Запоздавший реквием. Сборник рассказов - Мушфиг ХАН

Запоздавший реквием

Сборник рассказов

Мушфиг ХАН

С любимыми не расставайтесь,

И каждый раз навек прощайтесь

Когда уходите на миг!

Редактор Нарханум Рагиф Джафарова

Редактор Елена Сергеевна Арсланова

Дизайнер обложки Теймур Физули Фарзиев

© Мушфиг ХАН, 2017

© Теймур Физули Фарзиев, дизайн обложки, 2017

ISBN 978-5-4485-4097-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Неустрашимый

С глубоким почтением к героически сражавшейся в обороне Москвы под селом Пустинка Новгородской области азербайджанскому снайперу Зибе Ганиевой и всем участникам Великой Отечественной Войны…

– Зиба!

Крик Надежды Александровны заставил меня вскочить и, не понимая, что же происходит, я мгновенно произнесла:

– Всегда готов!

Приветствие пионера (я очень любила это делать и не могла расстаться с этой привычкой, хотя уже 2 года была комсомолкой) заставило почувствовать, как сильно затряслось моё плечо. Мне даже показалось, что звали совсем не меня. Шарящая в воздухе рука пыталась отыскать кончиками пальцев какую-то точку равновесия. Что же происходило на самом деле? Через несколько секунд я осознала, как приклад ружья упирался в плечо, а пальцы искали спусковой курок. Но разве сейчас кто-то смог бы понять меня здесь, на уроке Советской литературы? Поняв, что лучше промолчать, я просто опустила руку.

– Зиба, что с тобой случилось?

Спокойным, терпеливым шагом учительница подошла к моей парте и остановилась напротив меня. Я вновь хотела встать, но, осторожно опустив руку на моё плечо, она продолжила:

– Садись, садись. Ты не слушаешь меня?

Я совсем не слушала её. Она была права. Я даже и не думала отвечать на её вопрос. Всё плечо вновь покрылось мурашками. Я чувствовала, как сильно стала дышать всей грудью. Левая часть как будто торопилась. Непроизвольно положив правую руку на плечо, постаралась успокоиться. Это одна из важных частей тела для снайпера, особенно если это женщина, говорил когда-то папа. Родное место для приклада ружья, самое послушное и тёплое гнездо. Мурашки всё ещё бегали по плечу, а пальцы не могли оторваться от поглаживания. Запах пороха окутывал моё воображение. Ариф сидел за первой партой, справа от меня, и не скрывал своих тайных страстных взглядов. Заметив его пристальное внимание, я вдруг проснулась от глубокого сна.

– Слушаю Вас, Надежда Александровна, – наконец, заикаясь, смогла выговорить я.

– Повтори тогда, о чём же я рассказывала, – решила проверить меня учительница.

– Справедлива та война, которая неизбежна, – повторила я.

Наверно, вы тоже догадались, что я абсолютно не слушала рассказ учительницы. Но решила хоть что-то сказать, чем, похлопывая глазами, просто молчать. И, кажется, мне повезло. Я знала наизусть одно из предпочитаемых и часто используемых ею высказываний. Надежда Александровна любила, произнеся эту фразу, осмотреть весь класс и переспросить кого-то на всякий случай, чтобы быть уверенной, что её все слушают. На этот раз «жертвой» её разведки стала я.

В классе воцарилась тишина, несмотря на то, что пару минут назад прокатилась волна смеха над моими, никому не понятными действиями.

Это событие произошло давно – весной 1942-го года – когда мы учились в десятом классе. Папы уже не было в живых. Придя домой, я рассказала маме о случившемся на уроке. Сначала она немного рассмеялась, но узнав о моём желании уйти на фронт, загрустила. Делать было нечего, я была категорична в своём решении.

Когда мама пошла на кухню, чтобы накрыть на стол, я быстренько поднялась на чердак. Осторожно проводя рукой по небольшой кучке сухого сена, я нащупала оставшееся от папы ружьё. Странно, но руки совсем не тряслись. Ах, как же надменно мой указательный палец держался на спусковом курке!

Вдруг я заметила бурое пятно размером с двадцатикопеечную монету, на стволе ружья. Я была в бешенстве. Как же оно могло покрыться ржавчиной?! Я же почти каждую неделю протирала «моего любимого друга», смазывала маслом и берегла как зеницу ока. Это было единственное, что осталось после смерти папы. Я даже дала ему имя «Неустрашимый».

Услышав зов мамы, я быстро спустилась к столу.

– Неустрашимый, вернусь, перевяжу твою рану, – поцеловав ствол ружья, прошептала я.

