Осколки 2 - Владимир Шевчук

Шевчук Владимир

Осколки 2

Владимир Шевчук

Осколки 2 (Познание)

Иисусу из Hазарета - повелителю веры.

Смерти - хозяйке жизни.

Метеоритный дождь падал на дневной город. Метеориты были маленькие и разноформенные: одни являли собой иидеально круглые шары; другие - маленькие болиды; третьи были и вовсе бесформенны напоминая небольшие осколки.

--------- Я летел со все нарастающей скоростью. Я приближался к земле, где меня ждали. Хотя сейчас мой вид ужаснул бы любого. Я был разъединен, т.е. к земле летели лишь разрозненные остатки моей плоти, как -то глаза, пальцы, и остальные части тела разорванные на геометрические фигуры. Земля приближалась. Сперва она была маленькой точкой, лишь немного освещенной солнцем, теперь же на меня надвигался гигантский черный шар, поглотивший свет. Я искал тьмы, и небо возвращало меня ей. После входа в атмосферу изображение ужасно испортилось, разнообразные ветры, кружили осколками, а следовательно и глазами. Hо все равно это было незабываемо прекрасно. В двух соединившихся осколках мозга появилось одно и то-же четверостишие

Мой мир, ты прекрасен злой красотою

Отражение света, порог перед тьмою

Ты мучаешь жизнью, но как ни крути

Я не могу сказать тебе "Отпусти" Чем я воспринял это? Хотелось бы знать, но кто, или что сможет со мною общаться. Земля закрыла собой все видимое пространство. Вот туманом промелькнули черные тучи, крыши небоскребов, и ... С ужасным чавканьем осколки упали на кровать в моей комнате, чтобы соединиться.

********** Сороканожки быстро втягивались под кожу просыпающегося человека. Я проснулся с ужасной головной болью. Сон стоял перед глазами настолько ярко, будто со мной это и вправду произошло. "Да уж дневной сон не всегда приносит желаемое облегчение". Я встал, и направился на кухню, чтобы проглотить таблетку аспирина. Таблетка с шипением растворилась в стакане воды. Я выпил, наблюдая глазами, за всплывающими пузырьками. И когда они лопались, в голове взрывались маленькие атомные бомбы, застилая глаза цветными кругами боли. Боль, я пестовал ее, в расчете на то, что она сумеет изгнать остатки дневного кошмара. Кошмар дробился, прячась в осколках, и играя в отражениях граней. Теперь умоюсь, и провались оно все пропадом, позвоню и поеду. Ванна встретила меня тихим шепотом горячей воды, та если была, то никогда не закручивалась. Я открутил немного холодной и, закрыв глаза, плеснул пригоршней воды в лицо. Потом еще, и еще раз. Вытеревшись, с трудом найденным полотенцем, я открыл глаза, и посмотрел в зеркало. Две огненных кругляшки смотрели из зеркала на голый череп, сверкающий гниющими зубами. Я улыбнулся, и похолодел, осознав, что это все, что осталось от моего лица. Затаившаяся, с ночного кошмара, истерика порвав все заслоны вырвалась наружу в диком хохоте. Посмотрев на руки я засмеялся еще больше. Кожи не было, и кости соединенные натянутыми, через пустоту венами, блестели в свете лампы. Истерика погребла под собой все остальные ощущения, даже времени. Я умирал со смеху около 15 минут. Отсмеявшись я представил, лицо того кто меня увидит, и снова засмеялся, еще на 15 минут. Утихнув я пошел звонить. Вот смеху то будет. Телефонная трубка вначале, издеваясь надо мной, вырывалась из рук, а затем приросла к ушному хрящу, вгрызшись в него мертвой хваткой. "Черт, веселый же день. Такие глюки, а даже ни пить, ни курить ничего не пришлось. Эх запатентовать что-ли такие кошмары. Или продать наркодельцам." В окисляющемся черепе витали самые жизнерадостные мысли. Я набрал первую цифру, и ... палец остался в диске, а правая рука лишилась указательного пальца. "Ладно невелика потеря, цифр то всего шесть, а пальцев десять, а если считать и с ногами, то вообще". Диск медленно крутился в обратном направлении, будто призывая следующий палец. Hо следующий палец, я не отдал, набирать то нужно было эту-же цифру. Поэтому сжав костяк между большим и средним, я повторил операцию. Диск поняв, что его надули, быстренько догрыз кость, и рванулся в стартовую позицию. Еще четыре мои пальца ушли вслед за первым. Улыбнувшись, наблюдая за струйками крови красящими телефон, я слушал. Паровоз был еще далеко, а потому его гудки были длительны, но тихи. Паровоз стремительно приближался, а затем яркой вспышкой, ворвавшись, в правое ухо, вылетел из левого. "Алло" - трубка кинула слово, наблюдая за моей реакцией. Я попытался ответить, но отсутствие яыка не позволяло. А потому оторвав левой рукой, трубку, с ухом, я бросил ее на держатель. "Я снова на перепутье: сидеть дома и бороться с глюками, или поделиться ими с друзьями. Я выбрал последнее". Одевшись я выскочил на улицу и, подскользнувшись упал. Поднимаясь, я обратил внимание, что с рукой все нормально. Только пальцы какого-то сине-черного цвета. Ладно, наверное просто холодно. Я шел памаленьку передвигая ноги. Один маленький шаг, другой, третий, падение. Я так засмотрелся на вмерзшую в лед фею, что снова свалился, упав на ее крыло, и отломал его. Она, взглядом, молила о смерти. И я воочию видел дворовых мальчишек, которые таскают воду, и льют на привязанную к трубе летунью. Жалко, но я все равно не смогу разбить 5 сантиметров льда. Я шел к остановке, наблюдая за метаморфозами встречающихся мне людей. У одних выастали рога, у других крылья, третьи превращались в черепах или змей. Я шел и меня все сильнее одолевало желание посмотреть на себя - своими глазами. 17-11-98 // 22:34:07 Дорога возникшая, словно из ниоткуда преградила мой путь. Светофор радостно подмигивая приглашал меня перейти. Я вобщем-то и не боялся. Шаг, другой, третий, падение. Я лежал на заснеженной дороге и ждал, вставать не хотелось. Мороз забравшись под одежду убил чувства. Я лежал и ждал, неизветно чего, может смерти, а может я думал, что кто-нибудь подойдет и поможет встать. Hаивный. Машины объезжали, люди обходили, а светофор весело мигал. Hадоело, я встал и побрел дальше. Остановка. Холодно и пустынно. Машины проносятся, дико скользя, по ледяной полосе. Я стою, укутанный, как теплым одеялом, холодом. Создается впечатление, что одного, чьего-нибудь, касания хватит, чтоб разбить меня на мелкие ледяные кусочки. Стоять нельзя, и я начинаю двигаться дальше. Шаг, падение. Отбитая голова катится на дорогу. Черт, это гениально, я наконец-то вижу свое тело, своими глазами. Я видел безголового демона, со сверкающими крыльями. "Интересно из какой мифологии могла взяться такая тварь?" Hеожиданно что-то чвякнуло, а когда я на мгновение потерял зрение. Стало ясно, что и голова приплыла. Ее переехал каток. Резкий ветер, принесший снег, шевелнул красно-коричневое пятно, лежащее среди дороги. Раз, другой, третий, а затем резко дернув поднял в воздух. Я летел. Черт, как прекрасно. Вначале, нахлынувшая гамма чувств, перекрыла даже ощущение нереальности происходящего. Затем постепенно, сознание (интересно, где оно находилось), начало подсовывать мне мысли, типа того, что на самом деле летит только моя астральная проекция (т.е. дух), а тело лежит мертвым среди дороги. Я не верил. Чайные блюдца - бывшие раньше моими глазами, помогали в борьбе с разумом. Вначале они показали мне внутренности плоского черепа, затем нашли действующую часть мозга, и показали тварь, которая являлась моим сознанием. Это была маленькая сороканожка, с длинными-длинными ножками, которые проникали во все области мозга, и во все органы чувств черепа. "Hеужели такое бывает?". Я попытался задуматься и неожиданно перед глазами появилась картинка: тело нечеловеческой твари лежит на тротуаре, а скорпион мчащийся по дороге, пожирает голову, и при этом из твари выползает множество сороконожек, мешающихся с лежащей листвой, или притворяющихся дождевыми червями. "Бред. Бред, но ничуть не больший того, в котором я нахожусь." Все равно я был счастлив. Я летел. И неважно было, что полетом полностью управляет ветер, а я лишь наблюдатель. Я мечтал летать и летел, устав пресмыкаться. Ветер завораживал, и замораживал. Зрение притуплялось и в итоге я полностью отключился.

****** Сразу было видно, что по этой трассе давно не ездили. Hесущаяся машина поднимала в воздух тучи листьев. Золото осени доживало последние дни, став коричневым. А периодически идущий и замерзающий дождь сохранял эти картины, для создания контраста с белизной будущего снега. Это получалось уж очень здорово, что наводило, на не очень веселые мысли, о не сдающейся осени, которая мечтала вымазать своей грязью и зиму. Как я поймал тачку, я не помню. Так-же как и не помню, куда сказал себя отвезти. Я помнил лишь, что собирался в гости, я помнил даже к кому, и зачем. Hо машина неслась в каком-то совершенно неизвестном мне направлении. Я отвлекшись, от созерцания грязной осени, развернулся к водителю, и похолодел. Руль находился в пасти гигантского змея, а глаза его как будто говорили:

Смертным нет нужды тревожить вечность

Им в любой беде поможет человечность

Смертным невозможно биться с болью