Подземелья замка Ланже - Бекка Фитцпатрик

Бекка Фитцпатрик

Подземелья замка Ланже

Переводчик: lusymom 

Редактор: FoxyFry

(www.twilightrussia.ru)

Долина Луары, Франция, 1769 год.

Ночь была угольно-черной; октябрьская луна задыхалась под гнетом облаков, но дорога, ведущая к Шато де Ланже, ко сну совсем не располагала. Из-под колес почтовой кареты летел гравий, а неслышимый за свистом ветра звук хлыста кучера срывал всю четверку лошадей в отчаянный галоп. Резкий поворот накренил карету на бок, заставляя встать на два колеса, а в следующую секунду она опять бухнулась на все четыре. Внутри кареты Чонси Ланже схватился руками за стенки. Он бы высунулся в открытое окно и облаял кучера, но он сам приказал ему ехать как можно быстрее. Его взгляд переключился на колени, а затем на длинные ноги. При виде того, что он сейчас из себя представлял, он с отвращением фыркнул: его одежда была грязной и рваной. Белая льняная рубашка, обвязанная вместо бинтов вокруг бедра, вся пропиталась кровью. Каждая мышца тела кричала в знак протеста. Его трясло от боли, и только оставшись в одиночестве в карете, он сдался и перестал это скрывать. Облокотившись локтями на колени, он наклонил голову и сцепил руки на шее. Он сидел так, чувствуя, как боль возвращается, еще раз доказывая, что облегчить ее смещением или потягиванием невозможно. С силой рванув на шее воротник, он прикинул, когда доберется до дома и, наконец, захлопнет двери в эту длинную ночь. Конечно, не было никакой возможности приглушить этот жгучий ужас под ложечкой, напоминающий ему о том, что ничто не может помешать времени двигаться вперед. Хешван. Еврейский месяц начинается завтра в полночь, а вместе с ним и жестокий ритуал, через который Чонси проходил каждый год, отказываясь от контроля над своим телом на целые две недели.

Он напрягся в приступе бешеного гнева, который неизменно преследовал любые мысли о Хешване или о темном ангеле, который придет, чтобы овладеть им. Он провел львиную долю последних двухсот лет в поисках способа отменить то, что однажды совершил. Эта идея полностью поглотила его. Он рассовывал гигантские суммы денег по карманам парижских колдунов и цыганок-гадалок, ища сначала надежду, потом хотя бы лазейку, и, в конце концов, обнаружив, что он просто-напросто обманутый дурак. Они все глубокомысленно кивали, давая клятвы в том, что придет день, когда Чонси обретет покой. Если бы он еще не пережил их всех, он бы свернул им шею одному за другим. Но разочарование преподало Чонси ценный урок. Ангел лишил его всего. Не было ни надежды, ни лазейки. Была только месть, и она выросла внутри него, как одинокое семя в сожженном дотла лесу. Он дышал тихо, сквозь зубы, позволяя холодному, необузданному гневу расцвести внутри него. Настало время, чтобы и ангел извлек урок. И Чонси пойдет на все, чтобы преподать ему его.

Один за другим мимо окошка кучера проплывали яркие многоуровневые фонтаны. Чонси выпрямился, чтобы посмотреть на свой замок, на свечи, угасающие в застекленных ромбами окнах. Кучер замедлил лошадей, резко натянув поводья, что обычно ускользало от внимания Чонси. Сегодня же он стиснул зубы от боли.

Не дожидаясь кучера, Чонси выбил дверь каблуком сапога и неуклюже вывалился наружу, распрямляясь в полный рост. Кучер, который едва доставал Чонси до груди, сорвал с головы потрепанную шляпу и сначала поклонился, а затем отшатнулся назад, запутавшись в своих собственных ногах, как будто столкнулся с монстром, а не с человеком. Чонси смотрел на него, слегка нахмурившись. Он попытался вспомнить, как давно кучер был у него на службе и достиг ли он уже того момента, когда становится болезненно очевидным, что годы идут, а Чонси не стареет. Он присягнул на верность ангелу в восемнадцать лет, заморозившись в этом возрасте навечно, и, хотя его манеры, речь и одежда делали его на несколько лет старше, дальше так продолжаться не могло. Ему можно было ошибочно дать лет двадцать пять, но это был предел. Он сделал рассеянную мысленную пометку уволить кучера в новом году. Затем, стряхнув с себя шлейф пыли, поднятой лошадьми, он похромал по вымощенной каменными плитами дорожке к замку. Чонси окинул массивную крепость оценивающим взглядом. Сейчас ни одно земное искушение не выглядело настолько манящим, как она. Но прямо сейчас он не мог расслабиться. У него не было никакого желания проводить ночь преследуемым осознанием того, что всего через двадцать четыре часа все это начнется сначала. Ужасное, сводящее с ума ощущение — контроль над своим телом, медленно уходящий и попадающий в руки ангела. Нет, перед сном ему нужно было осмыслить всю информацию, которую он собрал во время последней поездки в Анже.

Вымывшись, перевязав раны и переодевшись в свежую одежду, Чонси с облегчением опустился в кресло за столом в библиотеке, и, откинув голову назад, закрыл глаза, упиваясь ощущением покоя. Не открывая глаз, он велел Бозвеллу, стоявшему у двери, принести ему бутылку из подвала.

— Конкретного года, Ваша светлость?

— 1565 года.

Какая ирония. Чонси обоими кулаками потер глаза. Он провел две сотни лет, мечтая о том, чтобы он мог вернуться назад во времени в тот год и изменить последние часы той ночи. Он мог вспомнить мельчайшие детали. Промозглый дождь, холодный и беспощадный. Запах плесени, сосны и льда. Мокрые надгробные камни, выступающие из земли, словно кривые зубы. Ангел. Ощущение ужасающей потери, когда он понял, что не может даже приказать своим ногам бежать. Невидимая горячая пика, вонзающаяся в каждый уголок его тела. Даже его собственный рациональный ум замкнуло, давая возможность поверить в то, что боль была реальной, без возможности даже догадаться, что это просто одна из игр разума, вытворяемых ангелом. Твоя клятва верности, потребовал ангел. Поклянись. Чонси не хотел вспоминать, что произошло дальше. Он испустил стон. Он был дураком. Он не понимал значения того, что ему приказали дать. Ангел дезориентировал его, пытал его, ослепил его, отнял его право отвечать за себя. Чонси дал клятву, чтобы прекратить, наконец, эту призрачную боль. Всего пара произнесенных слов, которые оказались его погибелью. Господин, я стану твоим рабом.

Он резко махнул рукой, опрокидывая чернильницу и стеклянное пресс-папье на пол.

— Черт бы его побрал!

Около дальней стены что-то шевельнулось. Тело Чонси напряглось, как струна.

— Кто там? — спросил он хриплым от ярости голосом. Он ожидал сбивчивых извинений одного из слуг, но вместо этого услышал гладкий женский голос.