Милый птенчик - Григорий Цуркин

Григорий Цуркин

Милый птенчик

Стоило моему другу Паше Шульгину, маленькому, подвижному студентику, плотно пообедать, закурить, как сразу же его осеняло беспокойное, мечтательное вдохновение. Лежа где-нибудь на траве в своем вечном коричневом спортивном костюме, он начинал фантазировать с полным отрывом от земной поверхности. И для большей убедительности почти всегда ссылался на последние достижения современной науки. Он и сам, вероятно, давно переселился бы на облака, если бы вслед за ним не протягивалась мощная длань Славы Белугина и моментально не стягивала фантазера вниз, советуя держаться великолепной земной растительности.

И хотя по своим характерам друзья были глубоко различны, это не мешало им дополнять друг друга в полном соответствии с законом единства противоположностей.

Недаром в институте их называли непримиримыми друзьями или неразлучными соперниками.

Часто по вечерам, сойдясь вместе перед отходом ко сну, мы располагались где-нибудь на скамье. И тут Паша, осмотрев небо и заметив восходящую Луну, сразу изрекал очередную гипотезу.

— А что, если Земля со своей Луной всего-навсего обыкновенный атом водорода? Причем Земля — ядро, а Луна — электрон. И находится этот атом где-нибудь в булыжнике другого непостижимо огромного мира, размеры которого мы себе и представить не в состоянии. Ну, так же, как, например, муравей не может представить себе размеров кита. И живут в этом огромном мире какие-нибудь необыкновенные великаны. Возьмет вдруг один из них этот булыжник и бросит его куда-нибудь в нехорошее место. А мы на своем ядре будем копошиться, сдавать зачеты, спорить…

— Ну что ты будешь делать? — моргал белесыми ресницами Слава. — Что же, по-твоему, институт бросать надо, зачетов не сдавать? И госэкзамены тоже?

— Да ведь это я так… В порядке движения мысли.

— И чего только не лезет в твою очкастую башку! Как в мусорный ящик. Ведь твоими фантазиями и курицу не накормишь.

— Неправда! — горячился Паша. — Без фантазии и науки быть не может.

Подобные дуэли часто завершались употреблением обидных эпитетов, и так как Слава кончал факультет механизации, то заслуживал наименования шкворня, а зоолог Паша довольствовался званием мокрой курицы.

Споры эти могли бы продолжаться до бесконечности, если бы вскоре после госэкзаменов мы со Славой не втиснули Пашу вместе с огромным рюкзаком в вагон скорого поезда. Перед самым отходом Слава пожал ему руку и напутствовал в последний раз:

— Заповедник «Лукоморье» — учреждение определенно серьезное. Держись солидней. Не вздумай спороть что-нибудь из области лунных электронов. Моментально вылетишь оттуда вместе со своим верблюжьим рюкзаком со скоростью электрона.

— Не волнуйся! Вечер по поводу присвоения мне ученой степени доктора без тебя не обойдется, — добродушно парировал Паша, сверкая очками, — я приращу тебе ноги страуса, и ты будешь…

Дальнейшее заглушил густой гудок электровоза, и Паша уехал. Вскоре и Слава завершил свою дистанцию где-то в совхозе около Кустаная, и оба они долго держали меня в неведении относительно своих успехов. Я стал подумывать о том, что наконец-то нашлась черта, общая для обоих характеров, но однажды обнаружил в почтовом ящике небольшой голубой конверт.

Письмо было недлинное, шутливое и какое-то сумбурное.

«Друже Портос!

Не сердись. Чтобы молчать, причин было немало. Живу в прикаспийских прериях, вдали от шумной цивилизации. И какая прелесть эта жизнь! Скакать на коне, махать топором, сгибаться над книгой, рассекать воду веслами и, сраженным усталостью броситься в постель и спать, видя странные сны, где мечта всегда достигает цели.

Прости лирику! Вышли мне очки — 5 диоптрий. Мои слопал страус, а без очков я, как Слава без ног. Кстати, что с ним? Так он вообще парень неплохой, но грубовато сколочен.

Очки шли по адресу: г. Птичьи острова, заповедник „Лукоморье“, Шульгину П. Пиши. Буду отвечать. Жду очки».

И за месяц я получил еще три письма, в которых было немало любопытных сведений, освещающих деятельность моего друга.

«…Сообщаю, что работаю в области вегетативной гибридизации. Если твои агрономические мозги еще не потеряли способности воспринимать живую жизнь, попробую объяснить современное состояние этой отрасли. Есть много способов радикального изменения привычного строения птицы. Переливать белок яйца, скажем, из гусиного в куриное яйцо. Получим крупные экземпляры гусекурицы и гусепетуха. Также изменяет особи пересаживание яйцеклетки или зародыша половых желез и хирургическое сращивание организмов.

…Хочу познакомить тебя заочно с шефом моим, доктором Золотухиным.

Во-первых, он Сергей Васильевич. Коренастый, маленький, голова круглая, бритая, и знаний в ней хватит на добрый десяток таких молодцов, как мы с тобой. Забыл. Снизу к голове подвешена пышная белая борода, от которой всегда пахнет „Красной Москвой“.

Если наши изыскания придут к счастливому завершению, то мир животных будет значительно обезображен…

…Вчера шеф, ходя по комнате и держа руки в карманах, долго молчал, а потом глубокомысленно изрек:

— Старостью, между прочим, заболевают люди из-за глупой боязни не делать выходок, несвойственных возрасту. Так вот. Как же сломать зоологические барьеры и лепить из живых существ, точно из пластилина, все, что необходимо человеку в данном случае? Если бы удалось это, я непременно прилетел бы в Москву на крылатой лошади…

…Целой группой сейчас мы работаем именно над проблемой подобного скрещивания. Пока это только бессонные ночи и малоудачные эксперименты.

…Вчера из вольера вырвался страус, и мы целые сутки гонялись за ним на лошадях. Еле заарканили. Ты умеешь набрасывать лассо? И, конечно, тебе неизвестно, что такое струтиомимус? О-о! Страшная вещь!..»

Если бы в конце письма он добавил, что у турецкого бея под самым носом шишка, тогда все стало бы на свое место. Можно было бы не ждать дальнейших писем.

И я действительно до самой весны писем больше не получал.

И, наконец, почти через год появилось письмо.

«Агроному из министерства!

Если вы со Славой надумаете поздравить меня с благополучной защитой кандидатской, вы не очень ошибетесь.

Тема: „К вопросу о страусовых гибридах в условиях прикаспийских степей“. Видал? А ты сидишь в столице и напрасно переводишь бумагу. Недавно наш Сергей Васильевич обронил мысль, над которой следует поразмыслить. „Животный мир, в том виде, в котором мы его застали, есть результат определенно направленной эволюции, и стоит расширить поле произвольных вегетативных скрещиваний, и мы получим живые образцы необычных, весьма причудливых существ“. Дошло? Это тебе не восковая спелость исходящей за № 001. И вообще у нас в заповеднике столько новостей! Жаль, что не все ты сможешь оценить как следует. Кстати, когда у тебя будет отпуск? Отвечай сразу.