Страдания графа Моргена - Яцек Собота

Собота Яцек

Страдания графа Моргена

Яцек Собота

Страдания графа Моргена

Перевод. Вайсброт Е.П.. 2002.

Печально то, что страдания,

пожалуй, единственный безотказный

способ пробудить душу ото сна.

Сол Беллоу. "Гендерсон, король дождя"

1

Хваааатит! - крикнул граф Морген, владелец замка Кальтерн. Однако палач знал лучше.

Породистое тело графа блестело каплями пота, холодного, как смерть.

Зрачки совершенно голубых глаз Мортена стали огромными от боли и муки. И экстаза. Его нагое тело возлежало на прогнившей от грязи скамье, а многофункциональный механизм для истязаний растягивал его до предела человеческой выносливости.

Механизмом управлял безымянный палач, человек по природе угрюмый и молчаливый. Его будто топором вырубленное лицо тонуло в глубокой тени. Подвал освещал одинокий факел, висящий у входа.

Последний оборот маховичка, нежный, как прикосновение крыла бабочки, и граф с тихим вздохом потерял сознание. Минутой позже что-то опасно затрещало - палач не мог сказать, то ли это были натянутые ремни, то ли чрезмерно растянутые суставы графа. Возможно - и то, и другое.

Он аккуратно опрыскал бледное лицо Мортена водой, поддерживаемой при комнатной температуре.

Граф открыл глаза и улыбнулся. Тридцать лет назад это была бы улыбка хищная, теперь же всего лишь грустная.

- Развяжи, - приказал Мортен.

Он полежал еще некоторое время, осторожно массируя запястья.

- Когда-нибудь... - Мортен замолчал, морщась от боли, - когда-нибудь ты растянешь меня слишком сильно. И тогда...

Граф погрозил палачу пальцем прирожденного арфиста, но даже это движение оказалось болезненным, поэтому он тут же замер.

Тем временем палач, в согласии со своей натурой, молчал. Граф высоко ценил его сдержанность. Он требовал того же от всего персонала замка. Разговорчивость не входила в обязанности палача, любившего свою работу и ни за что на свете не захотевшего бы остаться без нее. Поэтому он стоял неподвижно рядом с пыточным механизмом - делом всей его жизни. Молчаливый, холодный и безучастный, как камень.

- Завтра - розги, - решил граф. - Ничто так хорошо не помогает кровообращению, как хорошая порка. Особенно если кровь голубая, то есть холодная по природе.

Наконец граф приподнялся, но упал бы, не поддержи его возникшая вдруг из темноты рука палача, Мортен собрался с силами и встал на ноги.

- Влажно здесь, - буркнул он и вздрогнул.

Палач мгновенно подал ему пелерину кровавого цвета. Это был очень практичный цвет.

Когда Мортен покидал подвал, истязатель неподвижно стоял в прежней позе. Граф подумал: "Неужели, оставаясь в одиночестве в подвале, палач все время ведет себя так?"

С годами Мортен привык считать палача одним из многочисленных устройств для причинения страданий и пыток, которые используются лишь по мере надобности.

Граф не без труда поднялся по крутым каменным ступеням.

- Стар я стал, - проворчал он. Он заметил, что последнее время полюбил разговаривать сам с собой. В конце концов, он был единственным интересным собеседником в замке Кальтерн.

Добравшись наконец до своей комнаты, он почувствовал себя очень утомленным. С облегчением уселся в инкрустированное кресло. На стене перед его глазами висел портрет женщины. Взглянув на портрет, Мортен неожиданно заплакал.

2

Художник вышел из палатки и вздохнул полной грудью. Поднималось солнце, над бескрайними, казалось, вересковьями висела легчайшая, как пух, утренняя дымка. Картина была настолько притягательной, что художник, не теряя ни минуты, растянул полотно на станке и принялся набрасывать эскиз. Он так увлекся работой, что не заметил двух всадников, приближавшихся с севера, со стороны замка Каль-терн. Увидел их, только когда стук копыт раэвеял тишину. Судя по "Безглавому орлу" - гербу на накидках всадников, - это были люди графа Моргена.

Замок Кальтерн пользовался дурной славой. Граф Мортен не без причины считался чудовищем и отшельником. Он ни с кем не водил дружбу, ему абсолютно ни к чему были хорошие отношения с соседями. Бродячие трубадуры распространяли слухи, будто граф обожал кровь новорожденных. Поговаривали даже, что он был энергуменом, (* Энергумен (старинное) - опутанный дьявольскими чарами, подданный злого духа. С древнегреческого: являющийся объектом воздействия. - Примеч. пер.) но, конечно, в мужицких сплетнях была масса преувеличений. Одно не подлежало сомнению: редко какой одинокий путешественник не завершал свой путь именно в окрестностях замка Кальтерн. Что с ними происходило - неизвестно. Некий философ сравнил однажды жизнь человеческую именно с дорогой, заканчивающейся всегда для всех одним и тем же. Известно было и то, что граф Мортен принимал в замке субъектов по меньшей мере странных - изгнанных из других замков и городов авантюристов, выдававших себя за алхимиков.

Наездники осадили лошадей в неполных десяти шагах от художника.

- Приветствую вас, господин, - проговорил старший по возрасту и, вероятно, по положению. - Недурная картинка.

- Ах, это всего лишь abozzo. - Художник пытался скрыть страх за развязностью.

- Э?

- Abozzo, эскиз, набросок картины.

- Похоже, будет красиво, - вставил молодой, чье. лицо было покрыто рубцами.

- Я рисую по поручению князя Сорма и нахожусь под защитой его княжеской милости, - на всякий случай решил раскрыть свой статус художник.

- Вы, господин, находитесь на землях графа Моргена.

- О, уверен, граф не имел бы ничего против...

- Граф... приглашает вас, господин, в замок Кальтерн, - прервал художника старший из наездников.

- Но откуда графу Моргену было знать, что сейчас я нахожусь именно здесь?

- Граф не знал, господин. Граф - человек очень гостеприимный и приглашает к себе всех путешественников, оказавшихся на его землях. Как ни странно, но до сих пор никто еще не отказывал нашему господину.

Художник почувствовал, как у него вспотели руки. Очень плохая примета в художественном ремесле. Он глянул на север, где вдали, почти на самом горизонте, возвышалась угрюмая глыба замка Кальтерн.

Предчувствия у него были скверные.

3

Одинокая каменная башня вздымалась высоко над стенами замка. Если верить жутким легендам, то в таких именно башнях обычно содержали строптивых и красивых принцесс, которых затем спасали из узилища гордые, храбрые, бравые, жаждущие богатства и славы парвеню. Художник, к сожалению, не мог рассчитывать на подобную благосклонность судьбы. Проходила неделя за неделей, а он все еще пребывал в неволе.

В комнате под крышей башни безраздельно царила влажность, а художник многие годы страдал ревматизмом. Суставы ему выворачивала боль, а душу одиночество. Лишь узкое окно в комнате выходило на юг, прямо на вересковья. Художник глядел на бескрайнюю равнину и страдал.