Вернуться, чтобы уйти - Борис Олегович Кудряшов

Писатель Виктор Астафьев как-то заметил, что всю правду о войне знает только Бог. Эту историю в 2004 году рассказала мне Елена Павловна Светлая, сотрудница одного из казанских магазинов, в котором я долгое время работал грузчиком. Неумолимое время все же пощадило несколько тетрадных листов с моими пометками, сделанными тогда карандашом на скорую руку. Шестнадцать лет они лежали на чердаке у окна, сырели, желтели от солнца, но всегда терпеливо ожидали своего часа. Время пришло, и откладывать больше нельзя. Мне с каждым годом все труднее разобрать осколки фраз на хрупкой бумаге, за которыми прячется трагедия человека. И я точно не хочу, чтобы этот человек ушел из моей памяти навсегда…

Однажды я, справившись с разгрузкой товара, пришел к Елене Павловне на обед. Женщина стояла возле входа в столовую, красная, заплаканная, и разговаривала с парнем, которого я раньше в магазине никогда не видел. Елена Павловна сквозь слезы сказала мне:

— Вот, знакомься, мой племянник — Николай.

Мы пожали друг другу руки, но разговаривать не стали, и я быстро прошел в столовую. Светлая вернулась через несколько минут, дрожащими руками взяла нож, но тут же отложила его.

— Жить бы такому молодому да горя не знать, так ведь нет же!

И снова заплакала. Я успокаивал ее, как мог, и не приставал с расспросами. А она вытерла слезы и надрывно заговорила…

…На школьном выпускном вечере Николай часто засовывал руку в карман пиджака, чтобы в очередной раз потрогать повестку на службу, полученную накануне из военкомата. Лицо юноши сияло — как она грела ему сердце, ведь он всю свою недолгую жизнь мечтал стать кадровым военным.

И вот началась служба в самых разных частях Поволжья. Время надежд и больших планов. С каждой весточкой от сына родители расцветали, окончательно уверовав в его будущую военную карьеру.

Но однажды Николай очень туманно написал, что его скоро должны отправить на учения. С этого момента родные потеряли покой и сон, а мать только ей ведомым чутьем догадалась, что впереди их семью ждет большое несчастье.

Полгода от сына не было никаких известий. Полгода превратили еще молодых отца и мать в поседевших, одряхлевших от беспрестанных мучений стариков. А чиновники военкомата все успокаивали:

— Не волнуйтесь, у нас учения теперь учения очень часто проводятся. Это в порядке вещей, поэтому скоро получите ответ.

Родители надеялись и верили, что все в порядке. Очень хотели верить. Горе ворвалось в дом вместе с почтальоном Марией Ивановной. Она принесла телеграмму о том, что Николай Д. лежит в московском госпитале с очень тяжелыми ранениями.

Отец, бросив все, помчался в столицу. Ситуация стала проясняться со скоростью света. Не было никаких учений. Зато был Северный Кавказ. Был тяжелый бой, а после него — страшный плен. Были вконец расшатанные нервы и отбитые почки. Была глубокая вонючая яма, наполненная муравьями и диковинными насекомыми, которые в одночасье облепляли изуродованное голое солдатское тело, принося своими укусами чудовищную боль. По вечерам в яму выливали помои. Нетрудно представить, что чувствовали находившиеся на ее дне грязные голодные существа, некогда именовавшиеся людьми.

Как освобождали Николая, я спрашивать не стал. Елена Павловна рассказала, что, вернувшись, он так и не сумел найти нормальную работу, перебивался грузчиком, мусорщиком, дворником. В центры психологической помощи не обращался. Не верил и боялся ворошить прошлое.

Мне захотелось поговорить с Колей о его будущем и, конечно, о его службе.

— Что ты, — запротестовала Светлая. — Племянник вообще ни с кем о войне не разговаривает, а с тобой тем более не станет.

Но Николай пришел ко мне в магазин, когда я, к сожалению, срочно вынужден был уехать по работе. Он ждал меня до позднего вечера и вернулся домой. Больше мы не виделись.

Прошло около года. Как-то серым ноябрьским днем мы встретились с Еленой Павловной на автобусной остановке. Светлая начала рассказывать о своей семье, но я сразу же стал расспрашивать ее про Колю. Она посмотрела на меня безумными глазами:

— Он повесился, повесился, — Елена Павловна уже не говорила, кричала. — Сорок дней недавно было…

Мне стало не по себе, ведь я готов был поддержать Николая. А он в самую трудную минуту остался совершенно один и не смог справиться со своим прошлым, которое несло ему только боль и ужас.