Награды не будет - Роджер Желязны

Роджер Желязны

Награды не будет

Я вошел в зал и протиснулся вперед, поближе к сцене. Я специально явился пораньше, хотя обычно не стремлюсь пробиться в первые ряды. И прежде не стремился, когда слушал его или других президентов. На сей же раз мне это было почему-то очень важно.

Удача! Свободное место как раз там, где мне нужно. Я уселся.

Моя нога как-то странно онемела, словно заснула. Вся целиком... Ну ладно, пусть отдохнет. Времени полным-полно

Пора? Нет. Тьма. Да-да, уснуть...

Я глянул на часы. Еще несколько минут есть. Рядом кто-то курил. Неплохая мысль. Доставая сигареты, я вспомнил, что бросил курить, но почему-то сигареты у меня все же были. Ладно, неважно. Так, возьмем сигарету. Прикурим. (Рука не слушается. Попробуем другой рукой.) Я чувствовал какое-то странное напряжение. И не мог понять причину. Ничего, затянемся поглубже. Ну вот, уже лучше. Хорошо.

А это кто? Ах да...

Коротышка в темно-сером костюме вышел на сцену откуда-то справа и проверил микрофон. Гул в зале на минуту стих. Затем опять возобновился. Коротышка, удовлетворенный, ушел.

Я еще разок затянулся и уселся поудобнее.

Отдохнуть. Да. Уснуть, уснуть... Да... Уснуть...

Вскоре на сцену с обеих сторон стали выходить люди и рассаживаться. Ага, вот и губернатор. Он будет выступать первым, скажет несколько слов, открывая собрание.

Этот человек на сцене... слева... Я видел его много раз; на фотографиях он всегда рядом с президентом, но имени его никогда не указывают. Небольшого роста, с брюшком, редеющие волосы песочного цвета; темные, неспокойные глаза за толстыми стеклами очков... Я был уверен, что он член, а возможно и шеф, элитной группы телохранителей-телепатов, которая всегда сопровождает президента во время его публичных выступлений. Телепатия была официально признана всего несколько лет назад, и с тех пор лишь небольшой группе людей предоставили возможность полностью развить в себе эту способность. В данном случае обладавшие ею были идеальными агентами; дар телепатии позволял свести к нулю опасность при выступлениях президента на публике: несколько агентов-телепатов, усевшись в разных концах зала, могли следить за общим настроением аудитории и мгновенно выявлять любые отклоняющиеся от нормы мысли, прежде всего связанные с возможным покушением на президента, и передавать эту информацию Секретной службе. Таким образом устранялась даже сама возможность попытки покушения, не говоря уж о ее осуществлении. И в данный момент кто-то из них вполне мог читать мои мысли...

Только тут он ничего интересного не обнаружит. Нет оснований для беспокойства.

Я потушил окурок. Взглянул на телевизионщиков с их камерами. Осмотрел зал. Потом вновь уставился на сцену. Губернатор как раз пошел к микрофону. Я скосил глаза на часы. Минута в минуту.

Пора? Нет. Чуть позднее. Он сам скажет когда. Когда...

Аплодисменты смолкли, но шум в зале не прекращался: он то усиливался, то стихал. Как шум волн. Сперва я никак не мог определить, что происходит. Потом до меня дошло, что шум доносится с улицы. Гром. Должно быть, идет дождь. А я и не заметил, чтобы погода портилась, когда я сюда шел... Не помню ни туч, ни...

Я вообще не мог вспомнить, какая стояла погода и какое было время суток: темно было или светло, тепло или прохладно, ветрено или тихо... Ничего не помнил — ни о погоде, ни о чем-либо еще.

Ну и ладно. Какая, в конце концов, разница? Я пришел сюда, чтобы послушать и посмотреть. Пусть себе идет дождь. Это не имеет ни малейшего значения.

Я выслушал речь губернатора, всего шесть минут, и даже похлопал ему, пока репортеры щелкали вспышками, запечатлевая застывшие лица. В зале слышались громкие возгласы; они болью отдавались у меня в ушах, даже в виске заломило. Время тянулось страшно медленно. Вот президент поднялся и, улыбаясь, вышел вперед. Я глянул на часы и откинулся на спинку стула. Отлично. Просто прекрасно.

И тут я вдруг ощущаю, что словно бы нахожусь в тире, а на стене ряд лиц над грубо вырезанными из картона силуэтами людей. Они ярко освещены. Я стою в другом конце, левая рука опущена. В руке пистолет. И тут он говорит мне. Говорит. Необходимые слова. И когда я их слышу, я хорошо знаю, что мне надо делать. Что именно мне надо сделать, чтобы получить эту награду, приз. Я проверяю пистолет не глядя, поскольку неотрывно смотрю перед собой. Там одна мишень, вполне конкретная, которую я должен поразить, чтобы выиграть приз. Стремительным, но плавным движением — никаких рывков! — я поднимаю пистолет, целюсь и нажимаю на спуск с той самой силой, которая необходима. Картонные силуэты слегка двигаются, порой довольно хаотично. Но это не имеет значения. Звучит один-единственный выстрел. Моя мишень падает. Я выиграл приз.

Чернота.

И тут я вдруг ощущаю, что словно бы нахожусь в тире, а на стене ряд лиц над грубо вырезанными из картона силуэтами людей. Они ярко освещены. Я стою в другом конце, левая рука опущена. В руке пистолет. И тут он говорит мне. Говорит. Необходимые слова...

Позади меня кто-то вскрикнул... Звон в ушах постепенно стих, когда президент поднял руку, помахал и медленно повернулся... Голова по-прежнему болела. Словно меня только что треснули по башке. Странно. Я коснулся пальцами головы. И ощутил боль. Болезненным было вполне конкретное место, но никакой раны я не нащупал. Кожа была цела. При этом я почему-то с трудом ощущал и свои пальцы, и то, что они ощупывают. Казалось, вокруг этого болезненного места все онемело. Интересно, что бы это могло значить?

Крики и аплодисменты стали стихать. Он начал речь.

Я постарался как-то встряхнуться. Что же со мной произошло и что происходит? Я не помню, какая была погода на улице, голова болит... Может, еще что-то не так?

Я попытался вспомнить, как попал в этот зал; мне хотелось понять, почему я не помню, что собиралась гроза.

И тут до меня дошло, что я вообще ничего не помню: ни как добирался сюда, ни на чем приехал — на такси? на автобусе? на частном автомобиле? пешком? Не помню, что ел на завтрак нынче утром и ел ли сегодня вообще, а если ел, то где и когда. Я не помнил даже, как одевался.

Я снова ощупал кожу на голове. Как и в прошлый раз, что-то словно мешало мне, предостерегало: не трогай! — но я переборол это чувство, внезапно подумав, что меня, возможно, били по голове и теперь амнезия дает об этом знать.

Может, именно так и было? Или это несчастный случай? Ударился затылком, а потом весь день где-то шатался, пока нечто не навело меня на мысль, что я собирался прийти сюда и послушать выступление президента. Вспомнив об этом, я вознамерился достигнуть поставленной цели, и это совершенно отвлекло меня от полученной травмы. Наверное, так...