Неохотно хлебая обед, я только и думала о его «ране». Интересно, можно ли очистить пятно и покрыть лаком для ногтей…

***

В те годы, о которых я начала рассказывать, почти все одноклассники влюблялись и любили друг друга. Наверно, многие из них растолковали моё летание в облаках совсем иначе. Но всё это было абсолютно неинтересно для меня. Когда мы учились в выпускном классе, то девять моих одноклассниц почти не приходили на занятия. Две из них сбежали со своими любимыми (не могу удержаться от смеха, когда вспоминаю, как их потом отыскали и вернули к учёбе, а также предупредили, чтобы немного потерпели до окончания школы), а остальные обручились и через пару месяцев готовились сыграть свадьбу. Только мы вчетвером: я, сидящие рядом на последней парте Света и Гюльназ, а также Надежда Александровна – не имели любимых молодых людей. Я забыла сказать вам, что наша учительница была очень красивой белокурой женщиной с длинными кучерявыми волосами. Её милый героически погиб в прошлом году – в декабре 1941 – при обороне Москвы около села Пустинка.

***

Прошло два месяца, и мы закончили школу. Несмотря на не очень привлекательную внешность, Светку сразу же после выпускного звонка засватали. Жених оказался довольно симпатичным молодым человеком. Ну а Гюльназ всё ещё продолжала ждать своего принца на белом коне.

Дни пролетали скоротечно. Впереди последний экзамен – и школьная жизнь останется за плечами. Я очень серьёзно готовилась к каждому из них, и это радовало маму. Она переживала за меня, ведь я у неё была единственной отрадой в жизни. К сожалению, мама не хотела ничего слышать о том, что после сдачи всех экзаменов я отправлюсь на фронт. У неё были большие планы, связанные с моим будущим…

Меня не привлекали её планы. Выйти замуж, поехать выучиться на педагога и преподавать в одной из сельских школ, как Надежда Александровна, и много всякого в этом роде…

Я же каждую ночь перед сном мечтала совсем о другом плане. Я хотела отправиться на фронт и завершить дело отца, не зная точно, будет ли у него конец или нет. Одно знала точно – не хочу влюбляться. Что может быть лучше, чем любовь к Родине? Беречь и сражаться за неё – вот что является настоящей целью для счастливого будущего! Для каждого военного нет лучшего возлюбленного, чем Родина.

Родине не нужны имена героев. Их память должен увековечить народ. Ведь сила в единстве и мужестве. Нельзя быть просто героем на словах, на фотографии или на картинке в книге. Вера в победу и любовь к Родине – вот настоящие достоинства настоящего героя.

***

– За Родину! – проснулась я от своего крика. Попыталась встать, но сильная боль в левом плече прижала меня вновь к постели. Я не помню, сколько же часов или дней так проспала. Что происходило, и где я была? Комната, в которой я лежала, была слабо освещена, и вокруг не было ни души. Вдыхаемый воздух говорил, что я нахожусь в одной из палат больницы. Очередная попытка приподняться закончилась неудачей. Над головой висели разные шланги от системы, переливающей кровь и сжимающей мои руки. Просидев минут пятнадцать в приподнятом положении, я снова легла. Постепенно память стала возвращаться ко мне. Если я не проспала не совсем много, то, наверно, было 14-ое или 15-ое апреля. Может быть, даже 16-ое апреля. Последний раз я получила боевое поручение от командира нашего полка Джамала Гасымова 12-го апреля. Помню, как определила место вражеского снайпера и уже прицелилась. Но, видимо, сама стала мишенью противника. Не было смысла перебирать всевозможные предположения. Я была ранена, но жива. Единственное, что вызывало у меня досаду – это то, что упустила опасного снайпера по прозвищу Берлинский лис. Но уже было поздно о чём-то сожалеть. В течение трёх лет каждую секунду я воевала на переднем фронте и ни разу не ездила к маме. Да, целых 3 года…1942—1945…

Если бы была возможность, то, не задумываясь, и сейчас, поднявшись, отправилась бы на поле боя. Размышляя о происходящем, я ждала что, кто-то сейчас откроет дверь. Доносившиеся издалека звуки шагов приближались, но, едва достигнув двери, вновь отдалялись от моей палаты. Но это длилось недолго. На это раз дверь отворилась без стука. Медсестра, увидев меня с открытыми глазами, быстро выбежала в коридор (надо было закрыть глаза, когда открылась дверь). Я даже не успела произнести и словечка. На самом деле, я даже не проверила голос – может, я онемела. Хотя это невозможно, ведь проснулась же я от собственного крика. Может проверить? Собравшись силами, я крикнула в сторону двери: