«Священная Римская империя»: притязания и действительность - Николай Колесницкий

Николай Филиппович Колесницкий

«Священная Римская империя»: притязания и действительность

ВВЕДЕНИЕ

Средневековье уважало традиции древности. Варвары разрушили Западную Римскую империю и создали на ее развалинах свои королевства. Они унаследовали латинский язык для нужд своей государственности, религиозного культа, науки и просвещения. Вместе с тем Средневековье унаследовало и традицию мировой Римской державы. Рим продолжал считаться главой мира (caput mundi), а Римская империя – государством, обнимающим весь мир. Уже готские короли подражали царствовавшим ранее римским императорам. Новую силу традиция мировой Римской империи приобрела с тех пор, как в Западной Европе появились большие средневековые государства. Король франков Карл Великий объявил себя в 800 г. римским императором, а свое государство считал продолжением Древней Римской империи. В 962 г. германский король Оттон I, укрепив свою власть над Германией, занял Рим и опять возродил Римскую империю, получившую позже пышное наименование «Священная Римская империя германской нации». Впрочем, это была не единственная в те времена «Римская империя». С большим основанием Римской (Ромейской) империей называлась Византия (Восточная Римская империя), которая отделилась от Западной Римской империи в 395 г. и просуществовала до падения Константинополя под ударами турок в 1453 г. Притязания на римский императорский титул выдвигали и многие другие западно– и восточноевропейские монархи.

Традиция мировой Римской державы была увековечена христианско-католической церковью. После падения императорской власти в западной части Римской империи в 476 г., главенство над Римом получил епископ «вечного города», присвоивший себе имя папы. Свои притязания на вселенскую власть и римское наследие папа обосновывал ссылками на «патримонию св. Петра» и «дар императора Константина». Теоретики католицизма объявили Римскую империю последним земным царством, после которого наступит вечное «царство небесное». Эта теория еще более увеличила притягательную силу римского императорского титула. Само собой разумеется, что она лучше всего обосновывала притязания на мировое господство. Другое дело, подкреплялись ли эти притязания реальной политической силой и соответствовала ли феодальная действительность идее мировой монархии.

Эти вопросы и встают прежде всего при рассмотрении истории «Священной Римской империи». На них пыталась так или иначе ответить немецкая историография, дискутирующая вот уже более 150 лет проблему императорской политики в Италии и последствия этой политики для исторических судеб средневековой Германии. Следует сказать, что литература по этой теме поистине необозрима; для ознакомления с ней современный читатель вынужден обращаться к помощи специальных обзоров[1]. Столь большой интерес к истории далекого прошлого объясняется тем обстоятельством, что буржуазные историки зачастую ищут в судьбах и превратностях «Священной империи» разгадку для современных политических ситуаций, прежде всего для оправдания внешнеполитических доктрин.

Либеральная историография XVIII-XIX вв. в лице Ф. Шлоссера, Г. Гервинуса и др. порицала императорскую политику германских королей за ее антинациональную направленность, видя в ней причину государственного распада Германии, за который приходилось расплачиваться немцам в новое время перед могущественными и сплоченными европейскими государствами. В период борьбы за государственное объединение Германии разные концепции императорской политики и «Священной Римской империи» служили историческим обоснованием плат форм велико– и малогерманской политической ориентации. Во времена фашизма оценка «Первой империи» и итальянских походов германских королей диктовалась соображениями внешнеполитической агрессии – захвата «жизненного пространства», в частности «натиска на Восток». После второй мировой войны поборники «атлантического единства» объявили «Первую империю» моделью для создания «Объединенной Европы». Совершенно ясно, что такой откровенно тенденциозный подход к исторической проблеме лишает возможности научно ее истолковать.

