проведенном впроголодь в холодной темнице, полной крыс. Нет, он не жаловался – странно было бы представить его высочество Аркея, требующего жалости к себе. Говорил равнодушно: просто констатировал факты.

– Не сердись на отца, прошу тебя, – в заключение сказал он. – Он не дал бы согласия на брак, если бы не убедился в искренности наших чувств!

– Я не сержусь, – Бруни повернулась, чтобы посмотреть ему в лицо, – наверное, я все понимаю… но пока страх потерять тебя жив в моей душе, я не смогу быть… милой с ним. Прости меня за это!

– Ну как ты можешь быть не милой, родная? – рассмеялся Аркей и крутанул бронзовый вентиль крана с горячей водой. – Сейчас мы приведем себя в порядок и вновь окажемся на людях. Ты готова?

– Только не оставляй меня одну! – взмолилась Матушка.

– Нет, – серьезно покачал головой Кай. – Ни за что! Никогда! Но учти, родная, у меня обычно дни проходят ужасно неинтересно. Если ты хочешь постоянно быть рядом – скоро заскучаешь, уверен!

– Не попробую – не узнаю! – улыбнулась Бруни и взяла с каменного блюда на краю ванны шикарную морскую губку. – Давай я потру тебе спинку, мой скучный государственный деятель! А потом стисну зубы и перестану бояться выйти отсюда! Только… только обещай мне, что поможешь одеться? Я видела платье, которое девушки приготовили… Сама я с ним не справлюсь!

– Боюсь, я с ним тоже не справлюсь! – покраснел Кай. – Ну да ладно, что-нибудь придумаем!

После мытья принц поставил Бруни, закутанную в огромное полотенце и оттого напоминающую статую, в центр комнаты и оделся сам. А затем задумчиво обошел возлюбленную, кидая взоры то на нее, то на предметы женского туалета, разложенные на специальном столике.

В дверь деликатно постучали, когда он уже готов был сдаться и позвать кого-нибудь из служанок.

– Кто там? – испуганно воскликнула Матушка. В полотенце было тепло, уютно, и вылезать из него ради одеяния цвета черной смородины, украшенного белыми, на вид жесткими и острыми кружевами, совсем не хотелось.

– Это Туссиана Сузон, госпожа, – раздался знакомый голос, – первая горничная герцогини Агнуши рю Филонель. Ее светлость прислала меня помочь вам с костюмом и прической, справедливо полагая, что от спешно приставленной к вам прислуги толку не будет.

– Слава Индари! – выдохнул Аркей, распахивая дверь перед Туссианой. – Передайте герцогине мою благодарность! Бруни, я буду ждать за дверью, хорошо?

Матушка кивнула и с болью посмотрела на закрывшиеся за ним двери. Каждый его уход отзывался в сердце страхом.

– Добрых улыбок и теплых объятий, моя дорогая! – приветствовала ее Сузон, внимательно разглядывая. – Вы позволите мне помочь вам одеться? Придворные наряды, к сожалению, созданы для того, чтобы сильно усложнить нам, слугам, жизнь!

Бруни с изумлением посмотрела на нее и улыбнулась, когда поняла, что это была шутка.

– Помогите, госпожа Сузон! – попросила она.

– Я прошу звать меня просто по имени, – подняла брови горничная, выбирая из разложенной одежды расшитые кружевами панталончики. – Прошли те времена, когда я была для вас госпожой, Брунгильда! Отныне вы госпожа для всех, кроме, может быть, его величества и их высочеств!

– Мне пока сложно в это поверить… – пробормотала Бруни, пока ловкие руки горничной разматывали на ней полотенце.

– Прекрасно понимаю вас, – кивнула Туссиана, подавая ей первый, интимный, предмет туалета. Тот самый, в кружевах. – Но придется привыкать! Деваться-то некуда!

– Точно! – вздохнула Матушка и посмотрела на собеседницу с благодарностью.

Спокойное поведение Туссианы, привычка называть вещи своими именами и отсутствие подобострастия и наглости – тех самых черт, что она наблюдала у «монпансье», – оказывали на Бруни благоприятное действие.

Спустя полчаса она была одета. Строгое платье заставило вспомнить виденную однажды в их квартале даму-благотворительницу (из тех, что жертвовали деньги на храмовые школы и детские приюты). Однако горничная благосклонно кивнула, из чего Матушка сделала вывод, что платье ей к лицу.

– Мне кажется, вам не стоит носить вычурные прически, – заметила Туссиана, усаживая подопечную в кресло перед широким зеркалом. – Я сделаю простой пучок, украшу его парой шпилек со стразами и выпущу пряди – здесь и здесь. С одной стороны, такая прическа подойдет по стилю к платью, с другой – не будет бросаться в глаза и выдавать вас не за ту, кем вы являетесь.