Политическая заостренность борьбе мнений вокруг «Священной Римской империи» была придана разразившимся в середине XIX в. спором Г. Зибеля с Ю. Фиккером. Прусский историк Г. Зибель, придерживавшийся малогерманской политической ориентации (объединение Германии под эгидой Пруссии и без Австрии) выступил против хвалебных гимнов в адрес «Священной Римской империи», содержащихся в книге известного немецкого историка В. Гизебрехта[2].

Зибель указал на пагубные последствия итальянской политики германских королей как для национального единства Германии, так и особенно для «более перспективной», по его мнению, захватнической политики на славянском Востоке. Эта империя, созданная не на национально немецкой, а на универсалистской основе, носила в себе, по словам Зибеля, с самого начала источник распада и надолго затормозила национально-государственное сплочение Германии. По представлениям Зибеля, немцы уже в X в. составляли единую нацию; им недоставало только централизованного государственного устройства[3].

Против этой сугубо отрицательной оценки «Священной Римской империи» выступил австрийский историк и сторонник великогерманской политической ориентации (объединение Германии под эгидой Австрии) Ю. Фиккер. Он доказывал, что средневековая Германская империя не являлась ни национальной, ни мировой, но в условиях того времени представляла «самое совершенное государственное образование... призванное разрешить как национально-германские, так и мировые проблемы». Распад этой империи, по мнению Фиккера, имел тяжелые последствия как для Германии, так и для Европы в целом[4]. По Фиккеру, Германия, лишенная в те времена национального единства, смогла объединиться на основе идеи всемирной монархии, и это созданное императорами единство ни в какой степени не являлось помехой на пути национального и государственного развития других европейских народов, а скорее даже способствовало ему (заметим, что этот мотив неизменно фигурирует в современных оценках «Священной империи» историографией ФРГ). Обосновывая историческую необходимость захвата Германией Италии и создания империи, Фиккер указывал, в частности, на то, что таким путем императоры решали жизненно важные внутри– и внешнеполитические задачи: ставили в более тесную зависимость южногерманские герцогства Швабию и Баварию, которые до того времени делали попытки расширить свои территории за счет захвата итальянских земель; вытесняли из Италии своих конкурентов – королей Бургундии и императоров Византии; подчиняли папство интересам своей политики, в частности для установления полного господства над немецким епископатом; утверждали германскую гегемонию в Западной Европе и использовали ее для форсирования «восточной политики».

Итак, если Зибель утверждал, что итальянские походы и созданная в результате их «Священная Римская империя» являлись причиной последующей германской катастрофы, то Фиккер, наоборот, считал все это условием процветания и свидетельством величия Германии. По его мнению, отрицательные последствия для внешнеполитического положения Германского государства имел только захват Штауфенами в конце XII в. Южной Италии и Сицилии.

Зибелевско-фиккеровский спор надолго определил направление дискуссий немецких историков об итальянской политике германских королей. Г. Белов и Ф. Керн, поддерживая в целом точку зрения Зибеля, указывали на бессмысленность и бесперспективность императорских походов в Италию и противопоставляли им «более выгодное» восточное направление немецкой экспансии. Они не видели никаких реальных мотивов итальянской политики, кроме ослеплявшей императоров каролингской традиции, а саму эту традицию считали чистой фикцией. Эти авторы порицали внутригерманскую политику императоров, в особенности Штауфенов, за попрание национальных интересов страны, отказ от союза с городами, который мог бы привести к укреплению единства государства. По мнению Г. Белова, все трудности германского средневекового государства были так или иначе связаны с императорской политикой в Италии. Императоры вынуждены были идти на роковые уступки князьям, чтобы заручиться их поддержкой для организации итальянских походов. Полемизируя с И. Галлером, утверждавшим, что господство над Италией делало короля независимым от князей, Белов указывал, что в действительности все было наоборот: король попадал в зависимость от князей именно из-за итальянской политики[5]. По мнению Ф. Керна, итальянская политика германских королей была ошибочной и бесполезной. Она повинна в том, что Германия отстала от Франции на целых шесть столетий[6].